Хозяйкой прачечной оказалась внушительных размеров чернокожая женщина в белой юбке с заткнутым за пояс белым подолом, голова замотана белым же тюрбаном, на шее — ожерелье из шевелящихся змей. Массивными ступнями она топтала замоченное в тазу белье. Огромные бедра описывали круги, восьмерки и прочие округлые фигуры, ни на секунду не прекращая движение. Толстые сосиски пальцев унизаны перстнями, подмигивавшими огоньками разных оттенков голубого и зеленого.
— Маса испачкался, ай-яй-яй! — ноги прачки переступили через бортик деревянного таза, и ее непрерывно колышущееся тело подплыло к Прохору. Пальцы обеих рук сжали больное плечо, Прохор замер, ожидая дикой боли, но, вопреки всякой логике, по телу расплылось усыпляющее тепло, пальцы правой руки защекотали как будто слабые электрические разряды.
Когда-то Прохор впервые взял в руки змею. Он думал, что прикосновение к блестящей чешуе будет холодным и липким, и мысленно содрогался от этого предчувствия. Но случилось другое — змеиная кожа оказалась сухой, теплой и очень приятной на ощупь. Так и здесь. Массивная бабища с необъятным задом и торчащим животом, круглыми лоснящимися щеками и вывернутыми негритянскими губами. Прохору бы в голову никогда не пришло, что он может по доброй воле прикоснуться к подобной женщине. Меж тем, ее толстые пальцы распространяли нежный покой и тепло. И больше всего Прохору вдруг захотелось, чтобы она его обняла.
— Я Йемайя, мальчик, — пророкотала женщина и обхватила Прохора руками. На мгновение ему показалось, что ее телеса окружили его со всех сторон, и он качается на них, как на волнах. Потом иллюзия рассеялась, женщина ободряюще похлопала его по спине и разомкнула объятия. — Вот мы и решили твои проблемы.
Сильным движением Йемайя развернула Прохора, и он оказался лицом к лицу со своим отражением в старом, местами почерневшем волнистом зеркале. Его двойник приплясывал и корчил гримасы. Никаких следов крови и грязи на нем больше не было — фрак и цветные дреды были в полном порядке.
— Йемайя… — Прохор повернулся и внимательно посмотрел на женщину. — Сколько я вам должен?
— Нисколько, маса, — толстые губы расплылись в улыбке, женщина снова вернулась к топтанию белья в тазу. — Лучше смотри в зеркало, пока можешь.
«Пока можешь?» — Прохор нахмурился и снова повернулся к своему отражению. На миг ему показалось, что стекло покрылось паутиной. Потом он увидел, как его фигура уменьшается, при этом костюм остался прежнего размера. Вскоре на месте его отражения приплясывал светловолосый мальчик, зачем-то нарядившийся во взрослый фрак и нацепивший на волосы длинные, почти до пят, дреды. Со всех сторон к мальчику потянулись паучьи лапы, но он ловко уворачивался и смеялся.
Потом изображение исчезло, как будто зеркало с той стороны захлестнуло волной. И в следующее мгновение в потемневшей поверхности снова отражался он сам.
— И что это все значит? — Прохор повернулся в ту сторону, где до этого приплясывала в тазу Йемайя, но ее там не оказалось. Вместо нее вокруг таза пританцовывали две чернокожие девицы в белых платьях. Они косо поглядывали на Прохора и хихикали. Прохор повернул голову обратно к зеркалу. Зеркала тоже не было. Было окно во внутренний дворик, заставленный кадками с цветами и завешанный сушащимся бельем. — Привет, девочки.
— Да, маса! Чего изволите, маса? — девочки захихикали. Они не были взрослыми, скорее подростки, с только что вытянувшимися руками-ногами. Похожие на чернокожих богомолов в платьях.
— Вместо вас тут была Йемайя.
— Да, маса, она уже ушла, маса, — девочки снова захихикали.
— А кто она?
Одна из девиц, та, что повыше, быстро заговорила на незнакомом языке, размахивая тощими руками и сверкая ярко-голубыми глазами. Вторая просто замерла, усевшись на покосившийся табурет рядом с тазом.
— Мы не знаем, как объяснить, маса, — сказала вторая, когда первая замолчала. — Надо что-то еще постирать?
Прохор вышел на улицу и огляделся. Эдна стояла, привалившись к ажурной решетке соседнего дома.
— Она меня прогнала! — в радужных глазах стояли слезы, на лице испуг сменял возмущение.
— А до этого ты считала себя хозяйкой положения, да, девочка из Сызрани? — Прохор криво ухмыльнулся и посмотрел по сторонам.
— Нет, белый господин, — платье Эдны потускнело до оттенков серого. — Но ее я никогда раньше не видела. И вообще не слышала, чтобы она вмешивалась.
— Поясни. «Она» — это та прачка? Йемайя? — Прохор оперся на ажурную решетку и навис над Эдной. Одна из ее светящихся пчел уселась ему на щеку.
— Прачка?! — Эдна фыркнула. — Очень смешно… Йемайя — это море, лоа приятных забот и материнства. Великое чрево. Теплая влага, из которой появляется все живое.
— И за что она отвечает в ноктюрнете?
— Да ни за что, в том-то и дело, — Эдна согнала пчелу со щеки Прохора. — Она просто есть в списке старших лоа, но никто не говорил никогда, как с ней себя вести. А она просто вышвырнула меня из сна, как только ты открыл дверь. Так даже Папа Легба и Барон Суббота не делают.
— Невежливая какая тетенька, да? — Прохор засмеялся. — Это какие-то ваши женские дела, а мне надо чем-то еще себя занять, пока я не проснулся. Я бодр и полон сил, может еще подраться?
— И тебе не интересно, почем она решила с тобой познакомиться?
— Слушай, детка, я так понимаю, что рассказать ты мне про нее ничего толком не можешь, так? — Прохор сделал несколько шагов в сторону кладбищенской ограды.
— Я могу спросить…
— Спросить я и сам могу, — оборвал ее Прохор. — Проснусь, зайду в свой аккаунт и прочитаю в логах, что эта твоя Великая Мать, воплощение женского полового органа, со мной сделала. Но что бы это ни было, я чувствую себя в порядке и готовым к свершениям. Например, покрошить десяток-другой зомби. В вашем вуду-мире есть зомби?
— Эээ… да. Только для «Качающегося дома» вам недостаточно экспы, белый господин, а чтобы идти на кладбище, нужно оружие…
— Ну! И почему мы до сих пор топчемся на месте, а не бежим выбирать мне блестящий топор или какой-нибудь магический мачете?
— Поняла, белый господин, — Эдна быстрым шагом двинулась в противоположную от ворот кладбища сторону. Прохор мельком глянул на вывеску «ажурного» дома. «Мечты под виноградной лозой». На входе вращался знак «$» и стоял охранник в шелковой набедренной повязке. А на столике рядом с ним — бутылка шампанского в серебряном ведерке и хрустальный бокал. «Очевидно, игра для девочек, желающих попасть в женский роман, — подумал Прохор. — Странно, что не во взрослом секторе.
— Это женская героико-романтическая игра, — сказала Эдна. — Пользуется большим успехом. Для девочек-подростков.
— И что они там делают? Соревнуются, кто кого грациознее перележит на подушках? — Прохор оглянулся и увидел стайку сексапильных красоток в вызывающих платьях, окруживших охранника. — И в конце — пышная свадьба?
— Почти, — Эдна подмигнула. — Желаете попробовать, белый господин? Там тоже можно подраться. За руку и сердце принцессы.
Но Прохор уже прошел мимо, потеряв к «ажурному» дому всякий интерес.
Оружейные магазины оказались не в отдельном домике, а в целом переулке, скрывающемся за зелеными воротами на гранитных столбах. Все лавки были одноэтажными, никаких балконов над ними не подразумевалось. Стиль домиков был в целом похожим, но детали отличались. Над одним болталась повешенная на цепи голова крокодила, над другим сияли скрещенные мечи, над третьим, почему-то, дымящийся котел.
— Лучшее оружие против зомби делает Ксавье Дюпон, вот его магазин, — Эдна остановилась рядом с домиком из красного кирпича, к стене которого была прислонена крышка гроба, в которой торчал топор. Роль двери выполняла коровья шкура прибитая к косяку тремя здоровенными гвоздями. Прохор откинул край и вошел внутрь. В правом углу стояло кресло-качалка, на которой восседал смуглый старикашка с длинными усами и курил трубку. Очень длинную трубку. Вообще вся эта комната была не похожа на оружейный магазин. Да и вообще на магазин. Просто уютная гостиная с белеными стенами, красными занавесками и деревянной мебелью.
