Ему пришлось напрячься, чтобы отогнать назойливо лезущий в голову образ. Красная кровь, белые кости и ползающие по ним черные мухи.
— И никаких следов Мэтчера, так?
— К сожалению.
Эшер знал ответ еще до того, как Оррик произнес эти слова. Но все равно спросил:
— Ну, что дальше?
Оррик пожал плечами.
— Подождем результатов осмотра тел. Мы — то есть Холз, я и мои люди — спустились в пропасть еще до того, как их подняли. Мы искали следы злого умысла. Любые улики, позволяющие предположить, что некто каким-то образом направил карету в пропасть, будь то с помощью магии или без нее. Мы ничего не нашли.
— Это хорошо. Верно?
Оррик снова пожал плечами.
— Кто знает. Людям нужны объяснения, Эшер. Такова их природа.
— Думаю, ты прав. Говоришь, Никс сейчас осматривает тела?
— Никс вместе с Холзом.
— И что, они действительно могут определить, применялась магия или нет?
— Холз считает, что да, — ответил Оррик и немного помолчал, рассматривая верхушки деревьев так, словно надеялся найти злоумышленников именно там.
Может быть, закон был для Пеллена Оррика всем. Смыслом жизни и источником существования.
— Всю ночь бодрствовал. Хороший человек. Святой. Если не верить ему и Никсу, то и верить больше некому.
— Полагаешь, найдут что-нибудь?
— Нет, — прямо ответил Оррик и скривился. — Борн был великий король. Все его любили и почитали. Королеву боготворили. Принцессу Фейн уважали и принимали как наследницу Заклинателя Погоды. В Луре нет никого, кто желал бы им смерти.
Эшер искоса посмотрел на Оррика.
— Есть… Гар.
— Что?
— Только не говори, что сам об этом не думал, капитан. Гар теперь и сам владеет собственной магией. Вдруг он решил, что станет лучшим Заклинателем Погоды, чем сестра? А с помощью магии можно было избежать передряг, связанных с расколом.
Пеллен Оррик отступил на шаг и посмотрел на него со смешанным выражением недоверия и ужаса.
— Эшер, ты серьезно? Ты действительно пытаешься убедить меня в том, что в трагедии виноват его высочество? Ты в это веришь? Не забывай — Главный маг и принц выжили только благодаря милости Барлы!
— А если так и было задумано?
Оррик схватил его за локоть.
— Эшер, спрашиваю напрямую: ты располагаешь доказательствами того, что это был не несчастный случай? Если да, то ты не имеешь права молчать. Это было преднамеренное убийство? Говори!
Рывком освободившись от хватки капитана, Эшер покачал головой:
— Я так не думаю, капитан. Но даже если это умышленное убийство, то Гар к нему не причастен.
— Не причастен? — изумился Оррик. — Так почему же, во имя Барлы, ты…
— Потому что я не забываю по крайней мере об одном человеке, который заявит, что подобное возможно! Догадываешься, о ком я?
Оррик сразу же поумерил свой пыл. Сощурившись, он сложил руки на груди.
— Джарралт?
— Именно. И ты должен быть готов к этому, капитан. Если представится такая возможность, он раздует костер. Заявит, что королевству необходим временный Заклинатель Погоды. А без Дурма, который мог бы поддержать Гара как наследника престола, события могут пойти по непредсказуемому пути.
— Что значит «без Дурма»? Я не слыхал, чтобы Главный маг умер.
— Он и не умер. Во всяком случае, пока. Но, между нами говоря, выглядит старик неважно. И смерть его очень на руку треклятому Конройду Джарралту. Поэтому, капитан, я и говорю: не спускай с него глаз. Не дай ему вовлечь тебя в подтасовку фактов, от которой выиграет скорее он, чем мы и все королевство.
Оррик криво ухмыльнулся.
— Для рыбака ты слишком искушен в политике.
— Просто я хороший ученик, — невесело ухмыльнулся Эшер.
— Насчет его высочества, — сказал Оррик после небольшой паузы. — Как он сегодня утром?
Эшер пожал плечами.
— Нормально. — Брови Оррика поползли вверх. Выругавшись про себя и прокляв проницательного гвардейца, Эшер не без труда перешел на участливый тон. — Горюет, конечно. Выглядит не очень хорошо, чего и следовало ожидать. Но чувствует себя нормально.
— Рад слышать, — сказал капитан. — Королевству не нужны потрясения. Для человека моей профессии нет ничего более ценного, чем постоянство и равновесие. Если этого не хватает, то люди начинают… баловать.
Из-за дверей Башни донеслись горестные крики и рыдания. Слуга Даниял, все еще державший поводья капитанского коня, вздрогнул и беспокойно оглянулся.
Эшер тяжело вздохнул.
— Вот он им и рассказал. Пойдем окунемся в общее горе.
Оррик положил руку ему на плечо.
— Мне нужно вернуться во дворец. Если все прошло как должно, то Холз и Никс уже должны знать, был злой умысел или нет. Сообщи, пожалуйста, его высочеству, что тела… нет, его родные доставлены во дворец, хорошо?
Эшер кивнул:
— Договорились.
— Он, конечно же, захочет их увидеть. Скажи, что если досточтимые Холз и Никс закончили свое дело, то у меня нет возражений. — Оррик помрачнел. — Надеюсь, Никс догадается придать им… надлежащий вид. Не стоит его высочеству видеть их… такими…
— Нет, — помедлив, согласился Эшер. — Не стоит.
— Тогда всего доброго, — сказал Оррик и, забрав поводья у слуги, ловко вскочил в седло и ускакал.
Даниял медленно подошел к ступеням Башни и остановился, ожидая указаний.
— Заходи, — сказал Эшер. — У принца для вас новости.
Даниял бросился внутрь. Эшер остался на ступенях, впитывая солнце кожей и стонущими костями. Пусть лучи растопят льдинки, обжигающие его изнутри. Услышав знакомые шаги, он обернулся.
— Что ж, дело сделано, — мрачно произнес Гар. Одетый с ног до головы в черное, он заплел волосы в тугую косицу и пропустил между прядями черную ленту. — Чего хотел Оррик?
Эшер коротко пересказал, с чем приехал капитан. Принц выслушал не перебивая.
— Собираетесь во дворец? — спросил Эшер.
— Перекушу и пойду. Ты со мной?
— Наверно, — ответил он, пожав плечами.
Холодная маска на лице Гара как будто треснула, явив бурлящие под ней чувства.
— Я же сказал, что сожалею. И поклялся, что такого больше не случится. Что ты еще от меня хочешь?
То, чего он хотел, принц ему дать не мог. И никто не мог. Покойники мертвы, их не возвратить к жизни, как не вернуть прежний, уютный мир, в котором так славно жилось. Гар смотрел на него выжидающе. Сердитый. Страшный. Испуганный. Незнакомый. Эшер тряхнул головой и слабо улыбнулся.
— Жареных пирожков, вишневого варенья и горячих тостов с маслом.
Принц с облегчением вздохнул:
