— Мерзкие птицы, — поежилась Даэйрэт.
— Что за мрачная долина, — не выдержала Этиль. — Я надеюсь, что здесь мы не заночуем…
— О, нет, леди, здесь мы не заночуем. Единственное место, где тут можно было заночевать, развалено и сожжено полтораста лет тому. Когда мы поднимемся во-он на тот холм, мы увидим развалины… — Болдог улыбнулся неизвестно чему.
— Что за развалины? — Эрвег заинтересовался.
— Замок Ост-ин-Гретир, — охотно ответил Болдог. — Когда беоринги пришли сюда, эту долину получил род Гретиров, больших друзей старого Беора… Бора Гретир был его тестем, сестра его тоже была замужем за Гретиром… Короче, тракт, самое хлебное место, получили свойственнички Беора. Но был другой род, более знатный и достойный… Род Болдуингов…
Орк сделал длинную паузу, и неожиданно для всех в эту паузу вклинилась песня.
…И Фродда Болдуинг так сказал
Однажды: "Не в добрый час
Беор эту землю Гретирам дал,
Их сделав богаче нас!
Но тот, кто смел и тот, кто силен,
От эльфов земель не ждет.
Он признает только свой закон
И сам что хочет берет!"
И так сказал ему старший сын:
"Но Гретир сильнее нас!
Когда мы выйдем один на один -
Нас всех перебьют тотчас".
И Фродда ответил: "Тогда к нему
Должны мы войти в друзья,
Напасть по-тихому, по уму,
И дом его хитростью взять…"
И средний сын так сказал ему:
"Гретир и сам умен.
И, если судить по его уму,
В дом нас не пустит он".
И Фродда ответил: "Но есть закон,
Обычай — в Долгую Ночь
Не смеет никто, кем бы ни был он,
Прогнать прохожего прочь".
«Ты злое дело задумал, отец» -
Сказал ему младший сын.
"Так не поступит ни вождь, ни мудрец -
Только лишь враг один.
Не стоит ради клочка земли
Пятнать и Закон, и честь.
И если другого нам нет пути -
Пусть все остается как есть".
И Фродда ответил: "Мой милый сын!
Позволь мне обнять тебя!
Ты честь мою бережешь один,
Меня горячо любя".
И, стиснув шею сына в руках,
Он крепко ладони сжал,
И тот забился, как птица в силках,
И вскоре уже не дышал…
Берену, казалось, было все равно, что все на него смотрят — он пел как будто сам для себя, тихо, глядя не на спутников, а на вереск вдоль дороги. Оборвав песню, как понял Илльо, даже не на середине, а в самом начале, он умолк.
— Ничего себе знатный и достойный род, — протянула Даэйрэт.
— Болдуинги, может, и не были единственными вождями эдайн, но они заслуживали права называться вождями больше, чем этот выскочка Беор! — у орка даже уши слегка прижались. — До перехода через горы он был вообще никто и ничто, у него не было своего рода и своих цветов. Его сделали вождем, потому что он больше всех якшался с Финродом и если что — эльфы мигом порубили бы в капусту тех, кто не согласится считать этого худородного правителем!
Никому не хотелось возражать Болдогу. Вместо этого Этиль спросила:
— А что же было дальше, лорд Берен?
Тот не ответил.
— Дальше? — вернулся в разговор Болдог. — Дальше Болдуинги сделали все как и собирались: в ночь зимнего солнцестояния Фродда и его сыновья поехали к Гретирам — мириться… С подарками и угощением, ха. И Гретир не смог выставить их за двери, потому что слишком чтил обычаи. И, видимо, рассудил, что от троих безоружных ему не будет опасности… Может быть, ты споешь, князек?
Берен усмехнулся.
— Нет, почтенный Болдог, перебивать тебя я не буду. Разве что ты уж слишком заврешься…
— Так он что, на самом деле убил своего младшего сына? — Даэйрэт слегка ерзала в седле.
— Благородная леди, — вздохнул Болдог. — Когда ты подрастешь, ты поймешь, что не всегда благородство имеет смысл. Если твое благородство будет стоить жизни твоим друзьям и родичам, то к чему оно?
— О жизни речь не шла! — возмутилась Даэйрэт. — Болдуинг собирался захватить чужую землю, а его младший сын ему помешал!
— Болдуинг хотел вывести свой род из незаслуженного унижения, — прорычал орк. — Потому что милости и хорошие земли от эльфов получали те, кто к ним подлизывался, а тем, кто не хотел от них зависеть, доставались пустоши!
— Ну так расскажи господам из Аст-Ахэ, каким способом Болдуинг возвысил свой род. И до чего он его возвысил… — Берен сидел в седле прямо и говорил безо всякого выражения.
— Ночью, когда Гретиры перепились, трое Болдуингов зарезали привратников и открыли двери своим людям, — произнес орк. — Из Гретиров никто не уцелел, господа рыцари, ибо в обычае у беорингов кровная месть, и если уж ты хочешь кого-то убить — убивай весь клан. Насколько я знаю, на севере у вас то же самое, да и подобных историй ваша земля хранит немало…
— Об этом сейчас речи нет, — возразил Эрвег. — Итак, Болдуинги захватили Ост-ин-Гретир, но, думаю, не разрушили его — в этом не было бы никакого смысла. Что же случилось, что долиной теперь никто не владеет, а замок пуст и разрушен?
— Извольте. Когда весть о случившемся дошла до Беора, он очень горевал о своем любимчике Гретире. И вот что он сделал: запретил водить караваны через долину Хогг. Вся торговля шла лишь через Перевал Аглон, либо через Ладрос, либо через Анах. Все три пути были длинными и неудобными, но Беор наплевал на удобство своих подданных — лишь бы лишить Болдуингов дохода от пошлин. Болдуинг попробовал взять свое силой оружия, но Беора поддержали эльфы. Эльфы! — Болдог сказал это, как сплюнул. — Болдуингов просто заперли в долине. А хлеб в ней в этом году не уродился. Все лето в долине шли проливные дожди, и зерно погибло. Болдуинги не могли вернуться на свои старые земли — их объявили изгнанниками вне закона, верных им людей выгоняли из домов, их землю Беор забрал себе… Скот Болдуингов он тоже забрал, а что не смог — тех зимой частью съели, потому что нечего было есть, а частью поразил мор. И на следующее лето хлеб не уродился тоже, и караваны все не шли… А в Ост-ин-Гретир завелись призраки убитых, и люди Болдуинга принялись сходить с ума. Трусливые и слабые, поджав хвост, побежали к Беору — каяться. А сильным и верным — им пришлось уйти…
— Куда? — спросила Этиль.
— Этого, благородная леди, никто не знает, — орк усмехнулся. — Но ушло их гораздо меньше, чем умерло от голода и болезней. Земля в долине не родит до сих пор, и никакого замка здесь уже нет — камни брали для строительства застав, что держали князья из рода Беорингов. Все лето идут проливные дожди, все время здесь пасмурно и растет только вереск.
— Ужасно, — сказала Этиль. — Мне нисколько не жаль этого Болдуинга, но пострадало столько невиноватых… женщины и дети…
