Первым пришло на ум производное от «играть словами» – «игрословие». Или, по-иному, «игрословица». Но здесь тоже присутствовал корень «игра», что делало название несерьезным. Надо было придумать что-то емкое и звучное. И красивое, как то, что получалось в результате этой «игры». Может, «красословие»? «Словокрасица»? Длинно, неуклюже!.. А если сократить? «Слокр»? «Красл»? Вот-вот, «красл»! Это и «красивые слова», и «краткие слова» – ведь то, что выходит из этого – это не только красиво, но и кратко изложенные мысли. Замечательно! Пусть будет «красл»! Или «краслы», когда их много. А «придумывать краслы» – значит, «краслить»!
Теперь можно придумать и новый «красл». О чем? Да о том, например, что с ними случилось.
Хепсу думал довольно долго, а потом горячо зашептал, словно обращаясь к невидимому собеседнику:
– Дошли мы до самого края,
До самого края земли —
Она оказалась большая,
Но сделать мы это смогли!
Мы чуть не погибли от жажды,
Меня в черноту унесло,
Когда я, безумец, однажды
Учителю бросил весло.
Но он меня вовсе не бросил —
На лодке отчалил ко мне,
Причем, управляясь без весел, —
Швыряньем тяжелых камней.
Потом мы готовились к смерти,
Но вскоре послышался гул.
Его издавала… (Поверьте,
Я лучше б навечно уснул!..)
…Огромная гладкая лодка,
Блестящая, словно вода!
Открылась в ней черная глотка,
И к нам подступила беда.
Два злобных, коварных урода
Схватили и заперли нас,
И ласковый свет небосвода
За толстой стеною погас.
Мы плыли в неведенье долго,
Потом нас швыряло, трясло.
Упав головою о полку,
Я думал, что мне повезло…
…Что я ухожу в бесконечность,
Что маму увижу опять,
Но вновь проявил человечность
Учитель – любитель спасать.
И вот я почти что в порядке,
Лежу и трясусь в тишине,
А страшные, злобные дядьки
Неспешно крадутся ко мне…
Сказал, и сам испугался. Чего это он вдруг про дядек? Ведь не собирался ничего такого краслить…
Хепсу приподнялся на локте, посмотрел сначала на стену, через которую их ввели сюда похитители. Стена была по-прежнему ровной и гладкой, словно и не раскрывалась никогда. Тогда мальчик перевел взгляд на противоположную стену – точнее, на рваную щель, пересекавшую ее пополам. Через ощеренную дыру был виден лишь светлый кусочек неба и зеленая листва.
Хепсу облегченно выдохнул и вновь опустил голову на лежанку. «А ничего себе красл получился, – попробовал он снова отвлечься, – такого огромного я никогда еще не краслил! Неужто удар головой о полку помог?» Мальчик сделал попытку улыбнуться, но череп прошило болью, и он лишь скривился. «Вот, вспомнил на свою голову!» – мелькнула сердитая мысль. Он зажмурился, чтобы легче было справиться с болью. Через какое-то время она действительно утихла – не ушла совсем, но уже не сверлила голову, лишь постукивала чем-то не очень тяжелым в висках и затылке.
Хепсу открыл глаза. Но ничего не увидел… Сначала он подумал, что в глазах потемнело от недавней боли, но быстро понял, что причина не в этом. Просто трещина в стене не пропускала больше света – через нее, громко сопя, кто-то лез.
– Ачаду?! – вскрикнул с надеждой Хепсу, когда темный силуэт предстал перед ним, заслоняя слабый свет проема.
– Точно, осада! – хрипло гоготнули в ответ. – Давай, вылазь!
«Ну вот, накраслил про дядек!..» – мысленно охнул мальчик, а вслух жалобно выдал:
– Я не могу, я ранен…
– Ранен? – переспросил незнакомец. – Куда?
– Голову разбил…
– Голову!.. – хрюкнул силуэт. – Ноги-то целы?
– Целы…
– Вот и вылазь ногами! – Цепкая рука больно схватила Хепсу за локоть и потянула. Мальчик едва успел сбросить с лежанки ноги, чтобы не упасть.
Незнакомец, не отпуская Хепсу, вновь засопел, выбираясь наружу. Мальчик, невольно следуя за ним, чуть было не ободрал бок, пролезая в рваную узкую дыру.
Когда оба оказались снаружи, «дядька» отпустил наконец локоть Хепсу. Теперь мальчик мог рассмотреть его. Не Залг и не Олрог – это уже хорошо. Остальное выглядело хуже. Облик незнакомца не внушал особого доверия. Человек был огромным что вверх, что вширь, – удивительно даже, как и пролез только в неширокую щель! – мускулистые, с веревками темных жил руки свисали почти до колен. Ниже колен ноги были закрыты черной кожей – так делали охотники в селении Хепсу, отправляясь в лес, но у незнакомца куски кожи выглядели по-другому, словно были сшиты специально под ногу, а не обернуты вокруг нее. Выше них ноги закрывала серая, плотная на вид ткань, и она тоже казалась сшитой. А вот могучий торс «дядьки» оказался голым, равно как и голова, на которой не было не только волос и бороды с усами, но даже бровей. Через плечо его был переброшен кожаный ремень, на котором за спиной болталась странная черная палка с двумя кривыми выступами. Толстые красные губы незнакомца все время шевелились, будто он постоянно что-то жевал, широкий приплюснутый нос с неприятно раздувающимися ноздрями – так и казалось, что сейчас их владелец или громко чихнет, или не менее громко крикнет. Зато глаза лысого великана выглядели совсем неуместно на этом свирепом лице. Большие, ярко-синие, они будто лучились добротой и лаской. Эти глаза очень понравились мальчику. Он даже слегка приободрился. Но похоже, что зря…
– Кто ты?! – гаркнул «дядька», и красивые глаза его при этом сузились и потемнели, вмиг потеряв свое очарование.
– Я Хепсу… – промямлил мальчик и, вспомнив разговор хозяев корабля, добавил: – Маложивущий. Бесполезный.
– Хо! – Незнакомец хлопнул себя по брюху и выкатил глаза. Теперь они вновь стали пронзительно-синими. – А ты откуда это знаешь?
– Что я Хепсу? Меня так мама…
– Да по мне хоть Гупси! – сердито оборвал здоровяк. – Откуда знаешь, что маложивущий?
– Эти говорили, – махнул мальчик в сторону носа корабля. – Которые меня сюда посадили.
– А где они?
– Не знаю… Затрясло, закрутило, я головой ударился, а когда очнулся – вот… – Хепсу почему-то решил, что про Учителя говорить пока не стоит. Может быть, он где-то рядом, видит все и слышит, а когда выберет подходящий момент – обязательно его спасет! А если сказать про Ачаду «дядьке», тот будет настороже…
Здоровяк будто услышал мысли мальчика.
– Кто еще был с тобой? – пожевал он толстыми губами.
– Н-никто…
– А это? – ткнул незнакомец пальцем в повязку на голове. – Это кто завязал?
– Я сам. – Хепсу постарался, чтобы голос не дрогнул. И посмотрел прямо в синь чужих глаз, которые вновь потемнели.
