— Я пытаюсь держать своё обещание, коротышка, но это трудно.
Вдалеке раздался шум прибоя. Он убил Странника под этот же звук. Убийство легко ему давалось, легче, чем должно бы даваться герою. Он чувстовал себя пропитанным тьмой, пронизанным ею. Между ним и тьмой не было разделения. Он посмотрел на свою теневую руку, чувствительное напоминание, что он всегда будет существовать полностью лишь во тьме, будет целым только в ночи. Он полез в карман и нащупал там речной камешек, который дал ему мальчишка-полурослик.
— Когда-то ты сказал мне, что то, что наши поступки — это просто наши поступки, они не определяют, кто мы такие. Думаю, ты был прав, коротышка, но я хотел бы, чтоб ты ошибался.
Он покачал головой, посмотрел своим сумеречным зрением сквозь тени, на тёмное, непроницаемое море.
— Ты бы улыбнулся, узнав о моих поступках, Джак. Но я… не чувствую ничего. Что-то во мне изменилось, что-то меняется, и тот, кем я есть, твоей улыбки бы не вызвал.
Тени закипели на его коже, закружились. Он представил, что это — остатки его души, сочащиеся с кожи, чтобы покинуть прогнивший сосуд, в котором вынуждены были обитать.
Оглядываясь на последние месяцы, он понял, что с хоть какой-то остротой чувствовал лишь гнев. Другие чувства были слабыми, блеклыми, как будто ощутимыми сквозь дымку. Он любил Варру, но лишь издалека — любовь без страсти. Он спас мальчишку-полурослика от троллей, спас сына Абеляра, пытался спасти Варру, всё ещё пытался спасти Магадона, но всё это обладало привкусом фальши, совершалось скорее по обязанности, чем из любви или сострадания.
С каждым днём он чувствовал, что в его теле становится всё больше и больше эссенции тени, всё меньше человеческого. Данное Джаку обещание было единственным, что ещё связывало его с прошлой человечностью.
— Я не герой. Во мне этого нет, Джак.
В нём были другие вещи, тёмные вещи, которые не стереть добрыми делами и не загладить исповедью у надгробья. Эссенция тени была не просто его частью; она поглощала Кейла. В Ривалене Тантуле он увидел собственное будущее — тысячи лет, прожитых во мраке.
— Я устал, — искренне признался он.
Тени вокруг него приобрели вес, плотность, осязаемость. Волосы на затылке встали дыбом, и когда зашептала на ухо голосом его бога, Кейл почти не удивился.
— Устал? Уже? Но всё только начинается. Попробуй бежать тысячу лет подряд, а потом расскажи мне об усталости.
Кейл не обернулся, не поднялся на ноги, отказался кланяться. Его сердце колотилось, но он посмотрел на могилу Джака и не позволил дрожи пробраться в свой голос.
— Тебе здесь сейчас не рады.
— Почему? Потому что вместо того, чтобы обратиться к своему богу, ты обращаешься к мёртвому другу?
— Да. Тебе не рады.
— Как скажешь, но ты ведь позвал меня. Я слышал.
Может, Кейл и звал. Он уже и сам не знал. Может быть, его душа прошептала во тьму голосом, которого он уже не слышал.
— С каких это пор ты отвечаешь на мой зов? Ты лжец.
Маск хмыкнул.
— Есть такое.
Голос бога изменился, приобрёл угрожающий окрас.
— И к слову о лжецах. Ты был плохим жрецом, разговаривал с архидьяволами.
У Кейла перехватило дыхание. Его сердце замерло. Тьма вокруг него забурлила.
— Думал, я не узнаю? Вот ещё. Я прекрасно вижу во тьме, и нет места темнее, чем твоя душа.
Эти слова вторили собственным мыслям Кейла, но он призвал на помощь всё чувство протеста, на которое был способен.
— Тогда ты знаешь, что я пообещал ему, и что это значит в отношении моего обещания тебе.
Тени потемнели, стянулись вокруг него, их объятия превратились в оковы. Маск заговорил голосом острым и резким, как ворпальный клинок.
— Тебе придётся сдержать эти обещания, жрец. Ты дал мне слово.
Кейл смог оглянуться вполоборота, но увидел только тени и мрак.
— Ты ублюдок.
— Да.
— Я тебя ненавижу.
Маск хмыкнул.
— Ты не меня ненавидишь. Я слишком хорошо понимаю твои чувства.
Кейл отказался последовать за этими словами туда, куда они вели его. Раздржение заставило его быть неосмотрительным.
— У тебя ещё осталась та дырка, которую я проделал в твоих доспехах? Покажись, и я сделаю тебе новую!
Смех Маска стих.
— Я сохранил её, как сувенир на память о нашей встрече. А у тебя ещё осталась та дырка, которую в проделал в тебе?
Кейл напрягся.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь.
Кейл знал. Тени опустошали его, превращая из человека в пустую оболочку.
— Я тоже готов сделать тебе ещё одну.
— Потому ты и ублюдок.
— Среди прочих причин, — согласился Маск. — В твоей ситуации некоторые люди были бы мне признательны. То, что я дал тебе, позволяет спасать тех, кого ты хочешь спасти, и калечить тех, кого ты хочешь покалечить. Я сделал из тебя нечто большее, чем просто человека.
«Но я не могу спасти себя!» — хотел закричать Кейл. Его гнев вскипел, вырвался из него потоком слов и мрака.
— Это, — он натянул свои оковы и вытянул перед собой руки, взбаламутив тени вокруг своего тела, — не сделало меня большим, чем просто человек. Это сделало меня меньшим.
Какое-то мгновение Маск молчал, потом сказал:
— Ты осознал это намного раньше, чем я.
Эти слова напугали Кейла. Он начал подниматься на ноги, но тени уплотнились, удерживая его на коленях, будто кающегося перед могилой Джака.
— Кто ты? — спросил Кейл. — Что ты?
Маск вздохнул.
— Я то, что я есть. Когда-то человек, потом бог, затем предвестник чего-то… неловкого. Но всегда вор и должник. Как и ты.
Кейлу не хотелось глубоко задумываться над словами своего бога.
— Я устал.
— Ты говорил.
— Ты тоже, да?
Маск ничего не ответил.
Кейл продолжил.
— Расскажи мне, что происходит.
— Пришла Буря Теней. Настало время отдавать долги. Ты хорошо понимаешь, что такое долг. Ты такой же сембиец, как и те, кто действительно родился здесь.
— Что за долги? Кто платит?
Ответил Маск тихо.
— Старые долги. И платим мы все. Не мне нарушать цикл. Может быть, это сделает другой, в другом месте и в другое время.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Кейл.
— Ты сдержишь данное мне обещание, жрец, или Буря Теней поглотит всю Сембию. Так что поплачься своему мёртвому другу, а затем отправляйся туда, где когда-то был Ордулин.
— Когда-то был?
— Займись этим, жрец. Всё почти закончилось.
Гнев Кейла заставил тени течь с его кожи. Он взял камень с насыпи над могилой, взвесил его в руке. В одной ладони он сжимал камешек Арила, в другой — камень Джака.
— Я этим займусь. Но не для тебя.
