- Так спой, - предложил Гриос.
- В путь собравшись да-альний, в путь собравшись тру-удный, - врастяжку, резко обрывая окончания периодов, затянул молодой драгун, - у кр-рутой развилки встали три коня...
...Эх, три воронёнка,
Три чёрных жеребёнка,
Озорных, лихих как ветер,
Молодых коня!
Старшему - дорога,
Трудная дорога,
Тяжкая дорога -
Плети да ярмо...
Эх, трудна работа
До седьмого пота,
Спину гни да надрывайся,
Больше - ничего...
Неужели и этот, закрыв глаза стальной решеткой, уже побывал - там? И там тоже, как ты когда-то, стал убийцей, и так же, задыхаясь от блевотины, выползал из-под груды того, что час назад было ротой молодых, весело маршировавших по дороге парней?
...Среднему - дорога,
Трудная дорога,
Страшная дорога -
С эскадроном в бой...
Конные отряды,
Пушки да снаряды,
Жизнь лихая, смерть слепая,
Больше - ничего.
Станет ли и этот мальчик таким же тупым, как все? Вот что делает из нас война. Мы слишком быстро забываем первый бой и то впечатление, когда тащишь назад глубоко засевший клинок, а из твоего противника ползут кишки, и он скулит и корчится, а тебе самому - ничуть не больно... И в тебе нет страха, а есть лишь странное удивление, и любопытство, и, пожалуй, радость - от того, что сейчас не ты, а он... А страх приходит, но чуть-чуть потом. Зато - навсегда... И кое-что помимо страха, что опаснее самого страха.
В этот миг удар нанесёт он - а ты его пропустишь, проморгаешь, потому как в тот миг будешь не солдат, а простой человек... И в тебе исчезнет злость и ненависть, пусть хотя бы на то, что тот, другой, принуждает тебя убивать...
Ничего. Жизнь тебя обточит.
И в этом ей помогут эти, как их... агитаторы, что ли. Научат, что ты дерёшься не с людьми, а с нелюдями, недочеловеками, вонючими отпрысками рода человеческого, которые только и делают, что точат зубы на твою многострадальную родину. И всё от того, что имели несчастье родиться в другой стране и говорят не по нашему, и иному богу поклоняются... а вот мы - это, конечно, да!
...Ну, а младший чёрный,
Чёрный-непокорный?
Прочь с дороги торной
Путь лежит его...
Он в широком поле
Хочет жить на воле,
Жить одной свободной долей,
Больше - ничего...
- Неплохо, сынок, неплохо, - сказал Гриос. - Только, видать, далеко ушли вы по славной-то дороге. На коней ярма не надевают... Оно одному лишь работяге-быку подъёмно... А вообще, откуда эта песня? Что-то не слыхал я её раньше. Что ж конёчек твой ни работать, ни воевать не желает? Свободы хочет. А нужна она, свобода?
- Нужна, дядя Гриос! Ещё как нужна! - воскликнул драгун, озорно сверкнув глазами из-под стальной решётки.
- Всем ли?
- Самым смелым - вот кому нужна! Так Даура говорил недавно.
- Кто?
- Как кто? Даурадес, полковник наш...
Приглушенный топот, нарастая, слышался от перевала, оттуда, где возносились над предгорьями указующие персты Исполинов. В холмах плясали косые тени, казалось - это страшные железные боги земли вот-вот поднимутся из недр её...
Встревожилась вороная под Гриосом.
- Они с ума сошли! - закричал чаттарец.
- Объедут! - махнул рукой драгун.
Тоскливо пропела сигнальная труба. Взбрызнули лужи под ногами коней. В нарастающем рокоте, стуке и лязге схваченного наизготовку оружия, в напряжённом дыхании четырех сотен сбившихся воедино людей и лошадей, катилась по холмам и пригоркам бурлящая тёмная масса. В облаках пара проглядывали белёсые от инея лошадиные морды, посверкивали острые решетчатые забрала, "волчьи хвосты" развевались на шлемах...
Несколько мгновений - и двое всадников оказались в самой середине строя. Пестря флажками на сверкающих красных древках, лавина, раздваиваясь, со свистом и гиканьем промчалась мимо, оставив их отплевываться от грязи и выкрикивать вослед разные хитрые словечки и по-тагрски, и по-чаттарски, и ещё на многих иных языках Таккана.
С одной стороны развалившегося строя остались драгуны в чёрных куртках с пиками, с другой - в темносиних, вооруженные схваченными наизготовку "бодарисками".
- Пятый и шестой тагрские, первый и второй чаттарские, - с гордостью объяснил молодой драгун.
- Так у вас и чаттарцы служат?
- И чаттарцы, и келлангийцы, и даже элтэннцы есть...
Развернувшись, два боевых кулака, расшвыривая глину, устремились друг навстречу другу. Вспыхнувшие над головами клинки застучали о пики. "Даннхар! Даннхарр!.." - прогремел боевой клич. Отряды, взрывая талую землю, с торжествующим рёвом пронеслись друг сквозь друга, перестроились, склонили пики и - вновь, плотным строем, с неудержимостью боевой машины, набирая скорость, помчались в сторону наблюдателей.
- Объедут! - кричал драгун.
- Инта каммарас, - ворчал чаттарец. - Поедем, пока целы, и ну их к Хайяку! Шутники!
И всё же оглянулся напоследок:
- Эх, мне бы таких молодцов! Да штук полтораста!
2
В караульном помещении у Гриоса, несмотря на его протесты, отобрали карабин и револьвер. Здесь же пришлось расстаться и с Варрачуке - разумеется, взяв с дежурного слово, что вороную и расседлают по правилам, и спинку суконочкой пройдут, и потник просушить не забудут.
- Да будь поосторожней - кусается, ведьма!
Капитан Бустар, начальник караула, попросил показать заявленное письмо. В ответ Гриос сказал, что отдаст пакет из рук в руки лишь тому, кому он адресован. Тогда Бустар, подкручивая усы, вежливо осведомился, известно ли господину гвардейцу о том, что вчера произошло в полку. Гриос ответил, что нет, неизвестно, и что помимо письма у него есть весьма важное дело, о котором он не может поговорить ни с кем, кроме самого полковника. Когда Бустар, с весьма удивленным лицом выслушал эти заносчивые слова, и начал было неторопливо, раздумывая над каждым словом, задавать очередной вопрос, чаттарец поставил кулаки в бока и загрохотал, не слушая собеседника:
- Инта каммарас, капитан! Даурадес очень хорошо знает меня и я гораздо лучше вас всех, вместе взятых знаю Даурадеса! Мне, (каммарас и каммарас!), лучше знать, что может и что не может интересовать господина полковника! Вопросы?!.
- Чаттарец... - понимающе протянул Бустар.
- Да, инта каммарас!
В провожатые ему был назначен невысокий кряжистый пехотинец по имени Гурук. Пешие солдаты полка, - своего рода небольшой армии, - одевались почти так же, как кавалеристы, только полы их курток были короче, голенища сапог - длиннее, а вооружение состояло из такого же карабина, но со штыком, и широкого тесака вместо сабли. Взамен забрала на хвостатом шлеме торчал козырек.
Широкое, покрасневшее от загара лицо разглядел Гриос. Пересекая размозжённый нос и расплющенное надбровье, по лицу солдата проходил глубокий рубец. Левый глаз глядел искоса, теряясь под нависшей мохнатой, с проседью бровью. Правый набычливо зрел в упор.
