Кадмил пожал плечами. – Его тоже не сделать на коленке.
– Ну, значит, Золотой век наступит немного позднее, – примирительно сказал Акрион.
Кадмил отмахнулся:
– И без того дела пойдут неплохо. Мы же больше не сливаем пневму на нужды Локсия. Сейчас начнём работу. Проведём в Афины свет, воду горячую в бани. Машины построим... Весело будет, обещаю.
– С тобой-то скучно вообще не бывает, – засмеялся Акрион.
– Н-да, – Кадмил покрутил головой, разминая шею. Потом зачем-то быстро оглянулся и сказал негромко: – Знаешь, недавно я хотел завязать с враньём. Вообще не лгать никому. Достало. И что ж? Всё сегодняшнее выступление – один грандиозный обман. Мы ведь с Мелитой – не подлинные боги Эллады.
Он откинулся назад, опершись на руку.
– Всё сегодняшнее выступление – грандиозная правда, – Акрион поднял палец и покачал им в полутьме. – С небольшой долей обмана. Думаю, Гермесу, как богу плутовства, это позволительно.
– Гермесу… – Кадмил издал смешок. – Какой я, на хрен, Гермес? Даже неловко теперь, что так долго выдавал себя за олимпийца. И сегодня опять назвался его именем. Врал, зная, что на меня смотрит Аполлон и вся компания! Не разгневались они? А, как считаешь? Ещё превратят меня в паучка, как Фаланга…
Он помолчал, глядя вверх, туда, где Луна, докатившись до статуи Афины, застыла, словно балансируя на вершине копья.
– Мне вот чего думается, – продолжил он медленно. – Может, это настоящие боги покарали Батим? Может быть, Локсий и его сородичи просто достигли какого-то предела. Переполнили, так сказать, чашу божественного терпения.
– Кто молится о ветре – накличет шторм, – нейтрально сказал Акрион. Он хотел отпить ещё вина, но вино закончилось.
«Теперь он на самом деле верит в богов, – мысли текли неторопливо, с приятной тяжестью. – И я тоже. По-другому верю, крепче прежнего. Вот почему Аполлон не явился напрямую к Локсию или Кадмилу. Вот почему он предстал перед Фименией. Ни Локсий, ни Кадмил – тогдашний Кадмил – не были готовы услышать Аполлона. Да я и сам не был готов. Молиться и ждать, что тебя спасут – это ещё не верить. Верить – это открыть богу сердце. Боги обращаются лишь к тем, чьё сердце открыто. Чтобы дать людям алитею, Аполлон выбрал себе пророчицу с самой чистой душой. И через неё научил эллинов противостоять Батиму».
Кадмил крякнул и завозился, подбирая затекшие ноги, чтобы встать.
– Шляпу я свою просрал, – посетовал он. – Снова.
– Утром поищем, – утешил Акрион, поднимаясь следом. – Найдётся.
– Да пёс с ней, – возразил Кадмил. – Вот старая, что в Вареуме осталась – её жалко. Особенная была. Счастливая.
– Это та, которую ты ещё в Эфесе носил? – Акрион нахмурился, припоминая. – Такая потрёпанная?
– Точно.
– Не очень-то она счастливая, – заметил Акрион. – Тебя в ней вообще убили.
– Твоя правда. Но всё равно жалко. Пойдём-ка в аппаратную. Здесь комары, а там я еще кувшинчик припас.
Они спрыгнули вниз. Акрион прижал пальцем горошину в ухе.
– Горгий, – сказал он. – Ответь, Горгий…
Горошина молчала. Акрион выругался под нос.
– Го-о-оргий!! – заорал он, обращаясь вверх, туда, где на холме стоял старый стражник и его солдаты. – Включи приёмни-и-ик!
В ухе зашуршало.
– Слушаю, государь! – поспешно сказал голос Горгия.
– Ступай во дворец, – сказал Акрион. – Отдыхай. Я здесь останусь ещё ненадолго.
– Будет исполнено, государь, – откликнулся Горгий. – Только оно как-то того… Небезопасно. Мы бы лучше тут покараулили, а?
– Я сказал, отдыхай, значит, отдыхай! – притворно рассердился Акрион. – Со мной сам Гермес! Аполлон с Олимпа смотрит! Безопасней некуда.
– Как скажете, – виновато проговорила горошина.
– Всё, иди уже, – сказал Акрион и отключил передатчик. Следом за Кадмилом он обошёл орхестру и, пригнувшись, нырнул в низкую дверь у её подножия.
Здесь было темно, хоть глаз выколи.
– Сейчас свет зажгу, – пообещал Кадмил. Послышался шорох, звук удара и брань. Затем по низенькому помещению действительно разлился свет. Это была не обычная масляная лампа: мягкое сияние исходило от гранёного кристалла, без затей подвешенного на стене за верёвочку.
– Вот это да! – восхитился Акрион, разглядывая кристалл.
– Когда-нибудь такие в каждом доме будут, – гордо сказал Кадмил. Он поднял опрокинутый стул и водрузил его напротив удивительного вида устройства: металлического стола, на поверхности которого топорщились маленькие рычажки. Из-под стола тянулись в темноту блестящие жгуты. Тут же стоял массивный короб – один из усилителей, который должен был издавать самые низкие звуки.
Кадмил забрался с ногами на короб, запустил в него руку и выудил небольшой кувшин.
– Ну что, правитель эллинов, – пробка покинула горлышко с гулким хлопком. – За Золотой век!
– За Золотой век! – откликнулся Акрион. Он уселся на стул и хлебнул из кувшина. Вино, неразбавленное, моментально ударило в голову. Акрион огляделся в поисках воды. Воды не обнаружилось. Зато нашлось кое-что другое.
– А вот и твоя шляпа! – воскликнул он. Стул угрожающе накренился, заскрипел, но выдержал, и Акрион, дотянувшись, забрал с усеянного рычажками стола то, что на нём лежало, скрытое полутьмой.
Кадмил взял шляпу. Рассеянно повертел в руках. И замер, будто застигнутый взором Медузы.
– О-хэ, – позвал Акрион. – Что стряслось?
– Это не моя, – негромко произнёс Кадмил. – Моя новая была. Из телячьей кожи, мягкая. А эта старая.
Акрион пригляделся. И правда; в жёлтом свете кристалла было видно, что шляпа не просто старая – древняя. Грубой выделки кожа, вся в пятнах. Потертые поля, побитая тулья.
И тогда он вспомнил.
– Я видел её раньше, – сказал Акрион.
– Где?
Акрион провёл рукой по лбу. Вдруг стало холодно, и притом стиснуло грудь, словно каморку под орхестрой наполнили воды Ахерона. Хмель слетел разом, как не было.
– Где ты её видел? – спросил опять Кадмил, поднимая глаза.
– В Аиде. На голове Гермеса, – Акрион перевёл дыхание. Показал пальцем: – Вот здесь пятно. По нему узнал.
Кадмил вновь опустил взгляд на шляпу. Огладил её ладонью, расправил поля.
И улыбнулся.
– Что ж, – сказал он, – кажется, это теперь моё.
Акрион с силой взъерошил волосы.
– Ты понимаешь? – волнуясь, проговорил он. – Это же знак!
– Знак?
– Ты спрашивал, не гневаются ли боги из-за твоей лжи, – Акрион
