Другой вопрос, трудно вот так с ходу определить, какие чувства этот милый ребенок к нему питает. Или никаких не питает: за всю перепалку с Андреем ближе, чем на три метра, к нему принципиально не подошла! Чего в Богдановой практике еще не случалось: ну не боится же, в самом-то деле?.. Зубастый серый волк и несовершеннолетняя Шапочка. Зато когда сболтнула от злости про "шкаф трехстворчатый", который с антресолями, он чуть было не развернулся и не отправился на все четыре стороны! В последний момент передумал, решил повременить.
С другой стороны, была бы к нему равнодушна, вряд ли бы вчера в ресторане так отчаянно краснела, точнее, слабо розовела под изучающим родительским взглядом. Приятный во всех отношениях родитель, только суровый на вид. (Недаром Галя им по большому секрету раззвонила, что он мужик не простой, бывший военный моряк.) Такой пусть и улыбается тебе благосклонно Янкиной улыбкой, а все равно тянет вытянуться в струнку, руки по швам, да доложить, кто такой и по какому делу… Богдан в первый раз в жизни пожалел, что уродился рослым: и наградил же папахен генами!.. (Да и мама у него далеко не маленькая, сойдет под фотомодель.) А затем в виде озарения посетила здравая мысль, что надо загрести в кафе — присесть, одним словом, пускай это милое дитя попривыкнет. Все же не такая разница в росте.
Как он планировал, так всё и вышло: забрали девчонок с "плантации" (по Андрюхиному меткому определению), погрузились в воняющую бензином маршрутку, идущую в Центр, а там решили срезать угол через Ленинский парк. Никто толком не мог сказать, куда они этим дружным табуном направляются — то ли на набережную к воде, то ли на Суворовскую, самую центровую у них в Городе улицу. Но до нее не добрались: следом за Янкой для чего-то обошли кругом городской дуб и зарулили наконец-то в "Лакомку".
Дело близилось к вечеру, все столики погабаритней были заняты, пришлось втискиваться за один маленький на четыре персоны. А посему сидели впритык, как огурцы домашней засолки в литровой банке. Лялька по крайне удачному совпадению пристроилась рядом с ним и сперва даже не стеснялась, но потом между Андрюхой и незнакомой рыжей девчонкой втиснулась крутыми бедрами Галя, и места стало совсем в обрез. Янка с забавным упорством все пыталась уклониться от его колена, но в конце концов сдалась, потихоньку освоилась и доверчиво посматривала сбоку темными глазищами. Богдану прямо цыганщиной какой-то пахнуло, хоть вроде и вполне европейский ребенок…
И маленькая, даже вот так сидя заметно! Больше похожа на куклу, особенно когда к чему-то постороннему прислушивается: замрет на месте, склонит по-птичьи голову на плечо и похлопывает в такт длинными ресницами. Воспринимает, значит. Только вот улыбается редко, не то, что пустоголовая Барби. Или это только с ним такая серьезная? Черт возьми, ну не влюбился же он, в самом-то деле?!.. Не было печали.
В детстве его любимой книгой были "Три толстяка" — не весь опус целиком, а большей частью про куклу, похожую на живую девочку. Ну или наоборот: про девчонку, похожую на ожившую куклу в человеческий рост, в представлении маленького Богдана она выглядела точь-в-точь как эта большеглазая Лялька. Лет до шести каждый вечер требовал требовал от матери, чтоб та читала на ночь с чувством и выражением — а что по двухсотому разу, так это отпрыска нисколько не волновало… Иногда мама пыталась схитрить и втихаря пропускала целые куски текста, чтоб побыстрее отстреляться, но любимое чадо ни разу не удалось провести: возвращал на первую страницу и усаживал читать по второму кругу. И как только матушка все эти выбрыки терпела?..
Дошло до того, что однажды утром на полном серьезе он принялся выпрашивать у родителей "большую куклу", было и такое! Мама сперва грешным делом подумала, что сын, зеница ока, сестру требует, и едва в обморок не упала от ужаса. (Она всегда сильно переживала о своей фигуре — потому, наверно, сейчас и выглядит от силы лет на тридцать.) С тех пор Богдан про эту наивную коммунистическую сказку больше не вспоминал, как-то поистерлось из памяти. А тут пошло-поехало, экскурс в прошлое!
Еще никогда за свою жизнь он ни в кого не влюблялся — ни на минуту, ни на полминуты. Привык считать себя самовлюбленным Нарциссом и с участью своей смирился, а под конец и возгордился: единственный ребенок в семье, ничего уж тут не поделаешь!.. А все мамина заслуга: хоть и рано его родила, совсем девчонкой, но любила в детстве так, как другим, наверно, и не снилось. Соответственно, избаловала дальше некуда, никаких сил на это благородное начинание не пожалела. Сама теперь за собой признает, что был по молодости такой грех, а великовозрастный отпрыск уже и не против: что ж в этом плохого, когда чувствуешь себя эксклюзивным экземпляром, в количестве один на миллион? Тем более, если весь мир подпевает дифирамбами, как тут не поверить…
Вот в него влюблялись, это было, и не раз было. Караулили под домом, забрасывали истеричными письмами по обычной почте и электронке, а напоследок рыдали безутешно в самую трубку. Или устраивали истерику при большом скоплении народа (в университетском дворе, к примеру), да и похлестче случалось…
Нельзя сказать, чтобы это доставляло ему "садистское удовольствие" (как одна экс-подруга заявила прямо в лицо). Скорей наоборот, периодически чувствовал себя последней свиньей. Другая экс-гёрл-френд в приступе злости чуть ли под машину его не бросилась — драматическая актриса, ё-маё! У Богдана еще полчаса тряслись в нервной лихорадке руки: всё представлял, чем бы эта милая история могла закончиться. И тут вдруг маленькая глазастая десятиклашка — почти ребенок, малолетка, — словно бумеранг за всех обиженных когда-то девчонок… Возвратился с залихватским свистом и угодил прямиком по высоумному лбу.
Ну, хоть кукла Кукле понравилась, уже начало.
В кафе никто никого не слушал, девчонки в возбуждении перекрикивали друг друга, верещали стаей горластых ворон и наигранно громко смеялись. Еще бы, таких кавалеров удалось подцепить! Это вам не желторотые мальчишки-лицеисты — и тем более, надоевшие хуже горькой редьки одноклассники, — тут сами студенты!..
Одной Янке было не до смеха: казалось, еще никогда в жизни она не чувствовала себя настолько скованной и неуклюжей. Как мелких габаритов слон в фарфоровой лавке: стоит лишь неловко повернуться, и заедет в этой тесноте кому-нибудь по уху, или отдавит нечаянно ногу, или самое кошмарное — опрокинет на колени горячий чай… Яна с тоской озирнулась на фигурные часы с кукушкой над барной стойкой, но было слишком рано. По домам точно никто не захочет, куда там, только в раж начали входить…