– Что-то тихо сегодня, – начал киммериец, останавливаясь перед стойкой со скучающим ветераном. Тот оторвал сонный взгляд от толстенного фолианта, в коем велся учет поступивших нарушителей, и выжидательно посмотрел на Конана. – Куда все подевались-то?
– Вино пьешь? – вопросом на вопрос ответил стражник, вытягивая откуда-то из-под стойки объемистый бурдюк и добавляя к нему пару глиняных кружек.
В бурдюке оказалось красное шемское, причем на удивление неплохое и крепкое как раз в меру.
– Тетка прислала, – пояснил ветеран, вытирая усы и сноровисто разливая по новой. – Ты, никак, из Сыскной Когорты? Новичок? Вроде я тебя раньше не встречал?
– Да имеется кой-какой опыт… – неопределенно буркнул варвар. – Меня зовут Конан.
Сонные глазки стражника подозрительно заблестели.
– Постой-постой, не ты ли Акцеля Подкову вчера повязал? – воскликнул он и, получив от приосанившегося Конана утвердительный ответ, оживился еще более. Настолько, что даже прихлопнул тяжелой ладонью по стойке, заставив кружки подпрыгнуть: – Точно! Парень, что коня арестовал!
Киммериец просверлил ветерана яростным взглядом, не сулившим ничего хорошего, на что, впрочем, тот не обратил ни малейшего внимания.
– Тарбад, десятник, – представился стражник. – Конан, значит… Ты рассказывай, рассказывай, как дело-то было. Да не стой столбом. Бери табурет, садись… Эх, жаль, никого из ребят нету! Ну, со знакомством…
– А где все? – спросил Конан, радуясь представившейся возможности уйти от щекотливой конской темы и воспользовавшись тем, что новый знакомый надолго присосался к своей объемистой кружке. – Отчего так пусто? Тут же всегда не протолкнуться.
– Да известное дело, – десятник сцепил руки на внушительных размеров животе и хитро поглядел на молодого человекоохранителя. – Странно, что тебе ничего не известно. Уж вам-то, сыскарям, первым должно… Да ты же сейчас, небось, неотлучно при конюшне?
Конан скрипнул зубами.
– Его милость месьор Рекифес проведал стороной, что перекупщики лотоса нынче встречают караван из Турана с товаром, – продолжал словоохотливый стражник, напрочь не замечая страданий киммерийца. – Бел его разберет, как прознал. Кто-нибудь из задержанных разболтал, небось, в надежде пораньше выбраться из-за решетки. И понеслось, как водится – облавы, засады… Всех разогнали, один я сижу тут, да еще вон та ошибка Создателя дожидается, покуда его в Алронг не сведут… Кончай завывать, непотребство ходячее! Слышал, что говорю?!
Последние слова относились к обитателю железной клетки, жалобно выводившему куплет за куплетом:
Заржавленные латы
Готовы развали-иться,
Изъедены до дырок стальные сапоги.
Дорог не выбира-ая,
Блуждает сонный рыцарь,
И конь,
И конь,
Хромой на три ноги…
Услышав окрик десятника, певец поднял голову и в самых образных выражениях пояснил, куда вышеупомянутый Тарбад может отправляться.
– Ну, я ему сейчас, – вскипел стражник, поднимаясь с табурета и вытаскивая из-за пояса тяжелую деревянную дубинку.
– Погоди-ка, – остановил грядущее справедливое возмездие Конан. – За что он тут?
– Этот? С поличным его взяли, при всех отягчающих. Сунулся у заезжего купца из Зингары кошель резать, купчина его за руку и схватил. А он, курицын сын, нет бы миром сдаться или блажного изобразить, чтоб не слишком били – зингарца кастетом в ухо, да бежать. Прямо на патруль и наскочил. Пока ребята его вязали, крыл их распоследними словами… Словом, сам себе яму вырыл.
– Вот негодяй, – сочувственно произнес варвар. – И что теперь с ним будет?
Тарбад наморщил лоб в мучительной попытке припомнить «Уложение о Наказаниях».
– Хм… Схвачен на карманной покраже – это раз. Три луны в Садке, и к гадалке не ходи. Зингарцу башку проломил. Опять же, оскорблял при исполнении, пытался скрыться… Это два и три. Так что, Конан, выйдет по совокупности не менее года взаперти с предварительным прилюдным бичеванием. Ежели вдобавок купчина заявит, что от удара приключился значительный ущерб его драгоценному здоровью, то согласно параграфа шестого «О членовредительстве», – десятник внушительно уставил в потолок толстый указательный палец, – виновному в упомянутом повреждении здоровья палач производит публичное усекновение правой руки на ладонь ниже локтя с прижиганием. Во как, братец, порядок-то надо наводить!
– Сурово, – уважительно признал Конан. Незадачливый воришка, подвинувшийся ближе к решетке и напряженно слушавший, побледнел как полотно – даже в полутьме было заметно.
– Это если следовать букве закона, – продолжал стражник, похлопывая по левой ладони увесистой палкой. – А ежели духу, то сейчас я его, верблюда шелудивого, вразумлю по-отечески за поношения его богомерзкие, чтоб доблестную городскую стражу впредь безмерно уважал и рот свой паршивый держал на замке… Пяти горячих в самый раз будет, как думаешь, Конан?
– Такому-то мерзавцу? – хмыкнул Конан. – Самое малое семь. Управишься сам, почтенный, или помочь?
– Да уж как-нибудь, – ухмыльнулся десятник. Тот, о ком шла речь, отодвинулся в самый дальний угол клетки и оттуда обрушил на будущих экзекуторов поток отборной брани. Впрочем, как ни удивительно, большая часть его цветистых эпитетов предназначалась не седоусому ветерану, а именно киммерийцу. Тарбад только изумленно покрутил головой.
– Эй, ты себе этак на вечную каторгу наговоришь, – прикрикнул он, когда поток ругательств иссяк. – Ну и кроет! Слушай, Конан, у вас с ним, случаем, личных счетов не имеется?
– Есть немного, – сумрачно признался варвар, разглядывая злосчастного воришку, злобно посверкивающего глазами на человекоохранителей.
– Так, может, ты его и поучишь уму-разуму? Парень ты здоровенный… – Тарбад протянул Конану дубинку, которую варвар взял без лишних вопросов, а сам уютно устроился в отдалении с кружечкой шемского, дабы со всеми возможными удобствами созерцать поучительное зрелище.
Конан отпер решетку и вошел в клетку, с задумчивым видом поигрывая палкой.
Ши смотрел на него с ненавистью. В точности загнанная в тупик и щелкающая мелкими зубами крыса.
Начинать вразумление юный блюститель, к некоторому разочарованию Тарбада, не спешил. Он присел на прикованные к стене нары напротив задержанного, грустно посмотрел на Ши, вздохнул и произнес:
– Говорил я тебе: сходи в храм Бела, помолись на удачу. Признавайся, не ходил?
– А катись ты… – злобно прошипел бывший приятель.
– Ши, – внезапно поинтересовался Конан, – ты Шадизар хорошо знаешь?
– Как свои пять пальцев, – несколько озадаченно ответствовал карманник и, спохватившись, снова разозлился: – Ты мне зубы не заговаривай! Кто бы мог подумать, что с такой скотиной я под одной крышей…
