— Нет, — она не сумела крикнуть, голова закружилась, ударила в виски ярко-вишневая кровь. Мать Сюзон еще что-то говорила, тупыми ножницами кромсала пряди Кармелы, вырезая святой знак креста. Светло и ликующе взмыл хорал, свет вспыхнул, смывая тьму. Брызнула на склоненную голову вода.
— Волею Господа нарекаю тебя сестра Мария!
Ее подняли с колен, надели рясу, капюшон, накинули на шею шнурок с распятием. Хотели повести вокруг алтаря. Кармела сделала шаг, пошатнулась и крестом рухнула на плиты.
Каждому по справедливости.
Дверь скрипнула, прошелестели шаги. Сестра Лайза остановилась за спиной:
— Куда ты смотришь, сестра Мария?
Девушка у окна крепче вцепилась в решетку.
— Куда ты смотришь? — повторила сестра Лайза. Кармела неохотно обернула к ней горящее широкое лицо с крепко стиснутыми губами, пышные взлохмаченные волосы прикрыли щеки и часть лба, упав на глаза, но даже сквозь них глаза эти, темные и чуть выпуклые, светились гордо и упрямо.
— Так куда же ты смотришь?
— Там море…
— Не давай овладевать собой грешным помыслам.
— Там море! — Кармела указала рукой на узкое, забранное частой решеткой окно.
Такой огонь был в ее голосе, что Лайза невольно отступила, осеняя себя крестным знаменьем.
— Смирение подобает сестрам во Христе…
— Пошла ты!
Кармела выпустила решетку, грозно шагнула к ней.
— Оп-помнись, — прошептала сестра Лайза. На глазах у нее выступили слезы. — Дьявольское наваждение, не поддавайся ему.
Глаза Кармелы расширились, она рванула у ворота глухое платье.
— Сестры молятся за тебя. Мать настоятельница…
— К черту! — Кармела закусила губу, ее ноздри презрительно дернулись. — Всех вас к черту!
Лайза качнулась, схватилась за косяк. Кармела, пригнув голову, смотрела на нее. Взгляд обжигал. Лайза запнулась за порог, выскочила наружу и, повернув ключ, привалилась к двери. Кармела, круто усмехнувшись, вернулась к окну. Серое, уходящее к горизонту море распахивалось перед ней, волны легко накатывались на влажные валуны берега, низко висело над ними затянутое тучами небо.
Торопливые шаги раздались в коридоре, дверь снова отворилась.
— Сестра наша во Христе…
Кармела продолжала смотреть на море. Мягкое, но настойчивое прикосновение все же заставило ее обернуться. Резким движением она сбросила с плеча ненавистную руку. Мать Сюзон поглядела с участием, как на больную, поглаживая пухлой ладонью рукоять хлыста, который держала. Два дюжих служки в серых рясах с закатанными рукавами стояли у нее за спиной. У двери морщилось мышиное личико Лайзы.
Кармела отступила к стене, плечами ощутив ее мокрую тяжесть.
— Дочь моя… — повторила аббатиса. — Неподобающая твоя гордыня — от диавола. Было явлено знамение мне Господне, что лишь умерщвляя плоть, ты сбережешь свою душу. Прибегни к сему, а мы помолимся за тебя…
Юная монахиня вскинула голову, во взгляде ее сверкнула молния.
— Мало вам моих ран, мать Сюзон? — с бешенством бросила она сквозь стиснутые зубы. — Напомнить?!
Рука ее рванулась к вороту.
— Стой!! — бледнея, вскричала настоятельница. — Значит, отказываешься…
Губы Кармелы искривились в дьявольской улыбке:
— Слушать вас, когда там — бьется море?
Мать Сюзон щелчком пальцев подозвала служку, вручила ему плеть:
— Приступай, дитя. А мы помолимся о ее заблудшей душе. Разденьте ее, сестра Лайза, платье должно беречь.
Служка ухмыльнулся. Взмахнул бичом, со свистом рассекая воздух. Пискнула Лайза. И тут же, сунув руку под плеть и крутнув запястьем, Кармела ткнула палача ногой в живот. Служка охнул и согнулся пополам, завизжала мать Сюзон. А Кармела ударила. Безжалостно, деревянной тяжелой рукоятью, вложив всю накопившуюся ненависть. Словно крыс, заставив метаться по келье. Когда прибежали на крики, вышибив хлипкую дверь, скручивали, заламывая руки, Кармела хохотала перекошенным разбитым в кровь лицом.
— Бесовка! — просипела настоятельница. — О-о… Мои ребра… В подвал!!
Сестра Лайза боялась вспоминать, что было дальше, но лишь наступала ночь, она опять видела перед собой пустые глаза Кармелы и кровь, запекшуюся на губах. Чуть вздрагивали при ударах плетью скрученные кожаными ремнями руки, ломкая улыбка застыла в углу рта. Когда Кармела потеряла сознание и пытку прекратили, непокорную спустили в каменный мешок. Аббатиса, постанывая, со злым интересом следила, как на ногах и руках Кармелы заклепывают кандалы. Лайза дрожала рядом.
— Ты совершила доброе деяние, сестра, — произнесла мать Сюзон.
Лайза коленями скользнула на камень пола и приникла к ее руке, чувствуя, как разрывается сердце.
…Бенито стоял лицом к монастырю. По правую руку от него, за приглаженным волнами берегом начиналось море. Был отлив. Пугливые серые волны едва накатывали не песок и тут же отступали, поверхность воды казалась ровной, будто зеркало.
Слева в полумиле от берега застыл на якорях «Грозный», справа и впереди тянулась под серым пасмурным небом чуть всхолмленная равнина, местами поросшая ольхой и бересклетом, а над прибрежными дюнами, на гладкой, как стол, поверхности высилась обитель. Серого дикого камня тяжелые стены, приземистая колокольня, узкие, как бойницы, окна, глубокий провал ворот — почти крепость, которую можно долго защищать. У стены под прицелом мушкетов стояли все ее обитатели: монахини, послушницы, слуги, убогие… Чуть в стороне сбитые в кучу кони, коровы, свиньи — собственность обители, золото в мешках и бочонках, церковная утварь. И полукругом вооруженные пираты. Они не тронут монастырских богатств, они пришли не за этим.
Холодный ветер ударил Бенито в спину, но он даже не поежился, хотя и был в одной рубахе. Медленно снял руки с пояса. Хотел повернуться, отдать приказ. Мимо на самодельных носилках несли Кармелу. Она дала знак остановиться. Приподнявшись, долго смотрела на монастырь. Лекарь Энрике, шедший рядом, поправил плащ на ее плече, велел трогаться. У берега ожидал баркас. Бенито сжал зубы, махнул рукой, не оглядываясь, пошел к воде. Сзади закричали, в окнах полыхнуло пламя. Камни тоже хорошо горят.
Бенито сидел в шлюпке, обхватив голову руками. Два месяца назад они оставили тут раненую Кармелу, только сегодня смогли вернуться. И ему сказали, что Кармела умерла. Аббатиса произносила слова сочувствия, трогала за плечо. А на него точно навалили могильный камень.
— Хотите, я проведу вас к месту ее упокоения? Бедняжка, она так надеялась…
Кортинас встал, тяжело двинулся за матерью Сюзон. Позади шли трое матросов с «Грозного». Настоятельница привела к белой маленькой плите в нефе собора, опять что-то сказала. Он глянул с недоумением, улыбнулся. И рухнул, прижимаясь к плите лицом.
