На самом деле здесь прислуживали те же самые люди, что и на Ганновер-сквер. Они вполне могли удовлетворить все прихоти лондонского гостя.
Однако любой дом, принадлежащий волшебнику, кажется обычным только на первый взгляд. Казалось, дом построили по такому запутанному плану, что обойти его, не потерявшись, просто невозможно. Тем же утром Лукас сказал Ласселлзу, что в доме не принято посещать библиотеку в одиночку — только в сопровождении хозяина или Чилдермаса. Это первое и главное правило дома, утверждал слуга.
Разумеется, Ласселлз решил, что подобное правило, переданное через слугу, к нему не относится. Он обследовал восточную часть дома и обнаружил обычный набор комнат — утреннюю гостиную, столовую, еще одну гостиную — но никаких признаков библиотеки. Ласселлз решил, что библиотека расположена в неисследованной западной части. Он тут же отправился туда, но неожиданно обнаружил себя в той же комнате, из которой недавно вышел. Решив, что повернул не туда, Ласселлз попытался еще раз. Теперь он очутился в буфетной. Маленькая, грязная, шмыгающая носом служанка вытерла нос тыльной стороной ладони, затем этой же рукой принялась начищать кастрюлю. Не важно, какое направление выбирал Ласселлз, все дороги вели или в утреннюю гостиную, или в буфетную. Вид маленькой грязнули начал уже порядком раздражать его, да и служанка, казалось, не испытывала особой радости при его появлении. В бесплодных попытках попасть в западное крыло дома Ласселлз провел все утро, но ему так и не пришло в голову, что дело тут вовсе не в особенностях йоркширской архитектуры.
Следующие три дня мистер Норрелл, как обычно, не выходил из библиотеки. При встречах с Ласселлзом он вынужден был выслушивать жалобы на Чилдермаса. Слуга не оставлял попыток выведать у Ласселлза, куда тот дел письмо Дролайта, и надоедал хозяину просьбами выяснить это при помощи магии. В конце концов мистер Норрелл решил избегать их обоих.
Кроме всего прочего, мистер Норрелл не хотел открывать этим двоим то, что давно его беспокоило. С тех пор, как они расстались со Стренджем, мистер Норрелл не прекращал попыток при помощи магии выяснить, чем занимается Стрендж, однако безуспешно. Как-то ночью, около четырех недель назад волшебник не мог уснуть. Он встал и снова попытался проникнуть туда, где находился сейчас Стрендж. На сей раз видение оказалось весьма расплывчатым, но Норрелл ясно увидел во тьме Стренджа — тот колдовал. Мистер Норрелл уже поздравлял себя с тем, что наконец-то преодолел защитные заклинания соперника, но внезапно понял, что видит самого себя, сидящего в собственной библиотеке. Он попытался еще раз. Он пробовал различные заклинания, называл Стренджа разными именами. Ничего не получалось. Мистер Норрелл вынужден был признать, что для английской магии теперь не существует разницы между ним и Стренджем.
Пришло письмо от лорда Ливерпуля с гневным описанием новых проявлений магической силы, которые никто не мог объяснить. В ответном письме мистер Норрелл пообещал свое содействие сразу после того, как победит Стренджа.
На третий вечер пребывания в аббатстве Хартфью мистер Норрелл, Ласселлз и Чилдермас собрались в гостиной. Ласселлз ел апельсин. Он снимал кожуру маленьким фруктовым ножом с зазубренным лезвием и жемчужным наконечником. Чилдермас раскладывал колоду на карточном столике. Вот уже два часа он продолжал свое гадание. Мистер Норрелл был так озабочен положением дел, что не возражал. Ласселлза, напротив, выводили из себя карточные забавы слуги. Он пребывал в твердой уверенности, что Чилдермас гадает на него. И в этом Ласселлз ничуть не ошибался.
— Как я ненавижу бездействие! — резко заметил он. — Чего ждет Стрендж? Мы даже не знаем точно, явится ли он.
— Он явится, — сказал Чилдермас.
— Откуда вы знаете? — спросил Ласселлз. — Это вы его позвали?.
Чилдермас не ответил. Что-то в расположении карт привлекло его внимание. Он бросил быстрый взгляд на мистера Норрелла и Ласселлза. Внезапно Чилдермас вскочил с места.
— Мистер Ласселлз! У вас для меня послание!
— У меня? — удивленно переспросил Ласселлз.
— Да, сэр, у вас.
— Что вы имеете в виду?
— Некто передал вам послание для меня. Так говорят карты. Я буду весьма признателен, если вы отдадите его мне.
Ласселлз возмущенно фыркнул.
— Я не разносчик посланий, особенно для вас! Чилдермаса это не остановило.
— Кто передал мне послание? — спросил он.
Ласселлз не ответил. Он снова взялся за фруктовый нож и апельсин.
— Что ж, хорошо, — и Чилдермас опять вернулся к картам.
Мистер Норрелл с опаской поглядел на обоих. Дрожащей рукой он потянулся к колокольчику, но после минутного размышления решил сам отправиться на поиски слуги. В столовой Лукас накрывал на стол. Мистер Норрелл рассказал слуге о том, что произошло в гостиной.
— Как бы нам развести этих двоих? Надо как-то охладить их пыл. Приходило ли письмо для мистера Ласселлза? Может быть, это то самое письмо, что интересует Чилдермаса? Вы можете что-нибудь придумать? Как насчет ужина? Готов?
Лукас покачал головой.
— Не было никакого письма. Мистер Чилдермас все равно сделает так, как задумал. А ужин вы велели подать к половине десятого, сами знаете.
— Если бы здесь был мистер Стрендж, — с несчастным видом пролепетал мистер Норрелл. — Он бы знал, что сказать им. Он бы придумал что-нибудь.
Успокаивающим жестом Лукас коснулся руки хозяина.
— Мистер Норрелл? Вы собираетесь помешать возвращению мистера Стренджа, разве забыли?
Мистер Норрелл раздраженно посмотрел на слугу.
— Да-да, я знаю. И все-таки.
Они вернулись в гостиную вместе. Чилдермас углубился в карты. Ласселлз с преувеличенным вниманием зарылся в газету.
— Что говорят карты? — спросил мистер Норрелл.
Вопрос задал мистер Норрелл, но ответил Чилдермас, повернувшись к Ласселлзу:
— Они говорят, что вы — лгун и вор. Еще они сказали, что к посланию прилагался какой-то предмет — весьма ценный. Он предназначался мне, а вы его присвоили.
Наступило краткое молчание.
— Мистер Норрелл, — холодно обратился Ласселлз к хозяину дома, — сколько еще вы будете терпеть, чтобы со мной обращались подобным образом?
— Я спрашиваю вас в последний раз, мистер Ласселлз, — сказал Чилдермас. — Вы отдадите то, что принадлежит мне?
— Да как вы смеете так обращаться к джентльмену? — воскликнул Ласселлз.
— А разве джентльмены воруют? — ответил Чилдермас.
Ласселлз смертельно побледнел.
— Извинись! — прошипел он. — Извинись, мерзавец, или, клянусь, грязный йоркширский ублюдок, я научу тебя хорошим манерам!
Чилдермас пожал плечами.
— Лучше быть ублюдком, чем вором!
С яростным воплем Ласселлз схватил Чилдермаса и швырнул к стене. Слуга свалился на пол. Ласселлз затряс его так, что картины на стене задребезжали в своих рамах.
Удивительно, но Чилдермас не оказал никакого сопротивления. Ласселлз всей тяжестью прижал его руки к полу, и хотя слуга пытался высвободить их, у него ничего не получалось. Чилдермас коротко кивнул, признавая собственное поражение.
Однако Ласселлз не отпустил противника, лишь еще сильнее придавил к полу. Затем протянул руку, поднял фруктовый нож с зазубренным лезвием и медленно провел ножом по лицу Чилдермаса, оставляя надрез от глаза до рта.
Лукас вскрикнул, но Чилдермас не издал ни звука. Каким-то образом он высвободил левую руку и поднял ее вверх, сжал руку в кулак, еще мгновение крепко сжимал ее, потом уронил на пол.
На лице Ласселлза появилась широкая усмешка. Он отпустил Чилдермаса и, обернувшись к мистеру Норреллу, тихим и мягким голосом обратился к волшебнику:
— Я больше не позволю этому человеку оскорблять меня. Если бы он был джентльменом, я вызвал бы его на дуэль. И он знает об этом. Его низкое происхождение спасает его от неминуемой смерти. Если вы желаете, чтобы я остался в этом доме как ваш друг и советник, этот человек должен немедленно покинуть вас. С этой минуты я не хочу больше слышать о нем ни от вас, ни от ваших слуг! Надеюсь, я выразился достаточно ясно?
Лукас тайком подсунул Чилдермасу салфетку.
— Решайте, сэр, — сказал Чилдермас, приложив салфетку к лицу, — кого из нас вы выберете?
Последовало долгое молчание. Наконец мистер Норрелл хриплым голосом промолвил:
— Вы должны уйти.
— Прощайте, мистер Норрелл, — Чилдермас поклонился. — Вы сделали неправильный выбор, впрочем, как всегда! — Он собрал карты и вышел из комнаты.
Чилдермас поднялся на чердак, в свою пустую спальню, и зажег свечу на столе. На стене висело дешевое, покрытое трещинами зеркало. Чилдермас обследовал лицо. Порез выглядел ужасно.
Воротник и правый рукав пропитались кровью. Чилдермас промыл рану, затем вымыл и вытер руки.
