Не знал я тогда, сколь обманчиво это ощущение. Не знал и того, какие опасности ждут меня, какие жуткие дни и годы мне придется пережить в самом ближайшем времени.
В упоительном настроении я мчался в пространстве и видел краснеющие звезды. И чем дальше от меня, тем более краснели они. И я уже знал, что это значит: Вселенная расширяется. Звезды и галактики бегут от меня во все стороны. И появилось вдруг шальное желание вмешаться в эту, по выражению старпома, «кутерьму». Ведь я — существо космическое. С какой-то сатанинской, инферальной смесью счастья и ужаса, испуга и радости я приказал: «Бегите звезды и галактики, бегите во все стороны! Все равно догоню!»
Вот тут-то и случилось самое страшное: Вселенная исчезла! Пространство вдруг оборвалось, погас свет. Я будто провалился в бесконечную черную яму. Но падал ли я? Летел ли в каком-либо направлении или висел на месте? Вопросы, лишенные смысла. Нет здесь никакого направления и никакого места, ибо нет самого пространства. А если и летел, то сколько времени — миг или вечность? Тоже нелепый вопрос, ибо нет здесь и времени. Ничего нет. Это же Великое Ничто! Само Небытие!
В душу закрался великий страх, а вместе с ним и вера в Великого Творца. Господи, сотвори чудо! Вызволи меня из ямы Небытия! И чудо свершилось: появилось ощущение тяготеющих масс и их неизменных спутников — пространства и времени. Я внутри какого-то мира. Странного, однако, мира, таинственного и… от мира отрешенного! И черного, как само Великое Небытие. Я висел в пространстве… Да, все же в пространстве! Тут нет никакого сомнения. Я стоял на месте, стараясь унять тревогу и собрать разбегающиеся мысли. Неужели… Неужели это тот самый мир, который ужаснее самого Небытия? Да, это он…
МЕРТВАЯ ВСЕЛЕННАЯ
Я летел в пространстве, ничего не видя и ничего не слыша, пытаясь ощутить холмы и пики гравитации. И вот наконец мощная притягивающая масса.
Обогнул ее, коснулся и поежился словно от озноба — мертвая звезда! Собравшись с духом, еще раз пощупал ее поверхность — гладкую как стекло и холодную как лед. Ни кванта энергии, ни одного светового лучика.
Когда-то давным-давно звезда пылала, щедро расточая жар. В ее недрах шел термоядерный синтез. Ядра водорода, взрывоподобно выделяя энергию, синтезировались в ядра гелия. Те в свою очередь в ядра углерода. И так до железа. А железо уже не способно к термоядерному синтезу. Звезда сгорела дотла.
В панике я отскочил от нее. В один миг, со скоростью мысли, пролетел громадное расстояние и наткнулся еще на одну такую же насквозь промерзшую железную звезду. А еще дальше — на третью.
Тепловая смерть! От этой мысли я вздрогнул и остановился. Пространство — я чувствовал это! — все более редело и пустело, холодные звезды разбегались. Вселенная, взяв старт с первичного взрыва, продолжала расширяться. И это расширение, опустение пространства будет длиться без конца, всю вечность.
Взором я пытался проникнуть в неизмеримую даль, уловить хоть малейшую искорку жизни, хоть один лучик. Безуспешно. Я в царстве невидимых черных призраков. И в моем слишком буйном воображении художника зародились видения одно страшнее другого. И самое навязчивое и жуткое из них — какой-то лохматый образ вселенского кладбища, раскинувшего свои необъятные траурные крылья.
А какая тишина! Я закрыл глаза и прислушался. И ничего… Только чудиться что-то начало, будто со всех сторон наползали какие-то гаснущие голоса, скрипы, шорохи — призраки давно умерших звуков. В этой могильной яме не хватает старпома, его восклицаний и… хохота! Леденящего душу старпомовского хохота. Здесь, сказал бы он, справляет свой беззвучный пир вселенский дьявол.
Странно, сейчас я готов перемолвиться словечком даже со старпомом — такая невыносимая тоска легла мне на душу. Одиночество давило меня. Кое-как я справился с упадком духа и отправился в путь.
После долгих блужданий обнаружил планету. Охладевшее, погасшее и уже никому не нужное солнце давно покинуло ее, ушло в неизвестную черную даль. Облетев эту бесприютную сироту, я ступил на поверхность. И здесь ни звука, ни малейшего движения. В темноте наткнулся на полуразвалившееся здание, потом прошелся по улицам. Странно, я почти увидел улицы. Глаза мои привыкли к непроглядной тьме, что ли? А, вон оно что! Глаза у бессмертного духа особенные. Не глаза, а всевидящая мысль. Как я мог забыть такое удобство? Итак, словно в безлунных ночных сумерках, я увидел опустевшие улицы некогда многомиллионного города. Никого. Ни одного закоченевшего трупа. Люди бежали. Но куда? Все объяснилось, когда за городом обнаружил космодром. Пусто, ни одного космического корабля. И стало ясно: люди покинули планету. Где они надеялись найти пристанище? За пределами Вселенной? Но сейчас я, побывавший в невесомости Небытия, знаю: ни одно материальное тело не может покинуть свой материальный мир и свое пространство. Это доступно лишь такому бестелесному существу, как я.
На другой планете, находившейся почти рядом, — такие же города, космодромы и такое же безлюдье. На космодромах, однако, все корабли были на месте. Люди здесь, видимо, и не пытались бежать в черную неизвестность. Куда же они девались?
Провалы, похожие на входы в бомбоубежище, наводили на страшную догадку. Я спустился вниз, шел какими-то запутанными и уводящими в глубину коридорами. И вдруг замер: свет!
Впервые в этой беспросветной Вселенной обнаружил нечто похожее на излучение — тощенькое, крайне разреженное, но все же излучение. Оно шло от стен коридора, от пола, уложенного грубо отесанными плитами.
На поверхности планеты и во всех звездах атомы «замерзли», электроны прекратили свой молниеносный бег вокруг ядер. Здесь же отдельные атомы, агонизируя, еще жили. Электроны вращались вокруг ядер и, с натугой перескакивая с орбиты на орбиту, излучали кванты энергии. Вот эти умирающие пучки фотонов я и видел.
Дальше коридор слегка потемнел. Но потом, когда я по лестнице перебрался еще ниже, осветился вновь. В тусклом инфракрасном излучении еле просматривались уходящие вглубь ходы: жители городов, вгрызаясь в планету, пытались под ее гранитными и базальтовыми шубами укрыться от космического холода.
Один из коридоров расширился, и я вошел в зал, большой и хорошо освещенный. Для моих глаз, конечно. Справа — пульт управления с погасшими лампочками и приборами с некогда подрагивающими, а сейчас навеки замершими стрелками. А дальше в сумеречную глубину пещеры уходили оплетенные трубами блоки энергосистемы. Ядерное топливо в них давно выгорело, но отдельные атомы, словно крохотные светлячки, еще дотлевали в тщетной попытке хоть на полградуса повысить температуру поселившегося здесь мороза, лютее которого трудно себе представить.
