Лунный свет заполнил комнатку, облил мебель жидким серебром, в ворсе ковра запутались маленькие звёздочки. Лунный свет омолодил спящую женщину. Бледная кожа бывшей вампирши словно светилась, волосы золотились, как робкие рассветные лучики. Винсент застыл, глядя на это извечно любимое лицо. Это была она, прежняя Мира, не призрак Регины, не изъеденная пустотой оболочка. Глубкая страдальческая складка у бровей, печальные тени в углах рта — усталость вуалью лежала на этом лице. Усталось и не замеченное Винсентом прежде глухое отчаяние.
Поддавшись порыву, Винсент опустился перед кроватью на колени, взял Миру за руку, как прежде Донат.
— Я тоже виноват. Должен был почувствовать, как тебе плохо. Не должен был отступать, когда чувствовал твою ложь. Если б я чуть надавил — ты бы рассказала мне всё, — быстро-быстро заговорил он, торопясь сказать всё, пока Мира, может быть, слышит его. — Или нет? Наверное, нет. У меня нет ключей от твоей души, нет и никогда не было. Ты для меня — запертая шкатулка… Мира, ответь! — потеряв терпение, боясь предаться отчаянию, он затормошил её руку. — Ответь же…
Огонёк единственной свечи дрожал под порывами холодного осеннего ветра, причудливые тени лизали то один, то другой угол комнаты. И Винсенту в пляске этих теней являлись картины прошлого. Также споро, ровно, быстро накрывала спящий город тень carere morte когда-то, давным-давно. Где-то среди них носилась и Мира, но тогда он не знал, что тётушка одна из бессмертных… Не верится, что такая длинная дорога привела их к началу! К её лжи, замешанной на отчаянии, к его ненависти, замешанной на любви. Нет, не может быть такого глупого повторения! Мира лгала сейчас не потому, что стыдилась и не потому, что боялась довериться кому-либо, даже ему. Кажется, он понял, почему…
— Кажется, я понял, почему ты лгала мне, тётушка, — прошептал Винсент. — Ты хотела, чтобы я узнал обо всём этом ужасе сам, потом, когда ты уже совершила бы свой последний, самый страшный шаг. И ты хотела, чтобы, узнав о твоих страшных делах и твоей лжи, я возненавидел тебя. Но я давно не наивный мальчик, Мира. Это ещё одна твоя ошибка: ты недооцениваешь меня! Я понял. Ты хотела, чтобы в ненависти к тебе я забыл свою больную любовь, и лишь поэтому лгала… Я всё понял, милая, любимая моя! Прости меня.
Он поцеловал её тонкую руку и почувствовал — слабая дрожь пробежала по пальцам Миры… Винсент лбом уткнулся в холодную ладонь бывшей вампирши. Домашний любимец, напрасно ожидающий ласки — эта рука больше не шевельнулась.
— Неужели ты забыла сказку о Даре, тётушка? — тихо, мягко, грустно. — Когда ты отреклась от неё? Один Избранный способен победить Бездну и её детей. Поверь мне, я знаю, я ведь был Избранным. Это единственный правильный, восстанавливающий справедливость путь: к Макте вернётся его жизнь, и все вампиры исчезнут. Все другие пути — ложь, и ведут лишь к созданию тварей, худших, чем вампиры. Мне много раз казалось, я нащупываю верный путь, что я почти знаю, кто должен вернуть жизнь Макте… — Винсент глубоко вздохнул и сумел уверенно закончить. — Как бы то ни было, всё, что ты приготовила в тайнике, я уничтожу. После акции в Доне за вашим оружием начнут охоту многие, его нельзя отдавать! И, я думаю, ты этого от меня и ждёшь. Я теперь понимаю, что ты имела в виду, когда говорила, что у меня ещё будет шанс тебя спасти: спасти тебя от тебя самой… Спасти твою душу.
Он заметил, что губы Миры совсем пересохли. На столике рядом с кроватью был поставлен стакан с водой, и он напоил раненую с ложечки. Мира спокойно выпила насколько глотков.
«Не так она плоха. Скоро очнётся», — с этой надеждой Винсент задремал.
Часть сознания всё-таки оставалась бодрствующей. Винсент нащупал пульс на запястье Миры и следил, как он прокатывается волна за волной сначала в яви, потом в зыбком состоянии полудрёмы. И, хотя пульсация становилась всё слабее, он не волновался. Страшное слово «смерть» забылось. Полно, существует ли оно? Есть лишь сон. Есть периоды очень долгого сна души, но они вовсе не связаны с потерей тела. А душа Миры жива, он знал это…
Последняя вялая волна крови побежала по её вене… Новая не пришла. Но он не испугался. Он отчётливо слышал, как бьется её сердце. Механистичность, слаженность этих ударов успокаивала. Он расслабленно грезил: может, сейчас будет повторение давнего чуда и, как Мира когда-то воскресила его, так его сердце и дыхание разбудят её? Может ли быть повторено чудо? Но её сердце билось всё тише и тише. Интервал между стуками удлинялся, и в этих паузах наступала звенящая тишина. Вот, следующий удар не пришёл. Винсент ждал, но вокруг была только… пустота. Тёмная и тихая, набирающая силу, ищущая воплощения в реальности…
Он принял эту тишину, как должное. Не было пока и тоски по замолчавшему маленькому, такому торопливому всегда сердечку. Светлая грусть заполнила всё его существо. А пустота прорастала в реальность — тяжёлая громада её теснила грудь, стало тяжело дышать… Винсент проснулся.
Женщина лежала всё также, не изменив положения тела, перебинтованная голова утопала в высокой подушке. Его рука накрывала её руку, большой палец лежал на её запястье. Пульса в этой руке Винсент не чувствовал.
Он поднялся, проверил пульс на шее, потом приник к её груди. Сердце женщины молчало. Винсент долго искал зеркальце в беспорядке вещей на туалетном столике, но не нашёл, пришлось воспользоваться своим кинжалом. Он поднёс плоскую грань лезвия к губам Миры. Металл не запотел от дыхания.
Уже механически он проверил реакцию её зрачков на свет. Зажёг свечу и повернул голову Миры, чтобы маленький огонёк отразился в глазах. Голова повернулась легко, как у куклы, зрачки не сократились, когда он поднял её веки. В безучастных синих глазах отражались звёздочки-свечи и его тёмная, печальная фигура.
«Мертва…»
Он отступил от постели Миры. Пустота комнаты… теперь он понял, была пустотой его одиночества. Сердцу так мучительно больно биться в этой тишине! Он схватился за грудь, точно пронзённый пулей, упал на стул. Страха не было. Если он уйдет сейчас, то успеет её догнать…
Тихо скрипнула дверь. Донат зашёл в комнату, но к постели матери не прошёл, остался на пороге.
— Видел во сне маму, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Молодую, весёлую… Не строгую, как сейчас… И отца.
Подумав, он уточнил:
— Раньше я не видел их во сне… вместе.
— Теперь ты будешь видеть их вместе, — еле слышно отозвался Винсент.
— Мама… умерла?
— Да. Попрощайся, — он выдохнул это и поднялся. Смерть пока миловала его. В сердце ещё кололо, но Винсент мог идти.
Он вышел в коридор, оставив Доната с Мирой. Но сделал два шага, и прислонился к стене: сердце опять бешено заколотилось, стены коридора зашатались, надвигаясь.
