Я киваю. Конечно, она права. Но и мое волнение понять можно. На подобном мероприятии я предпочла бы обойтись без новых знакомств – у меня и так голова идет кругом.
– Да, и не забудь, – спохватывается бабушка, – герцог де Шарлен с сегодняшнего дня станет принцем, и обращаться к нему нужно будет не иначе как «его высочество».
Ох, сколько всяких церемоний! Интересно, если бы я сказала, что в нашем мире дворянский титул давно уже не играет никакой роли, мне бы кто-нибудь поверил?
Само объявление герцога де Шарлена принцем Виларийским не производит на меня особо сильного впечатления. Ну, сменился у человека титул, и что? Но, наверно, для виларийцев это важно. А сам герцог, надо признать, на церемонии ведет себя довольно скромно. Вроде как даже с оттенком легкой скуки. Дескать, ну так уж и быть – давайте стану принцем.
Я не могу сдержать смешка, за что удостаиваюсь болезненного щипка от бабушки.
– Веди себя прилично, дорогая! – шипит она прямо мне в ухо. – Сейчас объявят первый танец. Поверь – все только и думают о том, кого пригласит его высочество.
– Неужели это так важно? – недоумеваю я. – Или его невеста уже определена? И он может танцевать только с ней?
– В том-то и дело, что не определена, – отвечает герцогиня. – До недавнего времени этот вопрос мало кого интересовал – разве что самого де Шарлена. Но сейчас, когда он официально объявлен наследником престола, каждый его шаг приобретает особый смысл. Он не обручен и никогда не выказывал особых предпочтений ни одной из столичных девушек. Но сейчас он должен будет кого-нибудь пригласить. И поскольку он не связан обязательствами, делать он это будет по велению сердца. Он выберет ту, которая ему понравится. А если так, то у выбранной им прелестницы будет неплохой шанс завоевать его сердце.
Играет музыка, и герцог (ой, то есть, принц!) приглашает едва ли не единственную девицу, которую я знаю в этом зале – Арлет Пикард. Мне кажется, он подошел к ней лишь потому, что в нужный момент она оказалась ближе, чем другие претендентки, но по этому поводу я могу и ошибаться. Да и какая мне разница? Ну, выбрал и выбрал. Нужно признать, вместе они смотрятся весьма неплохо и в танце кажутся единым целым.
Я так поглощена своими мыслями, что не замечаю, как возле меня оказывается красивый молодой человек с роскошными темными усами. Нет, может быть, у него есть и другие достоинства, но в глаза бросаются прежде всего именно усы.
– Сударыня, позвольте ангажировать вас на следующий танец? – он вытягивается в струнку. – К сожалению, мы не знакомы, но, как известно, подобные балы дозволяют нам немного пренебречь обычными церемониями. Ваша необыкновенная красота не оставила мне выбора.
– Благодарю вас, сударь, за столь лестные слова, – я озираюсь в поисках герцогини, но она, как назло, отошла, чтобы поговорить со старыми знакомыми. – Поверьте, я тронута вашим вниманием. Но, к сожалению, вынуждена вам отказать – прошу вас, не примите на свой счет – просто сегодня я не танцую.
У него вытягивается лицо – не от обиды – от удивления. Должно быть, не привык, бедняжка, к таким отказам.
– Не танцуете ни с кем? – свое изумление он выражает и в словах.
– Именно так, сударь! – подтверждаю я.
Он уточняет с усмешкой:
– Даже если вас пригласит его королевское высочество?
И что он прилип как банный лист? Сказано же – не танцую. Ну, что тут непонятного?
Но отвечаю я почти спокойно:
– Да, даже если пригласит его королевское высочество.
Он откланивается и удаляется. А я, наконец, перевожу дыхание. Вот говорила же бабушке, что не хочу ехать на этот бал!
– О чём вы разговаривали с маркизом? – герцогиня уже бросила своих собеседников и буравит меня любопытным взглядом.
– С каким маркизом? С тем, усатым?
Она смеется:
– У него самые роскошные усы в Виларии. Но сам он не вилариец. Это – маркиз Эмбулетти, посол Сигезии.
А музыка меняется на чуть более быструю, обозначая начало следующего танца. Будет нехорошо, если меня снова кто-нибудь пригласит. И я как раз намереваюсь сказать бабушке, что нам пора отчалить из дворца, когда герцог де Шарлен (да-да, принц Виларийский!) отправляется в зал.
Собравшиеся снова замирают, стараясь угадать, какую девицу осчастливит он на этот раз. Он идет в нашу сторону, и гости расступаются перед ним. А он всё ближе и ближе.
Я незаметно оглядываюсь, пытаясь понять, которая из стоящих рядом девушек привлекла его внимание.
– Ох! – выдыхает герцогиня.
А я уже жалею, что мы не сбежали пять минут назад.
– Ваше сиятельство, – принц чуть наклоняет голову, – надеюсь, вы не откажетесь потанцевать со мной?
Мне кажется, для него это вопрос риторический. Он не сомневается в моем положительном ответе.
Да, наглец. Да, такого бы следовало проучить. Но сейчас в моей голове нет места ни тщеславию, ни отмщенному самолюбию. И меньше всего я думаю о том, чтобы герцогу отомстить.
Сейчас я думаю о том, как выкрутиться из этой дурацкой ситуации. Как не выдать себя в таком простом и вроде бы даже приятном положении. Вон сколько народа смотрят на меня сейчас. Но один мой ответ может разрушить всё. Я не могу сказать правду!
Я не могу признаться в том, что НЕ УМЕЮ ТАНЦЕВАТЬ!
Сказать, что Эжени де Ламарк – светская львица, мечтавшая покорить столицу, – не умеет танцевать, означает во всеуслышание заявить о том, что я – не она.
А вообще-то танцевать я умею и очень даже неплохо, проблема только в том, что все известные мне танцы (да даже вальс!) решительно не подходят для этого мероприятия. Я не могу запомнить даже названия местных танцев, чего уж говорить про те фигуры, которые танцующие рисуют на полу?
Конечно, перед балом бабушка попыталась мне показать некоторые па, но учитывая, что она сама не танцевала уже лет пятьдесят, это было забавно, но совершенно бесполезно.
Итак, что получается? Я не могу отказать его высочеству именно сейчас, когда на нас смотрят все собравшиеся в зале. Всё-таки он – принц, и подобный отказ нанесет серьезный ущерб его самолюбию, а учитывая, что он – первое лицо герцогства, в котором я проживаю, это отразится и на мне самой.
Но я не могу и пойти с ним танцевать, потому что этот танец сделает меня посмешищем для всей Виларии.
Эти мысли с бешеной скоростью проносятся у меня в голове, пока принц стоит передо мной и ждёт ответа. И ждёт его не только он.
Сослаться на внезапно заболевшую голову? Сказать, что подвернула ногу?
– Простите, ваше высочество! – герцогиня бросается мне на помощь. – Ее сиятельство полчаса назад сломала каблук на правой туфельке. Да-да, ужасный конфуз. Она впервые в королевском дворце и вдруг такая неприятность.
– Вот как? – мне кажется, в голосе принца слышно недоверие. – В таком случае позвольте мне вам помочь. Уйти с такого прекрасного бала в самом его разгаре было бы крайне обидно, не так ли? Давайте, ваше сиятельство, я провожу вас в оранжерею. Там есть удобные диваны. Мы отдадим вашу туфельку лакею, и я уверен, в гардеробе ее величества или одной из ее фрейлин найдется обувь вашего размера.
Не уверена, что он делает это исключительно из желания мне помочь. Скорее, хочет поймать меня на лжи. Потребует снять туфельку и легко убедится, что бабушка сказала неправду.
Он протягивает мне руку, на которую я опираюсь. И мы медленно идем в сторону дверей. Я старательно прихрамываю, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы усыпить его бдительность. Быть может, он окажется настоящим джентльменом и, усадив меня на диванчик, он откланяется, дав мне возможность разговаривать с лакеем о туфлях наедине.
Оранжерея оказывается великолепной – как и всё в этом дворце. Но сейчас я равнодушна и к роскошным цветам, и к ярким фруктам на деревьях, и к сверкающим фонтанам.
– Вот, прошу вас, здесь вам будет удобно, – он подводит меня к невысокому дивану с шелковой обивкой. – Садитесь, ваше сиятельство. Я отдам вашу туфельку лакею, и он мигом принесет вам другую пару взамен этой.
