Запрещённый приём - Лорел Гамильтон

— Ты же не серьезно. — Сказала я.

— Петра или Пьеретта права в одном, Анита: твой зверь не реагирует на тех, кто тебе не нравится.

— И? — Надавила я. Это слово было таким же холодным и пустым, как и лицо Эдуарда.

— Олаф чертовски нравится твоему зверю.

— Последний, кто понравился моей львице, едва не убил Натэниэла. Если бы Ноэль не отпихнул его с дороги и не принял за него пулю, я бы его потеряла.

— Мне жаль, что тебе пришлось убить Хевена, чтобы защитить остальных, Анита. Я знаю, что это далось тебе нелегко.

— Тогда как ты можешь предлагать мне верльва, который еще опаснее Хевена? Я не стану рисковать жизнями тех, кого люблю, или теми, кого защищаю, только потому, что у нас яиц не хватает сказать Олафу правду.

Грузовик, наконец, умудрился выехать, не задев при этом ни одной машины. Ему потребовалось еще больше времени, чтобы завести мотор и двинуться вперед, чтобы Эдуард мог проехать мимо него на парковку. Грузовик вновь попятился назад. Эдуарду пришлось вдарить по тормозам и доказать, что ремни безопасности держат как надо, чтобы грузовик в нас не врезался. Он сделал очередную попытку двинуться вперед. Некоторых людей просто нельзя сажать за руль больших машин.

— Какую правду, Анита?

— Что я не могу быть его подружкой серийного убийцы.

— Ему не нужна подружка. Он хочет попробовать заняться с женщиной сексом так, чтобы не пришлось ее убивать.

— Ну допустим, у нас получится. Допусти, мы найдем достаточно правил в бондаже, чтобы я смогла трахнуть его без риска для собственной жизни. И что потом? Если ему это понравится, то я навечно останусь его любовницей? А если не понравится, то он по-прежнему будет мечтать трахнуть меня, но уже так, как привык делать это сам, а значит, он будет пытать меня и убьет в процессе? Здесь нет выигрышного варианта, Эдуард.

— Возможно, ты права.

— «Возможно»?

Грузовик, наконец, свалил, и нам удалось припарковаться. Эдуард потянулся к ручке своей двери.

— Мне просто будет жаль убивать его, и еще сильнее я пожалею, если он убьет нас первым.

С этими словами он вышел из внедорожника, оставив меня спешить за ним вдогонку. К тому моменту, как я с ним поравнялась, мы оказались на крыльце, среди толпы ожидающих посетителей, так что сказать хоть что-то из того, что мне хотелось сказать, я уже не могла. Впрочем, как и он.

Мы оказались в офисе менеджера — кабинете Памелы. Она принесла несколько дополнительных стульев, чтобы сесть рядом с Хейзел вместо того, чтобы пристроиться на собственном столе. Плечи Хейзел были сгорблены вперед, она обнимала себя за живот, как будто кто-то дал ей поддых и заставил согнуться пополам, но это была реакция не на физический удар. Памела сидела рядом с ней, маленькими кругами поглаживая Хейзел по спине — так, как вы успокаиваете ребенка, который никак не может заснуть. Хейзел на прикосновения Памелы не реагировала, но и не мешала ей. Либо от этого ей становилось лучше, либо она вообще не осознавала, что к ней прикасается другая женщина. Со смерти Кармайкла прошло не больше двух часов, так что причина была не столько в горе, сколько в шоке. Той надрывной печали, когда осознаешь, что будешь скучать всю жизнь, и тебе придется принять, как данность, что ты ничего не можешь сделать, чтобы вернуть человека обратно, и снова почувствовать прикосновение его теплых рук к своим, стоя по эту стороны могилы — такому чувству еще только предстояло прийти.

Я сидела на одном из стульев, которые толпились перед столом, и смотрела в лицо этой женщине. Эдуард с Олафом стояли у дальней стены — настолько далеко, насколько позволяла комната. Они все слышали, но ведь мы старались не напугать Хейзел. Ливингстон забрал себе один стул, поставив его сбоку от нас, девочек, чтобы сесть спиной к стене. Хейзел знала его, доверяла ему из-за Памелы, так что, думаю, его присутствие успокаивало их обеих.

Голос у Хейзел был тихий, переполненный плачем, хотя к тому моменту, как она заговорила, слезы уже больше не текли по ее щекам, как будто разговор помог ей успокоиться, создав какое-то другое занятие помимо рыданий.

— Они его убили. Я знаю, что они это сделали.

— Кто — они? — Уточнила я.

Она подняла на меня глаза. Взгляд у нее сквозил все тем же категоричным недоверием, которое я запомнила еще с момента нашего знакомства в ресторане.

— Рико и Джоселин.

Я медленно моргнула — научилась этому за долгие годы в ситуациях, когда тебе нужно скрыть тот шок, который ты испытываешь, или тот факт, что ты понятия не имеешь, что за хрень здесь творится.

— Расскажи мне, что тебе известно. — Попросила я нейтральным и ровным голосом.

— Майк несколько раз приходил на работу под наркотиками, так что мистер Маршан сказал, что если это повторится еще раз, то ему придется его уволить. Я умоляла Майка не облажаться снова, но он ничего не мог с собой поделать. Ему просто обязательно нужно испортить все то хорошее, что появляется в его жизни, понимаете? — Она посмотрела на меня так, словно умоляла меня понять, что мужчина, которого она любила, вовсе не был плохим человеком, что у него просто были свои недостатки.

Я ответила ей своим самым лучшим сочувствующим лицом и кивнула:

— Знаю таких. — Сказала я.

Этого хватило, чтобы Хейзел улыбнулась и немного выпрямила спину.

— Мистер Маршан был хорошим человеком, но его сестра — настоящая стерва. Она узнала о том, что случилась, и велела Майку вынести из дома всякие мелкие ценности. Сказала, что даст ему денег, когда они будут проданы, и ему будет на что жить, когда придется искать другую работу. Он мне не рассказывал о том, чем занимается. Я думала, он мне изменяет, в то время как он воровал эти штуки, чтобы их продать. — Она издала звук, который напоминал смешок и всхлип одновременно. — Лучше бы он мне изменял. Тогда он по-прежнему был бы жив.

Памела сочувственно вздохнула, а я поборола в себе порыв спросить, какое отношение эта история имеет к Рико и Джоселин. Лицо у Хейзел стало немного розовее, чем когда мы только вошли в эту комнату. Казалось, чем больше она говорит, тем сильнее становится, а значит, у нас будет шанс задать ей новые