Глава 8
— Просто сейчас больше никого здесь нет, — пояснил Шаман, заводя мотор мотоцикла. Мотоцикл у него был впечатляющий, огромный, черный, блестящий, ревущий, как лось во время гона, и так же мощно, как лосиные рога, растопыривающий в стороны массивный руль — «Харлей Дэвидсон». — А я и один отлично справлюсь. Если один байкер вполне заменит целую банду, то какая тебе разница?
— Шаман-байкер, — засмеялась Карька, держась за ребра.
— Садись ко мне за спину. Где лежат твои документы?
— В комоде, если ничего не изменилось. Я имею в виду, если с ними… никто ничего не сделал.
— Думаю, что нет.
Через весь город на мотоцикле — это, конечно, намного медленнее, чем на метро, но зато очень весело. В лицо летел теплый бензинный ветер вперемешку с мокрым снегом, серая облачная пелена выглядела так светло, словно ее вот-вот прорвут, брызнув на город, сияющие солнечные лучи. Из под переднего колеса «Харлея» росли два огромных водяных веера, как у лодки-глиссера, на которой когда-то в Крыму каталась с бабушкой маленькая Карька. А сейчас Карька держалась за Шамана и смеялась почти так же, как тогда.
По дороге остановились возле одного из многочисленных продуктовых киосков, Шаман купил себе и Карьке по порции пива и чего-то хрустяще-слоеного с горячей сочной мясной начинкой, пахнущей пряно и невыносимо вкусно. В ответ на Карькин взгляд, брошенный вроде бы незаметно, объяснил:
— Нам незачем торопиться. Мы можем ехать столько, сколько захотим, и все равно все нужные действующие лица будут на своих местах, когда мы явимся.
Посмотрев на него с откровенным восхищением, в следующий момент Карька чуть не подавилась.
— Вот именно — все! А нас только двое. А если там еще и этот бизнес-бугай будет?
— Бизнес-бугай? — засмеялся Шаман. — Чем больше шкаф, тем громче падает.
Карька тоже засмеялась, потом снова нахмурилась. Тогда он сказал:
— Не бойся, все будет хорошо. И вообще никогда ничего не бойся.
Неопределенно поведя плечами, Карька настороженно оглядела все вокруг. Когда становится очень хорошо, тут-то и жди какой-нибудь неприятности. Легко ему говорить «не бойся», такому сильному… Она вздохнула, дожевала свою порцию, вытерла жирные пальцы о бумажную тарелочку, выбросила ее в урну и… с удовлетворением подумала, что оказалась права, так как неприятность не замедлила появиться.
Пьяненький мужчина, невесть откуда взявшийся, комплекцией напоминающий бизнес-«авторитета», фактически отрезал им обоим дорогу к шоссе и припаркованному у обочины «Харлею». Он вроде не вытворял ничего особенного, просто клеился ко всем оказавшимся поблизости женщинам, на всех падал и весело задирал мужчин. На него никто не обижался. Но вышло так, что с одной стороны у Шамана и Карьки оказался киоск с едой, с другой — стена дома, с третьей — небольшая, но плотная толпа желающих перекусить на скорую руку, а с четвертой — вот этот пьяница.
Сверля глазами неожиданную угрозу, Карька судорожно сунула руки в карманы косухи, достала и натянула свои перчатки с металлическими клепками, размяла пальцы и морально приготовилась драться.
Шаман крепко взял ее за локоть, так что она почувствовала, что не сможет сдвинуться с места ни на миллиметр, пока он ей не позволит это сделать.
— Успокойся. Он ничего нам не сделает, он безобиден. Отвыкай видеть опасность там, где ее нет.
И, когда Карька расслабилась и сняла перчатки, а пьяница благополучно удалился, даже не обратив на них внимания, Шаман прибавил, подчеркнуто четко выговаривая слова:
— Отучайся стервенеть. В тебе слишком много ярости. Это недопустимо.
— Недопустимо для чего?
— Для тебя же. Ты быстро сожжешь себя.
— Значит, туда мне и дорога.
— Нельзя так говорить. И думать — тоже.
Ничего не ответив, Карька поглубже засунула в карманы перчатки, правую — в правый, левую — в левый, и молча пошла к мотоциклу. Шаман тоже больше ничего не прибавил и так же молча пошел следом за ней. Они сели верхом на «железного лося», Шаман — за руль, Карька — у него за спиной, мотоцикл взревел и полетел дальше, шумно расплескивая воду и снежную жижу…
* * *
Струны натянулись до предела. А что, если сейчас будет драка, притом серьезная? Она, идиотка законсервированная, до сих пор даже драться как следует не удосужилась научиться. Как же она сможет помочь Шаману?
— Я же сказал, не бойся.
Негромкий голос, полный несокрушимого спокойствия, чуть-чуть приободрил Карьку.
Дверь долго никто не открывал. Карька жала на кнопку звонка снова и снова.
— Может, никого нет дома? — неуверенно предположила она, испытывая одновременно облегчение и разочарование.
— Звони-звони, — велел Шаман.
Тогда она нажала на кнопку и не отпускала до тех пор, пока в замке не заскрежетал ключ. Затем загремела цепочка, взвизгнул засов, и дверь неуверенно приоткрылась.
— О-о-о, К-Каринька! Ик!
Цепочка снова загремела, и дверь распахнулась. За нею стоял и покачивался, улыбаясь во весь щербатый рот, вдребезги пьяный Чак. Тут он заметил Шамана, вздрогнул так, что чуть не грохнулся на пол, суетливо переступил ногами, запнулся за складку коврика и снова чуть не упал, и застыл, вглядываясь в неясную фигуру, маячившую на полутемной лестничной площадке рядом с дочерью сожительницы.
— А это кто еще там с тобой, а?
— Не бойся, гражданин хороший, мы ненадолго. Только документы забрать. Вот ее документы.
Шаман кивнул на Карьку, шагнув в полосу света, падавшего из глубины квартиры. Голос его прозвучал как-то по-особому, ниже и значительнее, чем обычно. Так в боевиках и вестернах говорят ковбои и джентльмены, готовясь выстрелить, и при этом всегда опережают нападающего. А выглядел Шаман, как кобра перед броском или барс перед прыжком — именно так выражаются в боевиках, описывая вид героя в сценах противостояния с врагами.
Впервые в жизни Карька видела, как в стельку пьяный человек стремительно трезвеет, одновременно еще быстрее серея лицом. Чак попятился вглубь квартиры на негнущихся ногах, то и дело спотыкаясь о ковровую дорожку и нелепо взмахивая руками, словно отгоняя осу или приснившийся кошмар. Шаман спокойно шел следом за ним, потом остановился в большой комнате и обернулся к Карьке.
— Где лежат твои бумаги?
Карька молча кинулась к комоду и принялась перерывать содержимое всех ящиков подряд. Шаман стоял посреди комнаты и неторопливо озирал квартирный бардак. Клетчатый плед свисал с его плеч, наброшенный поверх куртки-косухи наподобие плаща, штаны с бахромой потемнели от растаявшего на них снега, «казаки» с окованными металлом носами оставили на полу черную дорожку из глинистых отпечатков подошв.
