— О чем вы толкуете? Стрендж? Да как вы смеете! Советую вам хорошенько подумать, прежде чем снова произносить это имя. Я недоволен. Вам были даны предельно простые указания — оставаться в Венеции до отъезда Стренджа. Однако вы здесь, а он там.
— Я не виноват! Я вынужден был уехать! Вам не понять. Я видел его, и он сказал мне…
Ласселлз поднял руку.
— Не стоит продолжать этот разговор на открытом месте. Давайте сойдем с дороги.
— С дороги? — Последний румянец сошел со щек Дролайта. — Нет, ни за что! Ни за что на свете! И не просите!
— Чего вы вдруг забеспокоились? — Ласселлз огляделся, уже не так уверенно, как вначале. — Стрендж велел деревьям следить за нами?
— Нет, нет. Я не могу объяснить. Они ждут меня! Они меня знают! Я не могу сойти с дороги! — Дролайт не находил слов, чтобы описать то, что с ним случилось. Он раскинул руки, показывая Ласселлзу, как реки текут сквозь него, древесные побеги протыкают кожу, а сердце и прочие внутренности превращаются в камни.
Ласселлз поднял хлыст.
— Ничего не понимаю. — Он направил лошадь на Дролайта и замахнулся хлыстом.
Бедняга Дролайт никогда не отличался особой смелостью. Хныча на бегу, он припустил в лес. Вереск вцепился в рукав его пальто, и Дролайт вскрикнул.
— Да успокойтесь вы! — воскликнул Ласселлз. — Можно подумать, вас убивают.
Они достигли маленькой поляны. Ласселлз спрыгнул с лошади и привязал ее к дереву. Он вытащил пистолеты из седельной сумки и опустил их в карманы серого сюртука. Затем обернулся к Дролайту.
— Итак, вы действительно видели Стренджа? Превосходно. Я был уверен, что вы струсите.
— Я думал, что он превратит меня во что-нибудь ужасное. Ласселлз неприязненно оглядел потрепанную одежду и помятое лицо Дролайта.
— А вы уверены, что уже не превратил?
— Что? — не понял Дролайт.
— Почему вы просто не убили его? Вы были одни, во тьме. Никто бы не узнал.
— Как же, убить. Он такой высокий, такой умный, такой быстрый и жестокий. А я? Я не обладаю ни одним из этих качеств.
— Я смог бы убить его, — сказал Ласселлз.
— И что вам мешает? Езжайте в Венецию и попытайтесь.
— Где он теперь?
— Во тьме — в Венеции — но собирается возвращаться в Англию.
— Он сам это сказал?
— Да, я же говорил — у меня три послания: Чилдермасу, Норреллу и всем волшебникам в Англии.
— Что за послания?
— Я должен сказать Чилдермасу, что заслуга в выздоровлении леди Поул не принадлежит Норреллу. Ему помог эльф, и то, что они сделали, — очень плохо. Кроме того, я должен передать Чилдермасу коробочку. Это первое поручение. Я также должен сказать Норреллу, что Стрендж возвращается. Это третье поручение.
Ласселлз задумался.
— А что в коробочке?
— Не знаю.
— Почему? Она запечатана с помощью заклинания?
Дролайт закрыл глаза и покачал головой.
— Откуда мне знать?
Ласселлз громко рассмеялся.
— Вы хотите сказать, что коробочка все время была в ваших руках, и вы не удосужились взглянуть, что в ней? И это говорите вы? Когда вы бывали у меня дома, я не мог отвернуться ни на минуту! Вы читали все мои частные письма, и мои секреты становились достоянием общества на следующий же день.
Дролайт опустил глаза. Казалось, он как-то уменьшился в размерах и стал еще более жалким. Однако тот, кто решил бы, что Дролайт стыдится прошлых прегрешений, сильно ошибался бы.
— Я боялся, — сознался он.
Ласселлз гневно хмыкнул.
— Где коробочка? Отдайте ее мне!
Дролайт залез в карман и вынул оттуда коробочку, завернутую в грязный носовой платок. Платок был завязан несколькими хитрыми узелками, чтобы коробочка случайно не открылась. Дролайт протянул ее Ласселлзу.
С брезгливой гримасой Ласселлз размотал платок. Затем открыл коробочку.
Мгновение оба молчали.
— Тупица, — сказал Ласселлз и положил коробочку в карман.
— Нет! Я ведь должен был… — начал Дролайт, потянувшись за коробочкой.
— Вы говорили о трех поручениях. Стало быть, есть еще одно?
— Не думаю, что вы поймете.
— Что? Вы поняли, а я не пойму? Должно быть, в Италии вы здорово поумнели.
— Я не про ум говорю.
— Про что же тогда? Быстрее. Я устал от вас.
— Стрендж сказал, что дерево говорит с камнем. Камень говорит с водой. Он сказал, что волшебники должны учиться магии у камней и леса. Он сказал, что старые союзники Джона Аскгласса ждут.
— До чего ж мне надоел этот Джон Аскгласс! Сколько можно болтать о нем? Даже Норрелл — и тот туда же. К чему все это? Прошло четыреста лет!
Дролайт снова протянул руку.
— Отдайте коробочку. Я должен…
— Какого черта? Вы что, не понимаете? Ваша миссия закончена. Послание Норреллу я доставлю сам.
В груди Дролайта вспыхнул гнев.
— Прошу вас! Я не могу подвести его! Вы не понимаете. Он убьет меня или сделает со мной что-нибудь ужасное!
Ласселлз развел руки, словно призывая деревья стать свидетелями его изумления.
— Вы думаете, я позволю вам разрушить дело Норрелла, что, собственно, означало бы и мое падение?
— Я не виноват! Я не могу ослушаться волшебника!
— Червяк, что ты о себе возомнил? Хочешь встать между мной и Стренджем? Тебе несдобровать.
От ужаса Дролайт тихонько всхлипнул. Он посмотрел на Ласселлза ненормальным, каким-то пустым взглядом. Казалось, бедняга хочет что-то сказать. Затем Дролайт неожиданно обернулся и понесся между деревьями.
Ласселлз даже не собирался преследовать его. Он просто поднял пистолет прицелился и выстрелил.
Пуля попала Дролайту в бедро — на сероватом снегу остался кровавый след. Дролайт вскрикнул и рухнул в кустарник. Он попытался ползти, но мешала раненая нога, а колючие ветки впивались в одежду и не отпускали. Дролайт поднял глаза на Ласселлза. Страх и боль до неузнаваемости исказили его черты.
Ласселлз поднял второй пистолет и выстрелил.
Левая сторона лица его жертвы словно взорвалась, как разбитое яйцо или раздавленный апельсин. Несколько раз Дролайт дернулся и затих.
Несмотря на то, что никто не мог видеть его, Ласселлз не позволил себе утратить хладнокровие, хотя кровь бешено стучала в висках и груди. Он считал, что при любых обстоятельствах должен оставаться джентльменом.
У Ласселлза был камердинер, который увлекался газетными историями об убийствах и смертных казнях. Иногда Ласселлз забавы ради пролистывал его подборку. Во всех историях неизменно описывалось, что преступник, как бы уверенно он ни вел себя в момент убийства, затем теряется и порой совершает неожиданные и необъяснимые поступки, словно признаваясь в собственной вине. Ласселлз всегда сомневался в правдивости этих историй, однако, не желая случайно выдать себя, прислушался к внутренним ощущениям. Ни раскаяния, ни ужаса. Напротив, Ласселлз поздравлял себя с тем, что на свете стало одним злодеем меньше.
Неожиданно раздался хруст. К удивлению Ласселлза, крошечный росток пробился сквозь правый глаз Дролайта — левый был снесен выстрелом. Плющ обвил шею и грудь жертвы. Ростки падуба прорастали сквозь руки Дролайта, березовый побег выстрелил прямо из ноги. Боярышник заплел живот. Казалось, что лес распинает Дролайта. Однако деревья и не думали останавливаться — они все росли и росли вверх. Спутанные бронзово-коричневые и алые побеги скрыли изуродованное лицо, под их напором тело стремительно разрушалось, и вот, наконец, совсем исчезло, из виду. Через несколько минут от Кристофера Дролайта не осталось ничего. Деревья, камни и земля вобрали его в себя, однако на земле еще угадывались очертания лежащего человека.
«Вересковый куст, видимо, рука, — размышлял про себя Лас-селлз. — Этот камень… сердце? Какое маленькое и твердое».
Он рассмеялся.
— Интересное свойство Стренджевой магии, — произнес он вслух, ни к кому не обращаясь, — рано или поздно она начинает работать против самого волшебника.
Ласселлз взобрался на лошадь и поскакал прочь.
63
Первый похоронит сердце свое под снегом в темном лесу
Середина февраля 1817
С тех пор, как Ласселлз оставил Ганновер-сквер, прошло двадцать восемь часов, и Норрелл не находил себе места от беспокойства. Волшебник обещал Ласселлзу подождать, но сейчас он боялся, что в аббатстве Хартфью Стрендж уже завладел его библиотекой.
Никому в доме на Ганновер-сквер Норрелл не разрешил лечь в постель, и к утру все чувствовали себя усталыми и разбитыми.
— Чего мы ждем? — спрашивал Чилдермас. — Чем он поможет вам, если Стрендж действительно вернется?
— Я питаю большое доверие к мистеру Ласселлзу, — отвечал Норрелл. — Вы же знаете. Он — мой единственный советчик.
— Кроме него, у вас есть я, — промолвил Чилдермас. Мистер Норрелл быстро заморгал маленькими глазками. С его уст уже готовы были сорваться слова о том, что Чилдермас — всего лишь слуга, но волшебник промолчал.
