В это же время фигура, находившаяся в центре, опрокинулась назад и скользнула к стене. Другая упала в противоположную сторону.
Старик вновь повернул колесо, теперь направо. Другой рукой он переместил длинный рычаг и сдвинул одно из колец.
Одно существо осталось у стены, другое укатилось назад. Теперь они оказались в противоположных углах комнаты.
Эбботт посмотрел наверх, потом назад, в глубине души ожидая, что эти создания окажутся прямо за ним.
— Они… они же здесь, так? Здесь, на поезде.
— Правильно.
— Кто они? Что они делают?
— Ссорятся.
— Чего?
— Ссорятся… Препираются.
— А о чем?
Машинист хихикнул, а потом отрезал:
— Обо всем! — и опять засмеялся.
Эбботт понаблюдал, как фигуры на экране угрожающе ходят вокруг друг друга, как их бросает из стороны в сторону, как они балансируют на полу, удерживаясь за стены, без какого-либо раздражения или враждебности. Ни крови, ни боли, ни даже видимого неудобства.
— А кто, или что, они?
— Это, молодой человек, Надежда и Отчаяние. Ну а почему они ссорятся?.. Э-э, они всегда ссорились. Для них больше ничего не имеет смысла. Боже, думаю, они не остановятся и не сойдут с поезда, даже если смогут. — Он взглянул на Пола и добавил: — Никогда не остановятся. — Потом вновь отвернулся. — Они — прирожденные враги. Каждый — противоречие другому. Они не могут существовать в гармонии просто по определению.
Эбботт наблюдал за стариком, а тот сосредоточился, ворочая колеса. Время от времени он нажимал то на одну, то на другую большую педаль, совершенно бессистемно передвигал рычаги и подбрасывал в топку новые порции снов. Когда дверь топки открылась, Пол заметил, что они совершенно не дают жара.
— Это их имена? Надежда и Отчаяние?
Старик покачал головой:
— У них нет имен. Это их сущность. — Он на секунду распрямился и одарил Эбботта улыбкой, прежде чем снова вернуться к кольцам и экрану. — Они ссорятся уже вечность. Я не должен допустить, чтобы кто-нибудь из них победил. На самом деле я не должен допустить, чтобы они даже прикоснулись друг к другу.
— А как ты различаешь, кто из них кто? — поинтересовался Эбботт, решив не входить в зыбкое болото других вопросов.
— Не различаю. Это не имеет значения.
— А что произойдет, если одно из них все-таки победит?
— Не победит. По крайней мере, не в мою смену.
— А когда кончится твоя смена?
Старик пожал плечами.
— А когда началась?
Он снова пожал плечами:
— Не знаю. Давно. Я занимаюсь этим, с тех пор как себя помню.
— Ты всегда вел поезд по глуши…
— Нет. Не по глуши. Я вел поезд, но мало кто его видел, и никто никогда не был на нем. Кроме меня, естественно. И, — он кивнул на экран, — их двоих. Но теперь… все изменилось. Все не так, как раньше. Теперь появилось множество людей, которые видят то, что никогда не видели прежде. — Машинист повернулся и пристально поглядел Полу в глаза. — Наступили плохие времена, сержант, очень плохие.
Старик вновь провернул пару колес. Существа на экране закувыркались по полу, разлетаясь к разным стенам, а машинист обыденно пояснил:
— Побеждает Надежда — люди становятся самодовольными. Они думают, что все будет хорошо, просто превосходно. Им на все наплевать, им не за что бороться. С другой стороны, если победит Отчаяние, человечество решит, что у него вообще ничего не выйдет. Исчезнет дух решимости, чувство уверенности. Поэтому мне приходится держать их бодрыми и здоровыми, чтобы они вдохновляли друг друга, чтобы отчаяние оттеняло удовлетворенность, а оптимизм хоть немного освещал все плохое в этом мире. Я поддерживаю баланс, сохраняю статус-кво.
«Им на все наплевать» и «…отчаяние оттеняло удовлетворенность»?
Голос машиниста и его слова были любопытнейшим сплавом тонов, диалектов и просторечий. Иногда у него прорывался простецкий развязный говорок, а то вдруг его речь становилась умной, наполнялась глубиной. Эбботт никак не мог решить, какой же из голосов старика настоящий и какой из них влияет на другой, если вообще влияет.
— Кто ты? — Он помедлил, размышляя о том, о чем собирался сказать, а потом плюнул на все и спросил: — Ты — Бог?
Смех старика больше походил на лошадиное ржание.
— Ух!.. Бог? Я? Ну нет, сержант. Я всего лишь машинист. — Он расхохотался еще больше. — Я… Бог! Это ты хорошо сказал!..
Внезапно одна из фигур на экране крепко ухватилась за руку другой.
— Проклятие! — Старик вжал педаль в пол.
Неожиданная судорога поезда вмяла Пола в стену топки.
Затем машинист дернул колесо влево. Эбботт отлетел от стены, отломив часть поручня. Не сумев остановиться, он рухнул вперед, в одной руке по-прежнему сжимая железку.
Та ударила старика в лицо, прорезала глубокую рану на щеке, откуда, к удивлению Эбботта, не потекла кровь. Машинист широко раскрыл глаза от изумления и отступил назад. Он сделал пару неуверенных шагов, поднял руку к голове и вдруг кучей повалился на пол.
Пол быстро склонился над ним и схватил за рубашку:
— Эй, ты в порядке? — Он отбросил кусок поручня и шлепнул старика по лицу. — Эй, поговори со мной! Расскажи еще о… — И тут Пол замер, уставившись на разрез.
— Что?
Эбботт не ответил, а дотронулся до лица машиниста. Холодное. Твердое. Он передвинул пальцы к ране — туда, где разглядел что-то темно-серое под кожей.
— Твое лицо… — произнес он.
— Что с ним?
Пол аккуратно просунул палец между рваных кусков плоти и почувствовал металл. Он отдернул руку и посмотрел старику в глаза.
— Что с моим лицом? — повторил машинист.
Возможно, там просто стальная пластинка… Да — наверное, именно так. Эбботт кивнул, мысленно соглашаясь.
— Я спросил…
— Ты порезался.
Глаза машиниста раскрылись.
— Мне нужно… нужно починиться, — сказал он. С голосом старика что-то происходило: он звучал как запись, пущенная с другой скоростью.
— Там что-то металлическое… в твоей щеке.
— Металл в щеке? — переспросил старик, произнося слова как «метт-ал» и «щееекеее». — Черт побери, да у меня повсюду металл, сержант! Я из него сделан. А ты что, думал, я из плоти и крови, как ты? — Он хрипло засмеялся, наблюдая за попытками Эбботта выдавить из себя ответ. — А почему тогда мне не надо есть, спать и время от времени ходить в туалет? — Он снова захихикал, и Полу показалось, что по старческому горлу пробежали едва заметные искорки.
— Так все эти истории?..
— Это не истории.
Эбботт посмотрел вверх. На экране две фигуры схватились друг с другом, а поезд ощутимо сбавил скорость.
