«Не забивай голову, — сказал я сам себе. — Узнаешь потом, в конце этой истории… если…» — А в том, что я попал опять в дурацкую историю, у меня уже сомнений не оставалось…
Странно, но на некоторое время я позабыл о Наде. И тем более — о ее муже. — Я лихорадочно соображал, что меня ждет в близком (быть может, очень близком) будущем и как мне подостойней приготовиться неизвестно к чему…
«Эх-х!.. Сейчас бы выпить чего-нибудь… покрепче…» — проговорил я вслух.
— Рекомендую коньяк, — произнес тонкий, бесстрастный голос (я сразу же — и почему-то обрадованно! — решил, что спятил). — На столе стоит…
…И верно!.. — На столе, почти посередине, стояла бутылка коньяка со стаканом, надетым на горлышко. — Неужто здесь и была?.. Почему ж я ее сразу не заметил?.. — Но, однако…
— Кто это говорит?..
— Это я.
— Кто — я?.. Не вижу…
— Неправда, — ответил бесстрастный голос, — видишь. — Это я, бутылка…
— Этого не может быть, — сказал я. Без особой уверенности.
— Не буду спорить, — согласилась покладистая емкость. — Думай тогда, что сам с собой разговариваешь на два голоса. Что у тебя шизофрения…
— У тебя… — неизвестно почему обиделся я.
— Вот видишь, ты признаешь меня… И вообще, — доверительно сообщила она, — у меня не может быть шизофрении…
…Да. Шизофрения, несомненно, была у меня. И уже, видимо, с полгода. — Теперь я понял, что со мной!.. И мне сразу стало легче. — Собственное сумасшествие лучше, чем происки нечистых сил…
«Вылечат… Поваляюсь в больнице… — А вообще-то, говорят, тихую не лечат. Только буйную… — А у меня какая?..»
Я стал вспоминать и через некоторое время, припомнив кое-какие свои приключения в недавнем прошлом, с облегчением уверился, что признаки буйства у меня были.
Итак, я, допустим, был болен. — Но тогда оставалось непонятным, как моя шизофрения исхитрилась придумать такую странную обстановку… Ибо комната вокруг меня оставалась той же, что и была до моих психоаналитических изыскании. Я еще раз осмотрелся и сообразил, что никакого источника света в доме не нахожу… хотя в доме было светло. Не светло, — как бы сумерки царили здесь, — вот таким был этот свет, исходящий ниоткуда. — Быть может, светился сам воздух…
Наверное, так и было. Потому что я, расхаживая по дому, не видел своей тени. Стол, пни, ложе также не отбрасывали ее. Все было равномерно освещено. За исключением…
…Плесень на полу оказалась вовсе не плесенью, а каким-то пятном, более светлым, чем остальной пол. Словно бы некий бледный свет выходил чуть заметно из-под земли… — О-о!.. — оглянувшись (я вспомнил, что сзади меня, у входной стены, видел еще одно пятно) — я увидел, что там пятно другое. — Оно было какого-то мутно-зеленого цвета, с прожилками салатного и грязно-синего. Это пятно, казалось, чуть колебалось (точно бы внутри его тихонько шевелилось нечто живое), и я, глядя на него, ощущал смутную угрозу… опасность…
— Что это?.. — недоуменно спросил я… видимо, у бутылки. Ибо не у кого больше было спрашивать. — Но бутылка молчала, как ей и положено.
«Ну, точно помешательство. Однако ж, — в неудобном месте оно меня застало!..»
Я стоял у бледного пятна. Что бы оно могло из себя представлять?.. Вид у него был необычный… необычный даже для такой странной обстановки. — Казалось, площадь пятна накрыта матовым стеклом или тусклым льдом, под которым — где-то внизу, на непомерной глубине, — горит и посылает бледный свет в комнату огромная свеча… — Я вытащил из коробки спичку и осторожно ковырнул то, что по виду походило на лед… — Земля… на ощупь — земля…
— Вы, может быть, спросите, как я осмелился копаться в этом пятне?.. — перебил себя Володя. — В таком доме, при таких обстоятельствах… — Знаете ли, как ни странно, это пятно казалось мне наименее опасным местом в доме… — Чутье говорило, что это так.
Однако, я не хочу сказать, что место сие было оазисом добра в недобром доме. Нет. — Я просто чувствовал, что оно неопасно именно для меня. — Я не знал, почему это так, но знал, что это так… Извините за косность слов, я опять вспомнил все так, как будто только что было…
…Мрачная и величественная картина увиделась мне, когда я (повинуясь какому-то наитию) положил ладонь на бледную землю. Впрочем, картина эта была довольно смутна, — и по смыслу, и для взора. — Все было как бы в серой мгле. — Вполоборота ко мне, ногами на бледном, тяжело зыблющемся холме, — стоял высокий темноволосый человек в длинных одеждах. При виде его мне стало жарко. Точно кровь потекла быстрее по жилам. Черты его лица были точеными и точными, как у статуи, глаза (на мгновение ясно и четко я увидел их выражение) глядели вниз, под ноги человека, иа колыхающийся бледный холм. — Внезапно я понял, что это не холм, а какой-то распростертый на земле, поверженный высоким человеком враг, невиданное чудовище неизвестных времен… — Глаза человека глядели на врага, и они были спокойны и беспощадны… А вокруг клубилась мгла, точно бы дым выплывал из-под ног человека, из трещин и скважин земли, и сплетал воздух в одну огромную, серую тучу…
Я ничего не понимал в увиденном, Одно было ясно: пред моими глазами — один из тех великих, о славе которых не осталось даже сказки уже к тем временам, когда на земле с ужасом произносились имена их бледных и ничтожных подобий, Саргонов и Ассурнацирапалов… — Эго было понятно мне… но почему?.. Откуда я мог взять это понимание?..
…И вот, один из великих царей до-сказочной древности стоял теперь видением передо мной. — Правой руки его не было видно, ее скрывал плащ (мантия?..). Но левая рука была вытянута вперед и чуть опущена; она словно бы простирала ладонь над огромным телом бледного чудовища… Плащ тянулся за рукою и колыхался на ветру, как огромное темное крыло… Ясно и четко услышал я напевные слова заклинания и с удивленней сообразил, что я понимаю невероятный, почти нечеловеческий язык, на котором оно было произнесено. Человек говорил, а бледная масса, которую он попирал ногами, колыхалась все медленней, спокойней, монотонней, — словно бы тело одеревеневало или засыпало… Так, наверное, и было: но к тому же оно меняло очертания, оно уменьшалось, съеживалось, словно бы таяло… Я напряг глаза. — На земле теперь лежала мерцающая бледная полоска… меч… Я знал, что это — меч…
Человек поглядел на меч, чуть обернул голову назад и сделал повелительный знак рукой. — Рослый, крепкий воин в черном плаще вышел из мглы к царю, подталкиваемый в спину двумя другими. По знаку царя, они остановили его, и один, выдернув из ножен длинный кинжал, резким движением за спиной воина сделал что-то… — «Разрезал веревки… — понял я. — Это пленник… Впрочем, нет, — он так же одет, как и те два… — Скорей, провинившийся… Но чего от него хотят?..»
