Вожди и их воины проводили его взглядом - а потом с интересом уставились на Эвинну. И это был не интерес воина к замыслам вождя. Их распирало любопытство, осмелится ли девка, возомнившая себя равной лучшим из мужей, оспаривать слова жреца или бросать вызов Богине. Если попытается...
Эвинна поняла, что сейчас нельзя говорить ничего. Даже про ледники, с каждым годом пожирающие живую землю: это ничем не грозит вождям здесь и сейчас, а значит, о ледниках никто не станет и задумываться. Пока не станет поздно, ведь сам же жрец признал, что после Великой Ночи привычный круговорот изменился. Но о такой далёкой перспективе буйные головы не задумываются. Им важнее слова жреца, а жрец ловко, туманными намёками заронил им в головы мысль: поддерживать Эвинну-Артси - значит прогневать Богиню. А скажи ему об этом прямо - и хитрый старец скажет, что его неправильно поняли.
Можно говорить всё, что угодно - но исправить она ничего не исправит, а посеять сомнения может запросто, даже в картирах. И точно убедит остальных вождей, что она самозванка. Только промолчав, подчинившись, хотя бы для виду, словам Харсага, можно рассчитывать хотя бы на картиров. С ними одними победить на юге будет непросто, но другого выхода ей не оставили. Придётся попытаться.
Эвинна промолчала, а старый Ромуальд, вождь ивэ, не утерпел. Эгберт молчал, и Эвинна была ему благодарна. Вождь рипуариев серьёзно отнёсся к клятве верности.
- Он прав! - воскликнул он. - Картирам это надо - пусть они и идут! Пусть испытают судьбу, если победят, мы подумаем, стоит ли присоединяться. Или не Богиня, а Ирлиф даёт ей силу. А если вы подчинитесь, любая презренная рабыня, вместо того, чтобы ублажать хозяина, сможет заявить, что она - избранница Богов, и всех взбаламутить! Я сегодня же поведу своих обратно!..
Эвинна поморщилась, после слов жреца она уже настроилась на разговор с умными людьми. Но, похоже, этому Харсагу и правда не было равных. Как непохоже это кликушество на продуманную речь жреца! Ивэ не стоило произносить свои слова, как и Эвинне. Но он не удержался - и невольно качнул маятник в другую сторону.
- А я бы испытал судьбу, воины, - неожиданно широко улыбнулся Эгберт. - Может, и не только картиры получат новые земли, богатства и славу? Рипуарии тоже от всего этого не откажутся. И, кроме того, я ещё помню, что с нами всеми бы было, если б не её картиры. Артси, надумаешь воевать - намекни и мне. Твои люди неплохо кидались камнями, но против настоящих вояк этого мало.
В сердце шевельнулось острое, горячее чувство благодарности. И хотя умом она понимала, что совсем не благодарность движет молодым вождём, а... да что угодно, от желания заполучить её в свою постель до трезвого политического расчёта! Но сердце хотело верить, что плечистый чернобородый красавец готов ей помочь просто из дружбы и благодарности. Или... Интересно, правда ли то, что Харсаг отказался благословить первый брак Эгберта, сославшись на то, что у парня, едва достигшего совершеннолетия, ещё не выросла борода?
Впрочем, по сути, рипуарий ничем не помог Эвинне. Наоборот, все, кто имели на него зуб, теперь считают делом чести навредить обоим. Недругов и завистников у задиристого вождя хватало. Как и старых обид между племенами и их кланами.
- Да и зачем картирам земля? - вдруг прогудел Виридэйн. "Уж ты-то мог бы и промолчать, - с обидой подумала Эвинна. - Разве не я намекнула про тебя королеве?" - Ходят, где хотят, торгуют, с кем хотят, и ещё землю им подавай? А алками ты, Эвинна, нас не пугай. Не придут они, хотя бы потому, что не узнают...
- А вдруг узнают? - неуверенно спросила королева. Ей не улыбалось ввязываться в новую войну - но и худшую возможность она допускала. Надо было сватать её не к Виридэйну, а к жрецу: никто больше не сможет с ней сравниться по уму. Хотя рубака этот Виридэйн что надо...
- От кого? - искренне удивился Виридэйн. - От Авената, что ли, пленного? А даже если и вырвался кто, и скажет их королю - плевать! Встретим так же, как Авената. А тебе, Эвинна, не о боях надо думать, а о замужестве.
Обретя поддержку, загалдели и остальные - Ромуальд, снова Виридэйн, новый вождь ахташей, не уверенный, что не последует за Сигибертом, даже какие-то предводители мелких племён картиров... Моос и Эгберт молчали, но по-разному. Если Моос излучал спокойную уверенность, что Эвинна - главная надежда картиров, то Эгберт колебался, прикидывая: а не зря ли вступился за утратившую расположение вождей девчонку. Может, даже дожидался, пока она осознает безнадёжность положения и сдастся, побежав под его защиту, и уж тогда он продиктует свои условия.
Эвинна не слушала: теперь всё, что они говорят, неважно. Сам того не желая, неблагодарный Виридэйн подсказал, как спастись и победить. В голове девушки крутилось: "Не придут, хотя бы потому, что не узнают". Ну, в это можно верить, если не знать Амори и алков, которые никогда не останавливаются на полдороги. И всегда мстят тем, кто встал на их пути. Важнее то, что все они в это верят. И если будут точно знать, что Амори знает о случившемся - это поможет им решиться. А старику-жрецу останется только объявить и это волей Борэйн. В полном соответствии с его политическим принципом: "Победителей не судят".
Но как дать знать Амори о Долине Тысячи Камней? И при этом не оказаться перешедшей на сторону врага предательницей, прежде всего, в своих глазах?
И на этот вопрос в простоте душевной ответил предводитель дружины. "От Авената пленного". Насколько знала Эвинна, к пленнику не удосужились даже приставить часовых. Сбежать ему будет просто, даже если не помогать. А говорили с Харайном многие, вождей интересовало, что за алки такие - кто подумает именно на неё? В числе друзей Авената скорее может оказаться Ромуальд, что сейчас активнее всех ставит ей палки в колёса.
"Не слишком ли круто - отпустить врага? - возмутилась Артси. Танцовщица, даром, что привыкла извиваться на помостах для выступлений вроде нынешнего стола, прямолинейна как меч. Для неё есть друзья, есть враги, а о том, как делается политика, она и не подозревает. И прежняя Эвинна, та, какой она была до восстания, взвилась бы от гнева. - Это же просто измена! Ты же их всех подставишь!"
Но Эвинна нынешняя знала, что ответить. Ей пришлось очень дорого заплатить за это знание. Непосильным бременем ответственности за страну и её народ. Постылым, унизительным замужеством, из которого всё равно ничего хорошего не вышло. Гибелью соратников, поражениями, пленом и пытками. Костром - и разочарованием уже не в людях, а в Богах, оказавшихся, пусть могущественными, но лишь шулерами. И теперь она знала, что ценой чистоплюйства станут новые поражения, и здесь, и там, в Сколене.
