А ведь еще минута — и он бы сдался. Один Моргот знает, что было в этой женщине, но сопротивляться ей удавалось с огромным трудом.
Он взял сухое полотенце и принялся вытираться.
— Дурак, и упрямый к тому же! — Тхуринэйтель, вскочив с лавки, топнула ногой. Сейчас она была изумительно хороша, но что-то словно подтачивало эту красоту изнутри. Казалось, еще миг — и ее личико исказится безобразно.
Да никакая она не эльфийка, — вдруг понял Берен. Где мои глаза были?
— Каукарэльдэ, — вырвалось у него, и как зверь своим криком выдает охотнику, что он ранен, так Тхуринэйтель коротким сильным вдохом выдала свое поражение.
— В чей труп ты влезла? — Берена передернуло, но с омерзением смешивалась темная радость: он чувствовал, что чары рассеялись и он свободен от своего вожделения. Да разве можно ощущать страсть к мертвецу, оживленному темным колдовством? На миг Берену показалось, что он видит высохшие, проваленные глазницы, восковую мертвую кожу и пятна разложения… Когда она заговорила, и это наваждение сгинуло.
— А хотя бы и так, — прошептала она, а потом заговорила громче: — Ты что, еще не понял, что ты — слуга Гортхауэра, а я — надсмотрщик над тобой? Ты забыл, что твой король в моей власти? Если я скажу Ортхэннеру, что ты строишь планы побега, ты получишь правую руку Финрода в корзине. Ты этого хочешь?
— Я все помню, сука. Знай: если кого-то из эльфов искалечат по твоему навету, я в этой самой бане посажу тебя на раскаленную каменку — может, хоть это уймет твой жар. А если мне по самое не могу приспичит посадить кого-то на свой колышек, то чем лечь с тобой, ведьма, я лучше найду козу.
— Не сомневаюсь, — прошипела Тхуринэйтель. — Что ты знаешь о чем говоришь. Я много интересного слышала о вас, горцах. Надо думать, ты именно в такой способ утолял свое желание, когда таскался по горам и лесам. Ты, твой отец, твои братья… Или вы забавлялись друг с другом? Или…
Берен поднял второе ведро холодной воды и вылил его женщине на голову. Следующее предположение захлебнулось.
— Думай что болтаешь, — сказал он, выходя. — Я не всегда такой спокойный.
Не успел он закрыть дверь и взяться за чистые штаны, как в предбанник вошли Эрвег, Илльо и Этиль.
— О, ты уже здесь, — улыбнулся полуэльф. — Какой жар?
— Как для меня — так чересчур. Два ведра холодной воды извел.
— Как раз то, что я люблю, — Этиль, не смущаясь, принялась раздеваться. Рыцари Аст-Ахэ относились к своей и чужой наготе спокойно, как эльфы. — Ой, как же хорошо наконец согреться и вымыться. Берен, а ты весь красный!
От жара ли, от ледяной ли воды или еще от чего — но кровь действительно прилила к коже. Поэтому предательский румянец не выдал смущения. Берен спокойно завязал тесемку на штанах и натянул длинную, ниже колен, рубашку.
Дверь открылась и из бани, томно потягиваясь, вышла такая же раскрасневшаяся Тхуринэйтель. Она разыграла все мастерски: и неловкость при виде друзей, и якобы украдкой брошенный на Берена стыдливый взгляд, и легкую истому, свойственную женщинам после любовного соединения, и повернула все так, что даже его спокойствие стало выглядеть напускным и нарочитым. Все трое — «братья» и «сестра» — обменялись взглядами, говорящими: «все ясно». Берен скрипнул зубами: наедине он мог что-то выигрывать, но при зрителях Тхуринэйтель неизменно брала верх.
— Где мое платье? — спросила она, растираясь полотенцем. — Я скажу слугам, чтобы подбавили огня.
— Не нужно, — Эрвег исчез за дверью. — Эге, а вот холодная вода будет совсем не лишней! Берен, когда оденешься — свистни там кого-нибудь.
— Хорошо, — пробормотал горец. Он как раз сломал зубец у гребня, расчесывая спутанные волосы.
— Дай я, — Тхуринэйтель, уже в нижнем платье, взяла гребень у него из рук. Он на миг-другой прикрыл глаза. Этиль, входя в баню последней, конечно, истолковала это по-своему.
Движения руки, расчесывающей ему волосы, были осторожны и почти нежны.
— Ты не такая уж страшная, если не знать, кто ты, — сказал Берен вполголоса, когда дверь за целительницей закрылась. — Покрути своим задком тут, в Каргонде, — может, и найдешь того, кто захочет с тобой спать. Фрекарт же находит.
— Я не забуду, — промурлыкала Тхуринэйтель, заплетая его волосы в косу. — И ты проклянешь тот день, когда я тебе напомню.
* * *
— Ой-йо… Бедная моя старая задница, — Болдог вытянулся на лежанке, поставив на живот кружку подогретого эля. — Что ни год, то все хуже она переносит верховые прогулки. Фрекарт, вели своему мальчишке подать мне ветчины с хлебом. У Повелителя изысканно готовят дичину, а я соскучился по обычной свиной ляжке…
— Какие новости у Повелителя? -торопливо спросил Мар-Фрекарт. Слишком торопливо.
Орк сверкнул в его сторону желтым глазом.
— Новости? Погоди, Фрекарт, дай насладиться покоем… Мр-рак, я уж совсем было забыл, когда в последний раз вытирал нос соплякам из Аст-Ахэ… Спасибо Повелителю — напомнил…
— Что они делают здесь?
— Как что? Ты забыл, Кайрист — мы вроде как готовимся наступать! Вроде как армию тут собираем. Или при виде Беоринга из тебя со страху вышли дерьмом последние мозги? Как Берен на порог — так ты живо вспомнил, зачем тебе дырка в заднице, да?
— При чем тут… — пробормотал Кайрист. — С чего бы это мне бояться… Я не убивал его отца.
— Кроннаган тоже не убивал Барахира — это ему помогло? Его нашли повешенным в отхожем месте собственного замка. Навряд ли Беоринг покончит с таким манером — мало какой ремень и мало какая потолочная балка тебя выдержат. Но это ничего, он парень в таких делах на редкость головатый.
— Зачем? — Фрекарт принялся ходить по комнате от окна к окну. — Он же теперь за нас… Он теперь с нами, верно?
— Нет, дружок, твой отец точно ошибся дверцей, когда делал тебя. Оттого у тебя в голове дерьмо, не считая прочих склонностей. Подумай сам, зачем Повелитель хотел его живым? Зачем отпустил живым, когда получил? Подумал?
Кайрист отвернулся от окна.
— Да! — сказал он. — Но… Этого же быть не может! Он же — враг…
— Уже нет, — Болдог сел на лежанке и поставил пиво на стол. — Он принес присягу… Как и ты в свое время… За верную службу ему обещано не что-нибудь, а Сильмарилл… Он — законный князь Дортониона, чуешь? А вот ты Фрекарт, теперь становишься как бы и ни к чему.
— Что же мне делать, — вырвалось у наместника.
— Фрекарт, — ласково прищурился орк, — с какой это радости я буду советовать тебе что делать? У тебя была возможность перерезать ему глотку. Ты ею не воспользовался. Прогадил ее.
