Евгений Лотош - Река меж зеленых холмов

"Ты уверен? Я думал, канал гиперсвязи в принципе невозможно отследить".

"Смотри за руками. Если ткнуть пальцем вот сюда, по хреновине пойдет волна возбуждений. И в эффекторе девчонки тут же начинаются какие-то процессы. Совсем не похожие, но абсолютно синхронизированные по времени. В девчонку тыкать не будем, во избежание, но если это не две части одного фантома, я публично слопаю свой диплом инженера. Тот, что на пластике с голограммой".

"Замечательно. Между прочим, она жалуется. Вслух".

"Кто, девчонка?"

"Кукла".

"Она еще и говорить умеет?"

"И левитировать — тоже. Сейчас она жалуется, что не получает какого-то синхронизирующего сигнала. Да что я тебе описываю, включи звук и слушай сам".

"Сейчас. Дай-ка подумать…"

— Отсутствует синхронизирующий сигнал на основной несущей частоте, — монотонно повторила кукла. — Прошу подключиться по пятому каналу. Ожидаю контакта.

Мизза забилась в самый угол просторного кресла и с каким-то лихорадочным нетерпением в глазах смотрела на нее.

— Потерпи, — сказал ей Саматта. — Сейчас разберемся. Только, Мизза…

Он выбрался из своего кресла, присел перед девочкой на корточки и наклонился вперед, осторожно тронув ее за плечо. Та вздрогнула, словно от удара, и перевела на него испуганный взгляд.

— Мизза, ты понимаешь, что о своей кукле никому нельзя рассказывать? И о том, что сейчас происходит, тоже? — Саматта постарался изгнать из своего голоса все нетерпеливые и угрожающие нотки, чтобы ненароком не перепугать ее еще больше. — Даже папе с мамой. Это тайна. Большая тайна. Если кто-то ее узнает, твою Бокува могут отобрать навсегда. Понимаешь, да?

— А ты ее не отберешь? — девочка нервно облизнула сухие потрескавшиеся губы.

— Нет, конечно. Но Бокува на самом деле совсем не то, чем кажется. Она внутри совсем другая.

— Ты тоже…

— Да, Мизза. Я тоже. Но и это тайна. Ты ведь умеешь хранить секреты?

Девочка молча кивнула и снова перевела взгляд на куклу.

— Отсутствует синхронизирующий сигнал на основной… — снова начала кукла и внезапно замолчала.

"Здесь Палек. Я разобрался. Просто просканировал ведь диапазон. На частоте, соответствующей нашему пятьдесят четвертому вспомогательному каналу, в радиусе сажени от фантома в кукле фиксируются исходящие импульсы синхронизации".

"Пятьдесят четвертому? Она же говорит — пятый".

"Не знаю, кто ее программировал, но либо он не знаком с таблицей стандартных частот, либо намеренно сдвинул ее каналы в неиспользуемую область, чтобы никто случайно не нащупал. Мати, не хочешь подключиться? А то мне боязно. Там композитный сигнал предлагается для восьми каналов восприятия. Вдруг там какая психоделика — глянешь одним глазком, и у тебя крыша поехала. А ты у нас заторможенный, у тебя крышу сразу не сорвет, и я тебя вытащу".

"В таком случае тебе первому соваться нужно. У тебя крыша уехала еще в детстве, и всех моих педагогических усилий не хватило, чтобы вернуть ее на место. Наверное, порол мало. У меня вообще-то дипломатическая встреча, и короткий перерыв, который я запросил, давным-давно прошел".

"Тогда мы Кару попросим. У нее нервы стальные, из них корабельные канаты вить можно, и воображение напрочь отсутствует. Она с ума сойти может не больше, чем кухонная табуретка. А я личность гениальная и творческая, меня беречь нужно, холить и лелеять. Звать?"

"Тогда уж и Риса зови. Пусть помогает разбираться. Может, он посоветует кого из Старших привлечь, если уж без них никак нельзя. Только погоди немножко, я девочку из зала переговоров в другую комнату выведу".

"Валяй. Пропустишь самое интересное — твои проблемы".

"Вот только забудь мне запись включить! А то уши надеру, и не посмотрю, что уже взрослый мальчик".

"Не поймаешь. Конец связи".

Мизза радовалась тому, что боится.

В последние дни она все глубже и глубже погружалась в пучину серого безысходного отчаяния, такого же серого, как и мир, в котором теперь жила Бокува. Несколько раз Мизза заглядывала туда ночами — лишь для того, чтобы Бокува снова вышвыривала ее обратно в реальность, как выбрасывают за дверь нашкодившего щенка. В конце концов она перестала даже и пытаться… но серая мгла успела прочно поселиться в ее сердце. Она почти перестала есть. Аппетит пропал и не возвращался, и мир казался все более мертвым и пустынным. Ее эмоции постепенно затухали, и в конце концов равнодушие прочно поселилось в ней, неподвластное даже дразнилкам Сахмата, а в школе — ехидным перешептываниям за спиной. Последние два дня она не ходила и в школу, а просто лежала круглые сутки у себя в комнате, бездумно уставившись в потолок и прижимая к груди деревянную разноглазую куклу. Сегодня утром, когда дядя Тархан пришел за ней и сказал, что ей опять нужно сидеть за стенкой и сигналить, когда кто-то врет, она лишь молча кивнула. И ни разу не нажала кнопку на своем тяжелом браслете. Вовсе не потому, что чужак не соврал ни разу. Просто ей было все равно.

Теперь она боялась. Она даже не пыталась понять, что происходит: что говорит Бокува, что отвечает ей чужак. Ей становилось страшно, когда большой сильный мужчина, в остальном вполне нормальный, внезапно становился… пустым. Неподвижным лицом и совершенно не излучающим никаких эмоций, словно его вытаскивали из тела, оставляя здесь, рядом с ней, пустую оболочку наподобие змеиной шкуры.

Она боялась — но в то же время и радовалась. Значит, она сама еще способна испытывать эмоции. Значит, не все внутри еще выгорело. И… Бокува говорит с чужаком. А кукла никогда еще не говорила ни с кем, кроме нее, Миззы. Видимо, она тоже чувствует в нем что-то, чего нет ни в ком другом.

Может, Саматта Касарий — не человек. Но кто же тогда он? Не тролль же, в самом деле, и не бог!

— Мизза, — неподвижно замерший в кресле чужак пошевелился и опять наполнился жизнью, — мне нужно продолжать совещание. Я хочу, чтобы ты подождала в другой комнате. Не бойся и не расстраивайся. Я… поговорил со своим воспитанником. Он слушает нас сейчас, и он поможет тебе и Бокува. И я пока что рядом.

Он протянул руку, и Мизза отпрянула от него, скорее, по многолетней привычке, чем от реального страха. Человек или нет, но он, кажется, хорошо к ней относится. И совершенно ее не боится. Она заставила себя замереть, и его широкая тяжелая ладонь осторожно опустилась на макушку девочке, осторожно оглаживая ей волосы. Мизза замерла, прислушиваясь к непривычной ласке. Все-таки он, наверное, хороший, как дядя Тархан.