Ночная тишина гудела в ушах, доходя до пронзительного звона. Даже через опущенные веки я видела падающие снежинки, их размеренный полет в освещенном круге фонаря. Не выдержав завывания ветра на улице, я встала, по инерции придвигая к себе стопку чистых листов. На верхнем красовался мой корявый рисунок, который, как ни странно, оценили на "отлично" в институте. А под ним лежала белая бумага, подобная холодным, мерцающим снежным полям. Рука невольно потянулась к ручке, но я вовремя смогла остановиться и отдернуть ее. Что же тебе нужно, глупая? К горлу подступил удушающий комок, от которого нос сам по себе захлюпал. Бросившись на кровать, я заревела, поминутно вытирая холодные слезы не то злости на себя, не то обиды на жизнь.
Вьюга сменилась спокойным снегопадом. Краешек неба осторожно посветлел, но я уже ничего не видела, уснув без всяких сновидений.
Очередная лекция подходила к концу, когда в дверном проеме показалась голова подруги. Я махнула ей рукой, торопливо собирая сумку и выскакивая из аудитории.
— Вишня, пошли со мной, мне надо чертеж подписать.
— У меня сейчас пара, так что, наверное, я не смогу, — не слишком уверенно произнесла я. Аришка недовольно скривила губы, — Ну, хорошо, пойдем.
Просиявшая девушка подхватила меня под локоть, и поволокла в сторону лестницы. Безвольно перебирая ногами, я семенила вслед за ней, едва успевая считать порожки и стараясь не споткнуться.
— Куда ты так летишь? — невольно вырвалось у меня, когда мы миновали очередной пролет. Аринка молча повернула в узкий коридор, останавливаясь у самых дверей актового зала, — А что, профессор тут принимает?
— Какой профессор? — нервно рявкнула подруга, — Иди, давай, тебя давно ждут! Мне уже и так надоело тебя вылавливать. Может после этого меня в покое оставят.
Я удивленно потрясла головой, но Аринка не была настроена на уговоры. Распахнув дверь, она втолкнула меня в актовый зал, заставив остаться стоять с открытым ртом. На сцене, привычно усевшись на высокий стул со спинкой, сидел Берестов. Около него толпилось человек двадцать, затаенно слушая неторопливую речь музыканта. Первую минуту я даже не могла поверить в то, что Костик не поет, а читает. Причем не произведения великих классиков, а мои стихи. Подружка сзади хлопнула меня по плечу, заставив лишний раз подскочить на месте.
— Что это за вечер поэзии? — повернувшись к Аришке, произнесла я. Девушка улыбнулась во все свои двадцать с лишним зубов, с гордостью заявив:
— Это в твою честь.
— Только не говори, что это была твоя идея, — начиная краснеть, откликнулась я.
— Нет. Это была идея Костика. Правда, он молодец? Кстати, мне выпала почетная миссия привести автора к народу.
— И что я им скажу? — раздраженно всплеснула я руками.
— Только не прикидывайся тут, что забыла, как недавно часами могла читать мне лекции о тонкой душевной организации, вдохновении и так далее. Вишня, ты себя в зеркало давно видела? Такое ощущение, что перестав писать, ты перестала жить. Ты же раньше была такой общительной, веселой, ты могла любую беседу поддержать. А сейчас я только от тебя и слышу: "У меня лекции, мне надо готовиться к семинару!" — и все остальное в том же духе.
Я всхлипнула, беспокойно оглядываясь на толпу. И почувствовала себя упырем, которому срочно нужно несколько миллилитров свежей крови. Словно в другом измерении раздались разрозненные аплодисменты. Я видела, как медленно встал Берестов, поклонился, блуждая по актовому залу зеленым изумрудами глаз. Заметил меня, вытягивая руку в моем направлении:
— Иди сюда, Вишня!
— Может, не надо? — из последних сил засопротивлялась я. Но Костик уже спрыгнул вниз, железными тисками пальцев хватая меня за плечи. Аринка усмехнулась, помогая ему дотащить мою безвольную тушку до сцены. Сердце бешено заколотилось, когда несколько десятков пар глаз уставились в мою сторону. Уши, а затем и щеки загорелись, а ноги стали подкашиваться, как у пьяной.
— Итак, представляю вам автора этих стихов, — с легким сарказмом произнес Берестов, указывая на меня, — Вишенка, ты нам почитаешь что-нибудь. А то, признаться честно, у меня уже горло болит.
— Костик, — громким шепотом взмолилась я под веселые взгляды ребят, — Прошу тебя, не делай этого.
— Отлично, я так и думал, — совсем сладко улыбнулся музыкант, сажая меня на нагретый им стул. Потом быстро наклонился, напоследок бросив, — С меня причитается.
От последней фразы настроение сразу поднялось. Застенчивость куда-то делась, и я нагло выпалила:
— Полкило орехов в шоколаде. За меньшее и не проси тут трудиться.
— Чего? — глаза парня округлились, — Я ей тут устраиваю бесплатную раскрутку, а она еще и доплату требует. Ну, Вишня, имей совесть, я не вытяну полкило!
— Ничего, ты мальчик богатый, а если что, сложишься с Аринкой, — терять мне было нечего. При таком скоплении народа, эти наглые заговорщики и эксплуататоры не посмели бы меня тронуть.
— А я то тут причем? — возмутилась подруга.
— А кто, вообще, меня во все это втянул? — парировала я, — Разговор окончен.
Ребята за моими спинами едва не давились от хохота, зато Аринка пошла красными пятнами. Берестов скрипнул зубами, но от новой реплики благоразумно отказался. Я же повернулась лицом к зрителям и невольно улыбнулась. Прямо напротив меня, в дальнем конце зала, опершись о косяк, стоял Егор.
— Ну что, Вишня, о чем следующий стих? — заинтересовано спросил он.
— Еще пока не знаю, — ответила я, готовясь в сотый раз нырнуть в теплую воду вдохновенья.
3.12.08 — 30.12.08
