— Вспоминай! Немедленно! — потребовал пелаверинец.
— А зачем? — задал справедливый вопрос дух покойного. — Мне все эти сокровища сейчас ни к чему…
— Зато мне они очень даже понадобятся. Мэтресса, — решительно позвал фрателла Раддо. — Мэтресса Вайли, будьте добры, сделайте что-нибудь с духом, чтоб стал поразговорчивее…
Волшебница быстро дезактивировала хрустальный шар, чтоб клиент не догадался о том, что его подслушивают, дожевала пряник, смахнула с груди последние крошки и, деловито засучивая рукава, вошла в лабораторию.
При виде магэссы Фил Пункер испытал экзистенциальный шок: главной долей умершего мозга он понял, что сейчас его будут бить, возможно, с помощью шаровых молний — методы фрателлы Раддо не менялись, лишь подбирались нужные исполнители. Стоило Вайли открыть рот для произнесения заклинания, Фил заорал и бросился наутек из лаборатории — увы, он добежал лишь до ближайшей стены и начал вытягиваться, вытягиваться, как выворачиваемый наизнанку чулок…
— Что это? — прячась за бронзовыми ножницами, как за последней надеждой, спросил Раддо.
— А, это пустяки. Голову давай.
— Чью голову? — рискнул уточнить Бонифиус.
— Ах, да не твою! Покойника этого голову давай, а то его вот-вот расщепит, — велела Вайли.
— Но у меня нет его головы! — вскричал перепуганный Раддо.
Призрак Фила скрутился эктоплазматической абракадаброй и, как отпущенная на свободу резинка, вдруг смялся в неопрятный колтун.
— Тогда что ты мне голову морочишь?! — возмутилась мэтресса Вайли. — Кто допрашивает сопротивляющийся призрак, не имея возможности воздействовать на его основное хранилище?! Дилетант! Смотри, какая гадость из-за твоей некомпетентности и безответственности получилась! И что мне с этим замкнувшим сгустком эктоплазмы делать?!
— Расколдуйте его! — потребовал Раддо. — Он еще должен мне ответы на остальные вопросы!
— Вот еще! — уперла руки в мягкие, пышные бока волшебница. — Услуги сверх оговоренного — за дополнительную плату. С тебя сорок золотых, фрателла.
— Как — сорок? — возмутился, в свою очередь, пелаверинец, — Ведь обычно ваше колдовство стоит двадцать!
— А сегодня у меня эксклюзивные расценки для искателей легкой наживы, — не моргнув глазом, парировала Вайли. — Плати или уматывай.
В голове у Бонифиуса защелкали костяшки счетов: золотая монета — добраться из Бёфери в Уинс-таун, серебряная — экипаж до Восьмого Позвонка, двадцать золотых госпоже Вайли, да если прибавить их к уже имеющемуся долгу Фила Пункера, да еще надо иметь в виду предстоящие расходы на успокоительные микстуры и коньяк, которые понадобятся фрателле после полетов на местном лифте…
— Обойдешься, старая ведьма! — выкрикнул Раддо раньше, чем успел осознать, что говорят его уста. — Хрен тебе, а не золото.
— Ну и на здоровье, — фыркнула волшебница в ответ, демонстративно складывая руки на груди.
Шипя о всяких там бабах, которые выучили пару фокусов, и туда же — колдовать берутся, Раддо сгреб с каменной глыбы мертвую руку Фила Пункера и с грацией взбешенного носорога вышел из апартаментов волшебницы вон.
Стоило Бонифиусу скрыться, мэтресса Вайли вылила на его еще не остывший след содержимое своей чайной чашки, прошептала заклинание (глаза у нее при этом вспыхнули зелеными огнями), потом подхватила свой костяной посох, украшенный фигуркой атакующего скорпиона и до поры до времени подпирающий стену в лаборатории; хлестко ударила скорпионом о пол, вызвав короткую зеленую волну, таинственным огоньком побежавшую за удалившимся мужчиной. Потом мэтресса Вайли прошептала еще несколько заклинаний и сотворила целую стаю маленьких черных скорпиончиков, с сухим стуком высыпавшихся из рук волшебницы на каменную глыбу и шустро разбежавшихся в разные стороны по определенным магессой делам.
После этого с довольной улыбкой мэтресса Вайли смяла в маленький шарик запутавшийся в себе призрак Филеаса Пункера, сложила получившийся сгусток тумана в нефритовую шкатулку, украшенную сложной резьбой, и, довольная собой, вернулась к прерванному чаепитию.
Мэтресса Вайли, что бы про нее не говорили в Восьмом Позвонке и за его пределами, была женщиной очень строгих моральных принципов. Она сама своих родственников не травила — хотя иногда очень хотела, — и другим не позволяла безнаказанно совершать подобные преступления. Поэтому она была лишь рада случайно вспыхнувшей ссоре с фрателлой Бонифиусом — дела пелаверинца всегда отличались беспринципностью и аморальностью, коробившими хрупкую душу некромантки.
И, кстати, говорили о мэтрессе Вайли в Восьмом Позвонке исключительно с восхищением: мало кто умел так подгадить жизнь ближнему, как эта милая, добрая, ценящая уют и комфорт высокоморальная сладкоежка…
— У-у, ведьма, — еще раз бросил на прощание Бонифиус, громко топая по коридору.
Выйдя к площадке лифта, он увидел, что вокруг Восьмого Позвонка еще больше сгустились сумерки, дождь усилился, а с Башни Ночи пустились в полет несколько всполошенных горгулий.
— Куда изволите? — угодливо осведомился Йори.
Раддо посмотрел на бушующую за стенами замка стихию и в сердцах плюнул.
— Слышь, ты, скажи-ка, а народ посговорчивее Вайли у вас имеется?
На светло-зеленоватом лице зомби, пересеченном кривыми шрамами, стянутыми крупными стежками, отразилось некое подобие непонимания.
— Куда изволите? — еще раз повторил бедолага, низко кланяясь и приглашая господина проходить в короб лифта.
Пелаверинец не спешил покидать оплот некромантов. Он стоял, почесывая в затылке и перебирая в памяти всё, что знал о специалистах Восьмого Позвонка. Конечно, круче всех, согласно официальной статистике, мэтр Мориарти, но, говорят, он настолько гениален, что входить к нему в лабораторию, не составив подробного завещания и не обзаведясь дюжиной неподкупных свидетелей вашего входа и выхода, не рекомендовалось. Бонифиус очнулся от глубоких дум, когда мимо него прошелестела алой длинной мантией, волочащейся по полу за своей обладательницей, высокая стройная полногрудая красавица, смерившая торговца плотоядным взглядом ярко-красных глаз.
— Куда прикажете? — напомнил о своем существовании Йори.
Вампиресса остановилась в конце коридора и продолжала пристально и неотрывно смотреть на Раддо, время от времени облизывая острым кончиком языка полные, сочные алые губы.
— Мать вашу, погоду эту, — прошептал Бонифиус и рванул в содрогающийся от порывов ветра короб, как к последней надежде, — где это видано, чтоб вампиры почти посреди дня по домам расхаживали?! Давай быстрей!! Поворачивайся, поворачивайся!
