- Значит… - робко заглянула она ему в глаза.
- Если ты хочешь остаться в караване, мы так и сделаем. И будем идти в нем до тех пор, пока ты не решишь, что пришла пора перемен. Если ты хочешь, чтобы наши смертные спутники воспринимали тебя, как смертную, они и не помыслят о другом, до тех пор, пока ты сама не откроешь им свою истинную природу…
- Спасибо, - Айя прижалась к нему, успокаиваясь, не видя для себя ничего более надежного его защиты. - А знаешь что будет сложнее всего? - задумчиво проговорила она, закручивая на палец прядку длинных молочно-белых волос.
- Что?
- Преодолеть искушение рассказать все отцу, случайно не проболтаться дяде Евсею, не похвастаться Сати, а, главное, не заморозить кого-нибудь из разозливших меня особенно сильно.
- Но это многому научит тебя.
- Чему, например?
- Терпению.
- Да… Оно мне пригодиться… - умолкнув, Айя закрыла глаза и замерла, наслаждаясь покоем и неповторимой, звенящей тишиной, окружившей застывший посреди пустыни караван. Золотые волки охраняли его от диких зверей. Ветра, не осмеливавшиеся приближаться к повозкам, невидимыми стражами кружили на границе горизонта, поднимая столбом снега, занося все дороги, не позволяя непрошеным гостям приблизиться и на шаг к повелительнице пустыни. Но, как слуги ни старались, на душе у их госпожи не было покоя.
- Шамаш… - она осторожно тронула его руку.
- Что, милая? - бог солнца тотчас открыл глаза, вопросительно взглянул на нее.
- Люди каравана… С ними ведь все будет в порядке?
- А что такое? - он нахмурился, насторожившись. - Я думал, они в безопасности.
- Да, конечно, - поспешно закивала Айя, - сейчас - да.
- Они все еще спят?
Повелительница сновидений тяжело вздохнула, чуть наклонив голову:
- В этом-то все и дело… Я… Я не хотела их будить, пока не поговорю с тобой.
Там, в Курунфе ты сказал, что я поступила неправильно, усыпив их.
- Возможно, это был и не лучший путь. Но к чему говорить о сделанном сейчас, когда уже ничего не изменишь?
Она, прикусив губу, несколько мгновений смотрела на него, после чего тихо спросила: -И все-таки? - а потом заговорила быстро, не давая ему и рта открыть:
- Шамаш, мне очень многому придется заново учиться. Потому что я стала другой и…
Как я пойму, правильно выучила урок или нет, не зная, какие допустила ошибки и почему?
- Бывают случаи, когда очень трудно понять, кто прав, а кто нет, - медленно проговорил Шамаш. - Возможно, это я ошибаюсь.
- Ты никогда не ошибаешься… Шамаш, Курунф - это частица мира сновидений, верно?
Он - только сон, - ей-то казалось, что все в точности так же, как в тот, прошлый раз, когда повелитель небес спас ее, девочку, решившую поиграть в прятки с неведомым ей богом сновидений. Обычное повторение. Нет, конечно, у нее не было той власти над временем, которая позволила Шамашу не просто обратить один сон другим, но вернуть время вспять, однако в остальном… - Память - это нечто такое… непостоянное… Тем более - память снов. Ведь часто бывает… Ну, что сны забываются. Тогда смертные думают, что им ничего и не снилось. Конечно, это обидно - не помнить, но… В этом ведь нет ничего страшного… Забыл - и забыл.
Можно жить дальше…Шамаш…А, Шамаш, это так ведь, да?
- Наверное.
- Ты не согласен со мной?
- Я не знаю. Сон - не моя стихия. Если ты считаешь…
- Я?! - удивленная, она воззрилась на него. - Да кто я такая, чтобы…
- Повелительница сновидений.
- Верно… - опустив голову, Айя на мгновение прикусила губу. - Я думаю… Я думаю, все будет в порядке. Тем более, что… - вздохнув, она виновато взглянула на бога солнца. - Я ведь все уже сделала… Ну, стерла воспоминания об исполненной Курунфом мечте… Шамаш, ты ведь не сердишься на меня за то, что я…
Ну, сама все решила, и даже не посоветовалась с тобой?
- Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Впрочем, и ничему не учится тоже.
Ты молодец, малыш, что пытаешься во всем разобраться.
- Вот только что-то не очень у меня получается…
- Все будет в порядке.
- Раз ты так считаешь… Что ж… Пойду, разбужу всех. А то еще немного и я не смогу сдвинуться с места. С тобой рядом так хорошо… - когда Айя смотрела на Шамаша, ее глаза лучились пламенем любви и обожания, такого яркого, что его хватило бы, чтоб осветить и согреть весь мир. - Но боги не могут думать только о себе. Им нужно заботиться о мире и всех тех, кто его населяет. Жди! Я быстро!
- Постой, - удержал ее повелитель небес.
- Что? - та тотчас обернулась, потянулась к нему.
- Зачем тебе уходить?
- Боишься, что я убегу?
- Нет. Куда ты теперь от меня денешься?
- Ах, вот как ты заговорил! - она оттолкнула его от себя, но не сильно, так, играючи.
Хмыкнув, он качнул головой.
- Что?
- Ты такая забавная!
- Смейся, смейся, - с долей укора глянула на него Айя, - ничего, придет мое время, я тоже посмеюсь!
- Не обижайся.
- А я и не обижаюсь! С чего ты взял? Ты же знаешь, на что я способна, когда обижаюсь, я ого-го что могу сотворить!
- Что, например?
- Метель, - весело продолжала она. Ей нравилось вести с Шамашем вот такой шутливый разговор, делавший их еще ближе, роднее.
- Сейчас не время для нее, - качнул головой повелитель небес, который, в отличие от своей собеседницы, был совершенно серьезен. - Прости, если я обидел тебя…
- Ох, Шамаш, Шамаш! - болезненно поморщившись, она с сочувствием взглянула на него. - Когда же ты, наконец, научишься различать слова, сказанные всерьез и в шутку!
Тот только развел руками: "Я такой, какой есть и, как видно, измениться не смогу уже никогда".
- Ничего, я все исправлю!
- Мы знакомы почти целую вечность, но что-то у тебя не особенно это получилось.
- Ну конечно! Ведь я считала себя простой смертной! А разве может смертная шутить над богом? А теперь, когда я поняла, что не такая уж простая и, судя по всему, больше не смертная, я за тебя возьмусь!
- Малыш… - он хотел ей что-то сказать, однако Айя, широко улыбаясь, поднесла пальцы к губам, призывая его к молчанию, а затем стала медленно отступать назад, беззвучно говоря: "Я мигом! Все сделаю - и вернусь! И ни о чем не беспокойся - я обо всем позабочусь!" Она ухватилась за хвост ветра, который поднял ее высоко-высоко над землей, так что повозки каравана стали похожи на серых жуков, застывших посреди бесконечного белого простора снежной пустыни. Вот он, ее мир. Такой крошечный. Меньше любого из залов лунного дворца. Но только здесь она могла быть счастлива, только здесь она чувствовала себя дома.
Айя поднесла ладонь к груди, лишь затем, чтобы почувствовать, как бьется ее сердце, такое горячее, такое страстное, что, казалось, вырвись оно птицей из ледяной клетки, и все снега мира растает в его жаре.
