Лай собак, казалось, раздавался неподалеку. Кто-то охотился в лесу. Вдали от Города. Кто мог бы быть так самоуверен и безрассуден? Кто мог бы позволить себе такое? Двое были здесь. Значит, оставался третий? Хоннор? Кто еще, кроме него? Лай приближался. Послышался и цокот копыт, и хруст ломких, осыпающихся песком и известью веток, и чьи-то голоса.
— Хоннор, — пробормотал я уверенно. Окинул взглядом колышущиеся заросли, перемешанные с каменными изогнутыми столбами и старую разбитую дорогу, по которой мы шли, и обнажил меч. — Не лучше ли нам убраться с дороги? — Чем встречать врага на открытом месте… Но пожалуй, было мало шансов на то, что Хоннор заехал сюда случайно. Он что-то знал, и наверняка охотился именно на нас. Прятаться будет бессмысленно и недостойно. Ну что ж, тогда узнаем, на что мы все способны. Я мысленно охватил весь живой дышащих лес, сплел его силу с силой меча, с далеким, размеренно пульсирующим сердцем Города, и вокруг заструились и заметались тени — темные и светлые — нельзя сказать, что мир посветлел или потемнел, он «запестрел», вокруг нас поднялся вихрь, а вдали снова прокатился гром.
— Нет!.. — сказала Фаенна, напряженно прислушиваясь. — Это Фири! Мой любимый пес!
— Думаешь, он не мог использовать твоих собак, чтобы найти тебя? — но я постарался ослабить легшее на лес грозовым облаком возмущение. Достаточно того, что я могу… могу сделать многое, в любой момент. Теперь я был готов к любой встрече.
Ветер стих. Стали слышны собачий скулеж и ржание коней, людские голоса бранили заартачившихся животных. Коротко протрубил рожок, сзывающий и ободряющий собак.
— Этот рог! — живо воскликнула Фаенна. — Этот рог и Фири! Это Перлионт! Значит, он и впрямь ищет нас, — на ее лицо легла тень озабоченности. — Наверное, что-то случилось. Но они не желают нам зла. Я это знаю. — Фаенна сделала легкое ударение на последнее слово, и я опустил меч. Натянутые невидимые нити еще больше ослабли. Фаенна подняла свой собственный рог, и протрубила, давая сигнал своим людям. Послышались изумленные возгласы, и из-за деревьев вскоре выскочили и восторженные псы, бросившиеся к хозяйке, и одновременно обрадованные и встревоженные всадники. Я наконец вложил меч в ножны и сам вздохнул с облегчением. Здесь и сейчас опасность нам не грозила. А кроме того, раз нас обнаружили рыцари Фаенны, мне больше не придется ловить орлов в небесах. Кроме того, здесь были лошади, значит, наше возвращение ускорится. Фаенна успокоила собак, прыгавших вокруг нее и подозрительно порыкивающих на меня. Перлионт, начальник стражи Фаенны, соскочил с коня и поспешил нам навстречу, также как и псы, поглядывая на меня недоверчиво.
— Наконец-то мы нашли вас, госпожа! Вы живы! Что вас так задержало?
Перлионт силился улыбнуться, но было видно, что он все еще обеспокоен не на шутку. Такой вид бывает у людей, приносящих дурные вести.
— Мы потеряли лошадей в схватке с тварями, — коротко поведала о наших приключениях Фаенна. — Я рада видеть тебя, Перлионт, и всех вас. Перлионт склонил в поклоне свою седую голову. — Но что привело вас сюда?
Перлионт неуверенно провел рукой по своей бородке, взглянул на путающегося под ногами Фири, на меня, но больше медлить с ответом не стал.
— Мы беспокоились о тебе, госпожа. Но не только это заставило нас искать тебя, нарушив твой приказ, хотя ведь все сроки уже прошли… В Городе беспорядки, идут уличные бои. Я взял на себя смелость заключить союз с комендантом Дома Хрусталя. Он всегда казался мне благородным человеком. Когда я покидал Город, он держал оборону в интересах двух наших Домов. — Перлионт немного пришел в себя, и низко мне поклонился. — Но едва ли он продержится долго. Дело в том, что едва вы отбыли, Оливин призвал вас на совет. Похоже, он знает, что вы не в Городе, или с вами что-то случилось. Он, и принц Берилла, поскольку вы не являлись лично, объявили вас либо отрекшимися от власти, либо погибшими. Вас нет. И Оливин официально передал власть над Городом одному Дому, дабы это, по его словам, положило конец дрязгам, и привело к процветанию. Тем временем, ясно, что их шпионы повсюду ищут вас. Я и Сардер объявлены мятежниками и узурпаторами, скрывающими вашу смерть. Мы должны вернуться как можно скорее! Пока Сардер еще контролирует некоторые из ворот. Но он в невыгодном положении, ведь против него и сторонники Оливина и Хоннора, и те, что, будучи обмануты, полагают, что он может быть повинен в вашем исчезновении.
— Тогда не будем больше ждать, — сказал я. — Какие ворота еще открыты? У вас есть запасные лошади? Будет лучше обсудить все уже в дороге, мы действительно потеряли много времени. — Но не потерять мы его не могли, никто не был виноват. И оставалась надежда, что потеряли мы его не зря, и то, что мы приобрели взамен, поможет нам справиться и с тем, что произошло в наше отсутствие. И нельзя сказать, что я не беспокоился о Сардере.
Перлионт только бросил короткий взгляд на Фаенну — будто уже чуть не на бегу, и засуетился — они и сами были в отчаянии, раз решились искать здесь свою принцессу, и уже не надеялись ее найти, но запасные лошади у них были, предусмотрительность их не оставила — своего лучшего коня, пересев на другого, Перлионт отдал Фаенне. И мы снова тронулись в путь, пусть с дурными вестями, но определенными, уже верхом и среди друзей, и зная куда больше чем прежде о своей силе. Перлионт все выспрашивал, как госпожа себя чувствует, и не случилось ли чего. Но госпожа, будто и впрямь каменная, отвечала, что все это подождет, и, выстроившись на неширокой дороге цепочкой, мы пустили коней вскачь. И впрямь чепуха, разве было для нас что-то невозможное? Фири мчался рядом, умудряясь глядеть на хозяйку на бегу влюбленными черными глазами, а его белые уши стлались по ветру. Копыта коней то и дело выбивали из камней дороги снопы искр. Понемногу снова наступала тьма. Прежде чем ночь сгустится окончательно, мы должны успеть проехать как можно больше. И это не значит, что когда ночь сгустится, мы непременно остановимся.
Мы скакали через каменный лес. Среди пустошей порой попадаются островки жизни. Среди живого леса — острова смерти, поразившие организм омертвелости. Перлионт и его люди заехали и впрямь далеко, ища нас. Теперь они чувствовали и облегчение, и радостное возбуждение, и новое отчаяние — их прежняя цель была достигнута, они нашли нас, теперь приходилось задумываться о следующей, о возвращении. Им хотелось верить, что теперь все будет хорошо, не может быть иначе, ведь они нас нашли, когда уже утратили надежду. Но перед тем, они уже и впрямь ее почти утратили. И облегчение могло быть сродни тому просветлению, что иногда находит на человека перед смертью, перед самым концом.
