Наградой за скорость стала дополнительная нагрузка — прибыв первыми на место ночлега, они готовили костры и для отстающих. До сих пор это они приплывали на готовое и сейчас Ермолай решил, что все организовано справедливо. Единственное, что его беспокоило — это состояние Ольги. Он на любом расстоянии чувствовал, что она устала, и устала не физически. Так же сильно вымотался и Сашка Богачев. Харламов, хоть и воспринимал настроения окружающих, ничуть этим не тяготился. У тех же двоих, насколько он мог понять, всё было иначе. Им требовалось одиночество, хотя бы на короткое время, а в походных условиях ни о чём таком нельзя было и мечтать.
— Оль, может, байдарками поменяемся? Тебе с Ингой рядом легче будет, — предложил он.
— Ермолай, она на меня не действует, — мрачно ответила дочь шамана — И моё соседство ей не понравится. Это ты для неё, что красно солнышко, а я лишь дикая лесная тварь.
Юноша так об Инге не думал, но настаивать не стал, подозревая, что он не всё понимает во взаимоотношениях девчонок. Ветер дул ещё три дня, а когда он стих, и пришлось работать веслами в полную силу, Ермолай почувствовал себя полностью вымотанным. И другим группам пришлось туго. Одна из них полностью прибыла к месту ночлега уже настолько поздно, что ужинать им пришлось в полном одиночестве. Впрочем, у костра тихонько сидел Стрельников, который попросил Ермолая и Ольгу дождаться последней байдарки вместе с ним.
Зачем это было надо, они так и не поняли, но Стрельников, едва все легли спать, попросил Харламова уйти на сотню метров вниз, а Аникутину — на столько же вверх по реке.
— Посторожите там, пока я не дам сигнала, что пора спать.
Юноша добросовестно торчал в густом лесу, старательно прислушиваясь. Никого вокруг не было. Хотя берега Чулыма отнюдь не были безлюдными, но караван всегда выбирал для ночлега места подальше от поселений. Зато он чувствовал, как что-то происходит в лагере: как будто с Ингой Бакановой произошло невероятно счастливое событие, и она поделилась своим счастьем с окружающими. Затем он решил, что пора возвращаться. Не было никакого внутреннего голоса — просто внезапно возникла полная уверенность, что его дозорная служба закончилась.
На всякий случай он попытался мысленно дотянуться до Ольги. Убедившись, что она тоже возвращается, юноша начал пробираться к лагерю. Как ни странно, спать ему не хотелось, и он чувствовал себя отдохнувшим, как будто и не было утомительной дневной гребли. А вот Ольга, та заснула сразу, едва добралась до палатки.
— Два перехода осталось, — обрадовал их Фёдор поутру.
Их группа стартовала первой, и весь день они плыли в одиночестве. Дул легкий встречный ветерок, парус ничем помочь не мог, и они гребли, стараясь экономить силы. К берегу пристали неожиданно рано, и сразу Фёдор велел готовить костры и места для палаток других групп.
— Остальные задержатся, нам придется о них позаботиться.
— До сих пор каждая группа о себе заботилась, — выразила неудовольствие Мариэтта.
— Наша группа, если вы не заметили, гребёт удачнее других. Раз так, мы должны взять на себя и большую долю ответственности за весь караван, — рассудил Фёдор.
Никто не возразил, лишь Мариэтта стала двигаться подчеркнуто замедленно, да Баканова заметно опустила руки. И опять Стрельников в темноте попросил Харламова с Ольгой посторожить лагерь, пока он что-то такое делал со спящими ребятами. Юноше показалось, что он попросту вливал в них силы. Во всяком случае, поутру они встали достаточно бодро, и никто не проявлял недовольства или раздражения. Сегодняшний переход был последним — на Оби их ждал большой парусник, способный отвезти сразу всех к месту испытания. К тому же дул порывистый северный ветер, и парус вполне мог поддержать усилия гребцов.
Инга с самого утра приставала к Ермолаю с расспросами о нём самом. Родители, сёстры, интересы… Дочь шамана со своей байдаркой находилась сзади, метрах в сорока, и он отчетливо ощущал её раздражение. Это было неожиданно — до сих пор общение его с девушками либо вызывало её одобрение, либо она оставалась равнодушной. Аникутина менялась — и меняясь, становилась понятнее. А может, подумал Харламов, это он начинал лучше понимать людей?
Парусник ждал их в устье Чулыма. Он был точь-в-точь фрегат или шхуна со старинных картинок.
— Это клипер, если смотреть по парусному вооружению, — поправила его Мариэтта, когда он обозвал судно шхуной.
Лодки сгрудились у борта, с которого свисал веревочный трап. Матросы с палубы спускали веревки с крючьями, чтобы поднять вещи школьников, протягивали руки девушкам, помогая подняться. На судне действовало жёсткое правило — девчонкам отводилась верхняя палуба и надстройки, ребятам предназначался трюм.
* * *
Над головой — неструганные доски, скрип дерева. По бокам — просмоленные доски борта. Внизу — тоже доски, освещаемые слабосильным масляным светильником. Ермолай лежал в гамаке, подвешенном под палубой и чувствовал себя на вершине блаженства. Усталое тело полностью расслабилось. Рядом похрапывал Игорь, а спускающиеся один за другим в трюм ребята из других групп быстро выбирали себе гамаки и мгновенно засыпали. Он ещё почувствовал, как подняли якорь и паруса, а затем его сморил крепкий сон без сновидений.
Не хотелось вставать и на следующий день. Еду приносили — макароны с мясом, компот, бутерброды. Сидеть было негде: или стой на полу, выглядывая в крошечные отверстия в борту, сквозь которые виднелся только однообразный таежный пейзаж, или ложись в койку-гамак и трепись с окружающими. Говорили больше о прошлом — школа, цивилизованная жизнь, вкусная еда. Лёшка Константинов развлекал всех бесчисленными анекдотами. А к вечеру судно ткнулось носом в берег, и через некоторое время их позвали наверх. Здесь был самый настоящий высокий причал, прикрытый крышей, и даже огороженный зал ожидания со скамейками. С причала вели на берег длинные сходни. Небо на западе светилось мутно-малиновым цветом.
Девчонок нигде не было видно. Ребят построили в колонну по три человека и повели по хорошо утоптанной дороге среди сосен. Изредка попадались березы, выделяющиеся во тьме белеющими стволами. По колонне пронесся слух, что высадились они на острове, который надо пройти насквозь и там, за рукавом Оби — Край. Свечение на западе, казалось, только усиливалось. Вскоре небо окончательно потемнело, и свечение Края освещало местность вокруг не хуже полной Луны. Только лица людей в этом свете казались зеленоватыми.
Дорога привела их на большую поляну, где возвышался небрежно сколоченный сарай. Внутри горел очаг, вокруг стояли деревянные топчаны.
