Вопрос 18. Есть мнение, что фантасты в своем творчестве проектируют будущее. Каким вы видите его через сто, тысячу лет?
Г. Л. ОЛДИ ВМЕСТЕ: Мы стараемся жить здесь и сейчас, в настоящем, потому что оно – настоящее. О чем бы мы ни писали, в какие миры или времена ни забирались, мы пишем о том месте-времени, где живем вместе с вами. Так что будущего никогда прогнозировать не пытались. Его делать надо, будущее, а не прогнозировать. Тогда, когда оно настанет, оно будет чудесным настоящим, а не абстрактным будущим.
АНДРЕЙ ВАЛЕНТИНОВ: Будущее проектируют в Госплане. Лично я, как фантаст, ничем подобным не увлекался. Но мне кажется, мир будущего ничем принципиальным от нынешнего отличаться не будет, поскольку человек со всеми его достоинствами и недостатками меняться не собирается.
Можно предположить, что через сто лет мы:
– не будем жить в едином мире, количество государств даже увеличится, а раскол между цивилизациями углубится;
– будем по-прежнему воевать;
– технический и научный прогресс некоторое время будет переживать стагнацию, рывок, подобный нынешнему, повторится не скоро;
– к звездам летать не будем;
– глобальных катастроф, угрожающих всему человечеству, не произойдет.
А увидеть будущее сквозь десять веков, пожалуй, никому еще не дано.
СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО: Будущее исследует футурология, и многие произведения фантастики являются ее телом. И это не только те романы, действие которых прямо связано с миром будущего, – скажем, «Машина времени» Уэллса, «Мы» Замятина, «Возвращение со звезд» или «Солярис» Лема, «Трудно быть богом» или цикл братьев Стругацких «Полдень. ХХI век» и пр. и др. Множество произведений и научной фантастики, и даже фэнтези несут в себе прогностическую функцию, потому что исследуют неведомое, экспериментируют с настоящим и прошлым. Оттеняют то, что сокрыто, но что может обнажиться завтра – хотя бы в области психологии и социальных отношений. И это замечательно, этим фантастика отличается от всех иных направлений.
МАРИНА ДЯЧЕНКО: Лично я ничего не проектирую. И что будет в будущем, не знаю. Скорее всего, будет совсем не то, чего мы ждем.
Вопрос 19. Чем занимаетесь в жизни кроме литературы? Какие у вас есть увлечения?
Г. Л. ОЛДИ ВМЕСТЕ: В настоящее время литература для нас – и самое сильное увлечение, и основная профессия, и средство к существованию «в одном флаконе». Нам повезло: мы занимаемся любимым делом и можем при этом не искать дополнительных источников заработка. Разумеется, так было не всегда, но сейчас это именно так.
Но, конечно же, у нас есть и увлечения помимо литературы. Во-первых, это… опять же литература! Мы не только пишем – мы еще и читаем. Много и с удовольствием. И не спрашивайте, что именно. Разное. Полный перечень выйдет столь длинным, что не хватит места ни в каком интервью!
Еще мы оба завзятые меломаны. У нас дома полно аппаратуры (CD, DVD, «виниловые» вертушки, магнитофоны, усилители, колонки…), большие коллекции записей (в основном на CD, но есть и «винил», и магнитофонные записи). Правда, вкусы тут у нас изрядно отличаются. Олег предпочитает джаз, классику, акустическую гитару и авторскую песню, Дмитрий – разновидности рока: хард-рок, симфо-рок, хард-энд-хэви, симфо-металл, арт-рок, психоделику. Есть и пересечения: к примеру, замечательных органистов и клавишников Джона Лорда и Рика Вэйкмана, а также «Blackmore's Night» с удовольствием слушаем оба.
Еще одно общее хобби: вот уже третий десяток лет оба занимаемся карате, окинавским годзю-рю. У Олега черный пояс, у Дмитрия – коричневый.
А еще у нас есть любимые жены и дети, и когда выдается свободное время, мы стараемся проводить его с семьями. Жаль, получается это не так часто, как хотелось бы.
Короче, самое большое увлечение – жизнь.
АНДРЕЙ ВАЛЕНТИНОВ: Работаю преподавателем в Харьковском национальном университете. В недавнем прошлом ездил в археологические экспедиции. Люблю ходить по горам. Собираю книги по истории. Последнее увлечение – создаю большую электронную библиотеку по той же истории.
СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО: С точки зрения психиатра, хобби – это симптом неблагополучия. Все равно как жить с нелюбимой женой и думать, как бы побыстрее встретиться с любовницей… Я это хорошо знаю по себе: долгие годы зубрил анатомию, мечтая о кино, потом просиживал собрания в Институте медгенетики, где нас заставляли часами обсуждать достоинства великого произведения Леонида Ильича Брежнева «Малая земля», – и тосковал по пишущей машинке с неоконченной рукописью романа. И лишь в последние 11 лет, после встречи с Маринкой, хобби стала сама жизнь, работа, путешествия, общение с дочерью, нашими друзьями… Эх, побольше лет этой самой жизни подарила бы нам судьба!
МАРИНА ДЯЧЕНКО: Я ничем не занимаюсь, кроме литературы. Раньше преподавала сценическую речь, теперь оставила.
Вопрос 20. Есть ли у вас мечта? Какая?
ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Мечты – дела интимные, о них не стоит вслух и всуе. Поэтому давайте иначе. У меня есть стихотворение «Мечта». Правда, не уверен, что лирический герой этого стихотворения – я. Мне все больше счастья хочется, личного и общего, в единственном числе и во множественном. Но однажды подумалось…
Купить под старость запасную душу
И на нее грешить, как на сберкнижку,
Дабы потом, когда придет косая,
Послать покупку, всю в грязи порока,
Оплачивать кредит. В геенну. В пекло.
В дымящийся котел. На сковородку.
А самому остаться. Кофе пить.
Гулять с собакой. В шахматы с соседом
Играть на деньги. Так, для интереса.
И лишь ночами…
ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Мечта есть. Какая? Не скажу.
АНДРЕЙ ВАЛЕНТИНОВ: Дожить до высадки человека на Марсе.
СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО: Моя мечта – иметь домик у океана, пусть небольшой, скрипучий, почерневший от времени и ветров, но чтобы был в нем компьютер с Интернетом, спутниковая антенна, рядом – яхта с аквалангами. И чтоб жили в этом доме со мной Марина, Стаска, Дюшес. И чтоб мы могли приглашать время от времени в этот дом наших друзей. Олега, Диму, Андрея – и еще многих, кого мы любим.
МАРИНА ДЯЧЕНКО: А я ни о чем не мечтаю. Мне и так хорошо.
От авторов «Пентакля»: «Мы хотели бы добавить, что примерно треть новелл из всей тридцатки рассказов «Пентакля» написана в самых разнообразных сочетаниях соавторства, какие только возможны в нашем многоликом случае. То есть каждая третья новелла написана совместно – от «двойного» соавторства до полного «пентакля».
