Подумав, мальчик добавил лучи в виде рук, расходящиеся от круга прочь. Больше он ничего не знал. В этот день фараон решил изменить в Египте все. И начал он со своего имени, сменив его на «Эхнатон», что значит «Для Атона». Солнечного бога Атона стали изображать в камне и на папирусах только в виде сияющего многорукого круга.
– Какой бог самый главный? – спросил фараон своих жрецов, собрав их вместе. Каждый жрец назвал своего покровителя: Тот, Гор, Осирис, Птах, Ра, Исида.
– Нет, – возразил Эхнатон. – Главнее тот, кто не позволит себя отменить, не даст людям позабыть о себе. Солнце восходит на небе само, а прочих богов мы делаем из камня. Без солнца были бы только абсолютный холод и полная тьма. Бог один, как у всего нашего мира есть одна причина и одно начало. С этого дня я отменяю остальных богов и запрещаю служить им в храмах, приносить кровавые жертвы и устраивать праздники в их честь. Мы будем молиться только солнечному диску, а все свои сказки вы оставьте для детей.
Жрецы были возмущены и поражены. Они разошлись по домам, бормоча проклятия фараону, а храмы Эхнатон приказал своим воинам разобрать на отдельные камни и построить из них что-нибудь более полезное. Когда ему доложили, что это слишком большая работа, к тому же солдаты боятся рушить прежних богов, фараон просто запретил входить туда. Нельзя было приближаться к храмам на расстояние их тени. Вскоре правителю доложили, что в храме Исиды главная статуя заговорила человеческим голосом и требует привести фараона. По ночам она зовет его из храма, и всех, кто это слышит, охватывает священный ужас. В полночь, оставив охрану с факелами у входа, Эхнатон один вошел в храм и поклонился статуе. «Великие и малые боги Египта недовольны тобой, – сказала каменная Исида властным женским голосом. – Если ты не откроешь храмы и не вернешь людям прежние праздники, страшная кара ждет тебя и твою семью, в наказание мы пошлем болезни и беды троим твоим детям и жене».
Услышав это, Эхнатон быстро вспрыгнул Исиде на огромные колени и ударил богиню своим царским жезлом по золоченой голове. Голова богини неожиданно легко покачнулась, зашаталась, грянулась вниз и разбилась на сотни осколков. Внутри статуя оказалась пустой, там сидела перепуганная девушка, говорившая слова в медный рупор.
– Я не виновата, – взмолилась она, выбираясь из безголовой Исиды. – Меня заставили прокрасться сюда по подземному ходу и пугать тебя, а иначе жрецы продали бы меня и всю мою семью в рабство.
Эхнатон помиловал обманщицу и посмеялся над жрецами. Он приказывал девушке прятаться внутрь других статуй и звал жрецов – послушать, как боги заявляют сами, что они не существуют и их выдумали люди, чтобы оправдывать свои неудачи. Теперь фараон был точно уверен, что все делает правильно.
– Но как ты догадался, что это обман, а не голос настоящей богини? – спросила Нефертити.
– Она не знала, сколько у меня детей, – рассмеялся фараон. – Только что ты родила мне четвертую дочь, и об этом еще никому не сообщали, а поддельная Исида назвала только трех.
В новом, придуманном Эхнатоном «храме света» без крыши каждый рассвет и каждый закат вся семья фараона встречала и провожала солнце. Его дочери и жена в высоких синих париках играли на арфах, звонили в колокольчики и пели гимн солнечному диску, сочиненный самим фараоном. Он перенес столицу и приказал построить в новом городе главную улицу ста сфинксов. По одной стороне улицы у сфинксов были лица фараона, а по другой – лица его прекрасной жены. Жрецы тайно сеяли слухи о том, что правитель сошел с ума, но на стороне фараона была армия, да и сам он частенько напоминал недовольным жрецам то, чему они учили его с детства: фараон происходит от богов и не может ошибаться. «Даже если сам этих богов отменяет», – добавил от себя Эхнатон несколько слов к этой мудрости, а жрецам советовал научиться какому-нибудь новому делу. Скульпторы теперь вырезали барельефы, а художники расписывали стены сценами из жизни правящей семьи, простых людей или из истории Египта, а не в честь прежних божеств. Только одно тревожило фараона.
– Когда же ты родишь мне мальчика? – спрашивал он у жены, подарившей Эхнатону уже шесть дочерей. И так и не дождался ответа. Следующий фараон, занявший трон после смерти Эхнатона, поверил жрецам, испугался гнева больших и малых богов и вернул все обратно. «Мы будем править! Мы будем править!» – кричали шесть принцесс, бегая по дворцу, но новый фараон, брат их отца, Тутанхамон, сурово спросил:
– Вы знаете хотя бы, кто такие хетты? И не хотите ли вы, чтобы Египет распался на шесть частей и достался хеттам в подарок?
Царевны не знали про хеттов, трусливо примолкли и сразу перестали кричать о своих правах на трон. Их самих теперь ждала судьба жриц в заново открытых храмах Исиды, Бастет или Хатор. Хетты – завоеватели из варварских пустынь – не угрожали Египту, пока был жив их отец, но теперь все могло случиться. За один год страна стала прежней, зазвучали старые песни, и по Нилу поплыли праздничные корабли со статуями вернувшихся богов. Память об Эхнатоне и его единобожии постарались везде стереть.
– Зачем ты рассказал мне о нем? – удивился император. – Почему он самый великий?
– Он первым понял нечто важное. Кое-что поважнее магии и ее чудес. Фараон понял, что любой из нас проходит свою жизнь один и сам и что нужен только один бог, создавший нас. Этот бог ждет там, где кончается наш земной путь. Он ждет от нас ответа на вопросы: зачем мы жили? Что мы изменили? Кому мы помогли и что оставили после себя? Какое имя мы сами себе выбрали и чему служили? И когда ты понимаешь, что один отвечаешь за все в своей жизни, так же как Бог один в этом мире, то чувствуешь, что нет никого между тобой и Богом. В этот момент ты получаешь такую силу и такие знания, которые ослепляют всех, кто попрошайничает у алтарей и оправдывает каждую свою неудачу волей множества божеств. Эхнатон, изменивший в Египте все, знал это, и эти странные люди, слушающие Петра на римских улицах, тоже это знают.
Симон встал с ложа, поднялась с подушек и Елена. Оба поклонились Клавдию. Но император не шевелился. Он уснул, не дослушав слов мага, и во сне видел богиню Венеру, которая дала ему невиданный прежде цветок с неземным запахом, а потом ее озорные слуги – сладкощекие голыши амуры – порхали вокруг и пели свою песню на непонятном, но таком красивом языке.
Симон покидал дворец навсегда. Он решил отправиться в путь с этими странными людьми, тайно учившими, что нужно любить других так же сильно, как всех нас любит Бог, и, наоборот, нужно полюбить Бога так, как любишь самого дорогого человека.
На лестнице мага окликнул Нерон в великоватых ему доспехах воина. Чувствительный мальчик сразу догадался, что Симон сюда больше не вернется.
