В тот день, убирая трапезную ронгонков он нашел на полу закатившийся под скамью кусок сыра, размером с фалангу его большого пальца. Сыр был свежий, очень аппетитный и источал нежный орехово-молочный аромат. Реми очень обрадовался, что может побаловать Чика неслыханным угощением и поспешил закончить работу, чтобы скорее отнести другу подарок. Наконец, дело было сделано и он, убедившись, что поблизости нет никого из воронов, побежал в библиотеку. Ему показалось немного странным, что дверь в книгохранилище на этот раз была прикрыта не так плотно, как обычно, но в спешке Реми не придал этому особого значения, посчитав, что сам как-то оплошал. Он тихонько посвистел и вполголоса позвал мыша, предвкушая как удивит и обрадует его редким лакомством. Однако, Чик не откликался, пусто было и в его соломенном гнездышке, рядом стоял черепок с водой и лежали несколько нетронутых ржаных колосков, принесенных Реми накануне.
Реми встревожился и посвистел настойчивей и громче. Но все было напрасно, Чик не появился, беглый осмотр библиотеки показал, что его здесь нет. С сильно бьющимся сердцем, предчувствуя недоброе, Реми вышел в коридор и пошел обратно, пытаясь успокоить себя надеждой, что Чику наскучила библиотека, и он просто вышел прогуляться, выскользнув в неплотно прикрытую дверь. Но тут за его спиной раздался голос, от которого у Реми враз заледенело лицо.
— Эй, ты, фарга! Что, дружка потерял? Не этого ли?
Реми медленно повернулся и у него перехватило дыхание. Посреди темного, узкого коридора стоял Фрай держа за хвост безжизненно повисшего в его руке Чика. Слабое попискивание сказало Реми, что Чик еще жив. Фрай, поймав мыша, лишь слегка придушил его и сейчас небрежно размахивал крошечным тельцем. Из-за угла выдвинулись еще две черные фигуры, приятели Фрая, и встали с ним рядом, довольно усмехаясь в предвкушении забавы. Реми понял, что он и Чик, попали в давно приготовленную западню. Сыр выпал из его внезапно ослабевших пальцев, и с трудом овладев голосом, он произнес:
— Фрай, пожалуйста, прошу тебя, отпусти его.
— С чего бы это? — издевательски захохотал тот и крутнул мыша за хвост. Чик громко пискнул.
— Фрай, пожалуйста. Я сделаю все, что ты захочешь! Пожалуйста, отпусти его.
Фрай сделал вид, что задумался, потом переглянулся с приятелями и сказал, важно растягивая слова:
— Ты так и не научился просить, как следует, изгой. Тебе нужна эта мышь? Мне она тоже нужна, я хочу посмотреть какого цвета у нее кишки и попробовать на вкус ее кровь. Предложи мне что-нибудь взамен.
— Что ты хочешь?
— А, вот беда! У тебя ведь ничего нет, белая падаль! Какая жалость! Тебе нечего дать мне даже за эту ничтожную тварь. Попробуй, попросить меня еще раз как следует. Быть может, я и сжалюсь. Ты знаешь, как следует умолять властелина о пощаде? А фарга?
Реми медленно опустился на колени и сказал, пристально глядя в лицо Фраю:
— Возьми меня вместо него.
— Ты отдаешь мне в рабство себя, вместо этого гнусного грызуна? Ты хорошо подумал, изгой? Ты знаешь какой я добрый хозяин и не боишься?
— Да. Прошу тебя, отпусти его.
Фрай снова переглянулся с дружками и, подмигнув одному из них, сказал:
— Вы слышали? Отрис, что мы делаем с рабами, чтобы не путать их со свободными воронами?
— Бреем им головы, — ухмыльнувшись ответил тот, и Фрай согласно кивнул. Тогда Отрис достал из-за пояса тупой короткий нож, подошел к Реми, схватил его за волосы и принялся кромсать их, местами задевая лезвием кожу. Реми не проронил ни звука и скоро грязный каменный пол вокруг его коленопреклонной фигуры усеяли пучки волос. Последней легла белоснежная прядь, она еще немного мерцала, опускаясь в воздухе, но коснувшись пола погасла и потускнела. Реми снова в упор взглянул на Фрая и попросил:
— Прошу тебя, отпусти его. Пожалуйста.
— Не так быстро, раб! Теперь ты должен приветствовать меня, как своего господина.
Он, продолжая крутить за хвост, отчаянно извивавшегося Чика, выставил вперед одну ногу и приказал суровым, властным тоном:
— Ползи и целуй! На коленях!
Реми лег на пол и пополз к Фраю, сопровождаемый увесистыми пинками и плевками Отриса, потом встал на колени и склонив неровно остриженную голову, коснулся губами его грубого башмака, под издевательский смех молодых воронов, сквозь который пробивался громкий, протестующий писк Чика.
— А теперь, гляди, падаль! Я отпускаю твоего дружка на свободу.
Реми поднял взгляд и увидел, как Фрай высоко подкинул мышь в воздух, затем ловко поймал его и одним резким движением оторвал зверьку голову. В лицо Реми ударила струя теплой крови из разорванного надвое крохотного тельца его единственного друга.
— Теперь он свободен, фарга! — засмеялся Фрай и выкинул останки себе за спину. — А вот ты — нет! И сейчас…
Больше Фрай ничего сказать не успел. Когда Реми осознал, что случилось, пружина гнева и ярости, все это время до предела сжатая внутри него, внезапно распрямилась с сокрушительной силой. В сердце Реми вспыхнуло неукротимое темное пламя, запылав в его глазах, оно овладело им целиком. В ту же секунду он схватил Фрая за лодыжки и сильно дернул, а когда тот с грохотом свалился на пол, мгновенно оседлал его и стал наносить удар за ударом, испытывая при этом только холодную беспощадную ярость. Завизжав неожиданно тонким голосом, Фрай попытался вцепиться ему в горло. Но Реми одним неуловимо быстрым движением закаменевшей от гнева ладони перебил ему руку, и Фрай по-волчьи взвыл от боли, но не сдался.
Фрай был старше его и крупнее, но удары Реми казалось обладали такой невероятной силой, какую нельзя было заподозрить в его выносливом и крепком, но худом теле. Реми вдруг показалось, что еще немного и он свободно взмоет вверх, такое сильное упоение местью владело им. Он буквально ощутил за спиной шелест огромных черных крыльев, разящих беспощадно и стремительно, и в тот момент отчетливо понял, чтобы стать вороном, ему не нужно проходить обряд, не нужно ничье разрешение. Он может сделать это сам, лишь переступив тонкую зыбкую грань, до конца отдавшись темному пламени и забрав чью-то жизнь.
Два других молодых ворона, до этого оцепенело смотревшие на картину невозможного побоища, кинулись на помощь приятелю, но тут же с воплями отпрянули назад. Одному из них Реми мгновенно сломал нос, другому запястье. Громко крича, они бросились по коридору прочь. А Реми продолжил сводить счеты с Фраем, который еще пытался как-то отбиваться. Его сопротивление разожгло Реми до такой степени, что он не сразу понял, что противник уже давно только слабо стонет под его ударами. Тогда Реми резко остановился, с трудом приходя в себя, посмотрел на свои по локоть забрызганные кровью руки и поднялся, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, словно не понимая, что здесь произошло и как он сюда попал. Потом склонился над Фраем и всмотрелся в его лицо, вернее, во что оно превратилось, в страшную окровавленную маску. И Реми ужаснулся тому, что сделал.
Он отошел от неподвижно лежащего Фрая, подобрал разорванные части тела мыша и пошатываясь двинулся прочь. Реми похоронил Чика возле крепостной стены, найдя клочок земли, на котором вовсю зеленела молодая, свежая травка и цвели солнечно-желтые одуванчики. А потом долго сидел у крохотного холмика, отмеченного старым глиняным черепком, и уткнувшись лицом в колени, оплакивал гибель друга.
Темное пламя, безраздельно владевшее им в момент наказания Фрая угасло. Но Реми чувствовал, что, однажды вспыхнув, оно уже не исчезнет совсем, а так и будет тлеть в его душе постоянно, карауля момент, чтобы разгореться с новой силой и свести его с ума, погрузив в пучину мрачной, холодной ярости и гнева. И тогда он станет таким как Фрай, даже хуже Фрая, потому что будет жить только для того, чтобы накормить эту вечно голодную ярость чужой кровью и страданиями. Но самое ужасное для него было то, что какой-то частью души Реми хотел этого.
Глава 11 Поединки на ристалище
Реми стоял перед скаргом Моррисом, ожидая пока тому надоест многозначительно молчать и сверлить его острым проницательным взглядом. Следовало набраться терпения и сдерживать одолевавшее его жгучее желание посмотреть скаргу прямо в лицо, что считалось недопустимой дерзостью, особенно для не прошедших Обряд воронов. И Реми понимал, что теперь ему надлежало быть особенно осторожным и глупая бравада только усугубит положение. Вызовы к Верховному ворону и обычно-то не сулили ничего хорошего, а уж сейчас и подавно нужно быть готовым ко всему. Наконец, скарг прервал затянувшееся молчание и произнес как всегда весомо и тяжело:
