Боль сожгла барьер из спирта, но одурманенность была велика, как никогда раньше, а запах паленого мяса собственного тела пробудил тяжелые воспоминания о днях, наполненных смертью и кровью. Если она теперь заснет, то проспит несколько суток, не пробуждаясь от терзаемых душу кошмаров каждые несколько часов. Она устало запрокинула голову, закрыла на мгновение глаза, наслаждаясь чувством, как боль постепенно покидает тело. По истечении некоторого времени снова открыла глаза. Она пока не может себе этого позволить. Словно в дурмане, она взялась за глиняный кувшин и сделала еще один большой глоток. Затем полила остывшее лезвие спиртом, вытерла нож о свой плащ и снова протянула лезвие в огонь, прежде чем снова отпить из кувшина.
Зара смотрела на огонь, видя, как острое лезвие ножа снова начинает раскаляться. Откуда-то доносилось спокойное, ровное дыхание Яна; она поняла, что юноша заснул, и пожелала себе тоже несколько часов сна.
Но до этого предстояло сделать еще кое-что.
Зара дождалась, когда лезвие стало пылать красным огнем. Затем высоко задрала рубашку над сломанным концом стрелы, открыв рану в боку, на две ладони ниже груди. Тонкие нити крови ручейками стекали от раны вниз, оставляя красно-коричневые полоски на фарфоровой коже. Заре хватило одного взгляда, чтобы понять – эта стрела проникла в тело намного глубже. Сделав последний глоток из кувшина, Зара вынула нож из огня и без промедления сделала разрез.
На этот раз у Зары навернулись слезы на глаза. Чудовищная и всеобъемлющая боль задула сознание, как штормовой ветер свечу. Зара почувствовала, что ее уносит куда-то, казалось, что внезапно душа отделилась от тела, и на мгновение в голове пронеслась мысль, что так, наверное, ощущается смерть – успокоительно, странным образом доверительно, как освобождение от вещей, которые, собственно говоря, не имеют никакого значения. Все же ей удалось вытащить обломок стрелы из бока, а затем она в изнеможении упала на землю. Прежде чем перед глазами потемнело, она, словно в тумане, увидела склонившееся над ней лицо Фалька, его обеспокоенные глаза под кустистыми бровями.
И тут же Зара погрузилась в утешительную темноту, как тонущий в глубоких водах ночного моря камень.
Когда Зара пришла в себя, день сменился вечером. Солнце низко висело над верхушками деревьев – туманный светлый круг с той стороны полога леса. От зарослей медленно ползли тени, и весело мерцало пламя костра. Тепло огня ласкало лицо Зары, но в первый момент она не сообразила, где находится. Испуганно она поднялась со своего ложа, как будто пробудилась от преследующего ее кошмара, рука машинально потянулась к ножнам. Она вздрогнула, когда от бедра и бока по телу прошли волны тупой боли – не той мучительной и пронизывающей, когда она вырывала стрелы из тела, а сдавленной, как, например, при ранке во рту, которую на ощупь находят кончиком языка, чтобы узнать, болит она еще или нет. Ощущение было не из приятных, и Зара издала слабый, чуть сдавленный стон.
Мгновенно рядом оказался Фальк.
– Лежи тихо, – сказал он и одарил ее успокаивающей улыбкой. – Тебе нельзя напрягаться. Отдохни. Ты серьезно ранена.
Он хотел уложить ее снова на одеяло, которое расстелил рядом с костром, но Зара сбросила его руку со своего плеча.
– Ни к чему эти хлопоты, – проворчала она. – Мои раны заживают быстро.
– Охотно верю, – отозвался Фальк. – Но, тем не менее, я их перевязал.
Наморщив лоб, Зара оглядела себя и установила, что бедро перевязано по-другому и тело мягко обвивает повязка из лекарственных трав.
Прежде чем она успела произнести хоть слово, из подлеска раздался звук хрустнувшей ветки, и Зара мгновенно полностью очнулась. Но тут же успокоилась, увидев ковыляющего Яна с вальдшнепом в руке. Длинная, с пестрым оперением шея птицы безжизненно свисала вниз. Хотя юноша передвигался с осторожностью, но выглядел уже гораздо лучше. Отек на лице уже начал спадать. При ходьбе он осторожно прижимал к груди руку, но, вне всякого сомнения, шел на поправку.
Взглянув на Зару, Ян одарил ее благодарной улыбкой.
– Принес кое-что поесть, – заявил он, подняв трофей в петле, с помощью которой поймал птицу.- Не очень много, так, слегка перекусить.
Он опустился рядом с ней на землю и начал ощипывать птицу.
– Мы очень волновались за вас, – ровным голосом заметил он.
Зара только махнула рукой:
– Мне уже много лучше.
Ян тихо рассмеялся:
– Что и говорить, по сравнению с ранами, которые получили ваши противники, вы действительно легко отделались.
Он чуть скривил лицо, так как от смеха ощутил боль в груди.
– Если бы я не видел это собственными глазами, то никогда бы не поверил. Женщина вступает в бой с полудюжиной вооруженных головорезов – и одерживает убедительную победу. – Он прищелкнул языком. – Вы – великий воин, Зара.
– О да, она такая! – с готовностью подхватил Фальк. – Надо было видеть, как в Хоэнмуте она спасла меня от целой шайки коварных, кровожадных разбойников. По непонятным причинам парни хотели отрубить мне руку, и хотя я мужественно и отчаянно защищался и некоторых собственными кулаками отправил в нокаут, в конечном счете тем, что у меня обе руки, я обязан только ей – а ведь она даже не прикоснулась к оружию.
Он ухмыльнулся.
– Поверь, от такого позора мошенники не оправятся и через тысячу лет! Не так ли, Зара?
Он смотрел на нее вопросительно, но Зара только презрительно наморщила нос и промолчала.
– Не сомневаюсь, что это была впечатляющая картина, – сказал Ян.
Для ровесника Фалька он казался весьма рассудительным и спокойным. Зара решила, что он привык брать на себя ответственность. Ян искоса взглянул на Зару, и в его взгляде появилось странное выражение.
– Мне кажется, что вы не только великий воин, но помимо этого и человек с множеством самых похвальных добродетелей.
– Слишком много чести, – проворчала Зара. – Добродетели для меня не значат ничего, как, впрочем, благодарность и уважение. Я делала то, что было необходимо, хотя сейчас вижу, что вмешалась напрасно и охотно кое-что переиначила бы.
Она одарила Фалька желчным взглядом, и тот в смущении опустил глаза.
Ян заметил между ними напряжение, но не стал заострять на этом внимание.
– Как бы то ни было, – заметил он, продолжая ощипывать перья вальдшнепа, – вашему боевому искусству я обязан жизнью и охотно выразил бы свою благодарность не только словами. Но золото, которое благодаря вам осталось при мне, предназначено для другой цели.
Он нежно погладил кожаный кошелек на поясе. Слабое бренчание золотых монет звучало сладко и заманчиво, и Фальк сразу поднял глаза.
