– ТЫ НАХАЛЬНЫЙ И ГРУБЫЙ, – сообщил неожиданно Блейн. – С ТВОЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЭТО, МОЖЕТ БЫТЬ, И ИНТЕРЕСНО, НО У МЕНЯ ЕСТЬ НА ЭТОТ СЧЕТ СВОЕ МНЕНИЕ.
Эдди не на шутку перепугался. Беззвучно, одними губами, он прошептал: «Что ты ДЕЛАЕШЬ?», но Роланд не обратил на него внимания; противостояние его с Блейном, похоже, достигло уже высшей точки, к тому же он понимал прекрасно, что делает.
– О-о, я могу быть еще грубее.
Роланд из Гилеада снял руки с колен и медленно поднялся с кресла, выпрямившись в полный рост. Он, казалось, стоял в пустоте, широко расставив ноги, уперев правую руку в бедро и держа левую на сандаловой рукояти револьвера. Он стоял так, как ему приходилось стоять много раз – на запыленных улицах сотни забытых селений, в каменистых каньонах, где убивают за нечего делать, в неподдающихся исчислению темных салунах, где всегда пахнет горьким ядреным пивом и застарелым, слегка подгоревшим жиром. Для него это была просто еще одна стычка с очередным противником на еще одной темной пустынной улице – и не более того. Но и этого было достаточно. Это кхеф, ка и ка-тет. Эти стычки, которые были всегда и будут, являлись сосредоточием всей его жизни – той осью, вокруг которой вращается его ка. То, что на этот раз, в этой схватке, вместо пуль будут слова, не имело значения; все равно битва ему предстоит не на жизнь, а на смерть. Витавший в воздухе запах смерти ощущался столь же отчетливо и определенно, как запах мертвого газа, взорвавшегося на болоте. А потом, как всегда, накатила волна боевого запала… алой ярости, поглощающей все… и Роланд весь преобразился. Он как будто шагнул за пределы возможного и перестал быть таким, каким они знали его.
– Я могу обозвать тебя бесчувственным, пустоголовым, тупым и заносчивым механизмом. Я могу обозвать тебя глупым, безмозглым созданием, чей рассудок – не более чем завывания зимнего ветра в дупле мертвого дерева.
– ПРЕКРАТИ.
Роланд продолжал говорить тем же спокойным и невозмутимым тоном, не обращая внимания на реплику Блейна:
– Но к сожалению, я не могу тебе выдать по полной программе и нагрубить как положено, поскольку ты всего лишь машина… как говорит Эдди, «железка».
– Я НЕ ПРОСТО КАКАЯ-ТО ТАМ…
– Я, например, не могу обозвать тебя хуесосом, потому как у тебя нет ни рта, ни того, что сосут. Я не могу, например, сказать, что ты гаже самого гадкого попрошайки из тех, что когда-либо ползали, пресмыкаясь на брюхе, в сточных канавах самых грязных и мерзких улиц на свете, потому что даже такое отребье все-таки лучше тебя; у тебя нет колен, чтобы ползать на них, но даже если бы они у тебя и были, ты все равно бы не встал на колени, потому что тебе не знакомо само понятие о таком человеческом недостатке как жалость. Я не могу даже сказать, что ты имел свою мать, потому что у тебя ее не было.
Роланд умолк на мгновение, чтобы перевести дух. Эдди, Сюзанна и Джейк затаили дыхание. От гробового молчания Блейна в воздухе вдруг стало душно.
– Но зато я могу сказать, что ты бездушное существо, вероломное и не заслуживающее доверия. У тебя был единственный друг, и ты хладнокровно позволил ей покончить с собой. Ты – трус, который находит себе удовольствия, мучая одураченных и запутавшихся и убивая невинных, растерянный нытик, большой механический гоблин, который…
– ПРЕКРАТИ, Я ПРИКАЗЫВАЮ, ИНАЧЕ Я ВСЕХ ВАС УБЬЮ. СЕЙЧАС ЖЕ.
Глаза стрелка вспыхнули синим огнем, таким диким, таким неистовым, что Эдди невольно отпрянул. Сюзанна и Джейк аж задохнулись от изумления.
– Убивай, если хочешь, только не смей мне приказывать! – прорычал Роланд. – Ты забыл лица тех, кто создал тебя! А теперь либо убей нас, как ты грозишься, либо заткнись и слушай меня, Роланда из Гиледа, сына Стивена, стрелка и повелителя древних земель! Я прошел столько миль и прожил столько лет вовсе не для того, чтобы выслушивать твой детский лепет! Ты меня понял? Теперь ты будешь слушать МЕНЯ!
Напряженная тишина как будто зависла в воздухе. Все затаили дыхание. Роланд угрюмо смотрел прямо перед собой, высоко подняв голову и держа руку на рукояти револьвера.
Сюзанна поднесла руку ко рту и нащупала на губах улыбку – так женщина безотчетно поправляет новый, несколько для нее не привычный предмет туалета, например, шляпку, проверяя, хорошо ли она сидит. Она опасалась, что эти мгновения – последние в ее жизни, но преобладающим чувством из переполнявших ее сейчас, был почему-то не страх, а гордость. Бросив взгляд влево, она увидела, что Эдди во все глаза смотрит на Роланда и улыбается тоже. Джейк глядел на Роланда с одним выражением: это было простое и искреннее обожание в чистом виде.
– Скажите ему! – выдохнул Джейк. – Так его! Пусть обтекает!
– Я бы тебе посоветовал слушать внимательно, Блейн, – сказал Эдди. – Он еще и не на такое способен. Не зря же его называли Бешеным Псом Гилеада.
Молчание затянулось опять. Наконец Блейн спросил:
– ТЕБЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК НАЗЫВАЛИ, РОЛАНД СЫН СТИВЕНА?
– Может, и так, – согласился Роланд, спокойно стоя в пустом пространстве над безжизненными холмами.
– А КАКОЙ МНЕ ОТ ВАС ПРОК, ЕСЛИ НЕ БУДЕТ ЗАГАДОК? – Теперь в голосе Блейна явственно сквозили интонации капризного, надувшегося ребенка, засидевшегося допоздна, когда мама с папой ему разрешили лечь спать чуть попозже.
– Почему же не будет? Я этого не говорил, – отозвался Роланд.
– НЕТ? – переспросил Блейн в явном недоумении. – ЧТО-ТО Я НЕ ПОНИМАЮ, ХОТЯ АНАЛИЗ ГОЛОСОВОГО ОТПЕЧАТКА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О ПРАВДИВОСТИ СКАЗАННОГО. ПРОШУ ПОЯСНИТЬ.
– Ты сказал, что ты хочешь загадки немедленно, – объяснил стрелок. – Когда я сказал «нет», я имел в виду только то, что загадки пока подождут, а не то, что мы вообще их не будем загадывать. А ты в своем нетерпении повел себя просто неподобающе.
– НЕ ПОНИМАЮ.
– Ты вел себя грубо. Это-то ты понимаешь?
Блейн на мгновение задумался.
– ЕСЛИ Я НАГРУБИЛ ТЕБЕ, Я ПРИНОШУ СВОИ ИЗВИНЕНИЯ.
– Я принимаю их, Блейн. Но проблема не в этом.
– ОБЪЯСНИ.
Теперь в голосе Блейна явственно слышались нотки некоторой неуверенности в себе, и Роланда это не удивило. Уже много лет этот компьютер не сталкивался с проявлениями человеческого характера, если, конечно, не брать в расчет невежество, пренебрежение и суеверное раболепие. Если ему и приходилось встречаться с простой человеческой смелостью, то это было давным-давно.
– Верни стены, и я объясню. – Роланд спокойно сел в кресло, как будто о дальнейших препирательствах – не говоря уже о перспективе немедленной смерти – не могло быть и речи.
Блейн безропотно подчинился. Стены вновь потеряли прозрачность. Кошмарный пейзаж исчез. Зеленая точка на карте маршрута мигала уже совсем рядом с кружком с надписью «Кандлетон».
