— Вперед! — крикнул Эдрик, занимая место во главе колонны.
Роран дал шпоры своему мерину и пустил его быстрым шагом. Отряд двинулся на запад, подальше от этого селения, где еще догорали в костре тела убитых врагов.
Лучи утреннего солнца падали на Сапфиру, приятно ее согревая.
Она лежала, наслаждаясь покоем, на гладком каменном карнизе в нескольких футах над палаткой Эрагона. После ночных разведывательных полетов над расположением имперских войск — а она облетала их каждую ночь после того, как Насуада отправила Эрагона в этот огромный город, находящийся в полой горе, в Фартхен Дуре, — она всегда чувствовала сонливость. Эти полеты были необходимы, чтобы скрыть отсутствие Эрагона, но уже порядком ей поднадоели, потому что хоть она и не боялась темноты, но все же к ночному образу жизни не привыкла, а кроме того, вообще не любила делать одно и то же с подобной утомительной регулярностью. И еще: поскольку варденам требовалось так много времени, чтобы перебраться с одного места на другое, большую часть времени внизу она видела почти одно и то же, а она очень любила разнообразие. Единственным развлечением для Сапфиры стало то, что вчера утром она высмотрела над северо-восточным горизонтом Торна, который летел довольно низко, сверкая на солнце темно-красной чешуей. Он, возможно, тоже заметил ее, но не развернулся, не полетел в ее сторону, не стал вступать с нею в бой, а, напротив, удалился в глубь имперских земель. Когда Сапфира сообщила об этом, Насуада, Арья и те эльфы, что были присланы охранять ее, Сапфиру, тут же раскричались, точно стая перепуганных соек, и принялись выдвигать различные предложения, одно глупее другого. В том числе ими было даже настоятельно предложено, чтобы этот эльф с иссиня-черной волчьей шерстью, Блёдхгарм, слетал на ней, приняв обличье Эрагона, чего она, конечно же, допустить не могла. Одно дело позволить Блёдхгарму посадить ей на спину эту дрожащую тень, притворяющуюся Эрагоном, когда она взлетает или садится в лагере варденов, и совсем другое — позволить кому-то реально существующему полететь на ней; нет уж, этого она никому позволять не собиралась! Только Эрагону. Ну в крайнем случае Арье.
Сапфира зевнула и вытянула правую переднюю лапу, растопырив когтистые пальцы. Потом снова расслабилась, обвила себя хвостом, поудобнее пристроила голову на передних лапах и задремала, и снились ей олени и прочая вкусная добыча.
Вскоре сквозь сон она услышала, как кто-то бегом мчится через весь лагерь к красному шатру Насуады, похожему на сложившую крылья бабочку. Сапфира не обратила на этот топот особого внимания: к Насуаде постоянно бегали какие-то гонцы и посланцы.
Она уже почти снова погрузилась в сон, когда услышала, что мимо нее пробежал еще один человек, а вскоре и еще двое. Не открывая глаз, Сапфира высунула кончик языка и пощупала воздух. Никаких посторонних вкусов и запахов она не обнаружила и решила, что все это не стоит дальнейшего внимания. Она опять задремала и во сне видела, как ныряет за рыбой в прохладное зеленоватое озеро.
Разбудили ее чьи-то сердитые крики.
Сапфира, впрочем, даже не пошевелилась, лишь прислушалась к тому, как эти смешные двуногие с круглыми ушами яростно спорят друг с другом. Они, правда, были слишком далеко и разобрать, что именно они кричат, было трудно, зато совсем не трудно было понять, до какой степени они разозлились. Похоже, они просто убить друг друга были готовы. Между варденами вечно возникали всевозможные ссоры и разногласия, что вообще свойственно всякому большому стаду, но еще ни разу Сапфира не слышала, чтобы они спорили так долго и так свирепо.
Где-то в основании черепа у нее от этих криков возникла тупая пульсирующая боль, страшно неприятная, и она так крепко сжала когтями камни под собой, что во все стороны полетели тонкие и острые осколки кварцита.
«Вот я сейчас досчитаю до тридцати трех, — решила она, — и если к этому времени свара не прекратится, то пусть они пеняют на себя! Да как они только осмелились тревожите полуденный сон дочери ветра!»
Но когда она досчитала до двадцати семи, двуногие наконец-то умолкли. Сапфира немного повозилась, укладываясь поудобнее, и приготовилась спать дальше — сон сейчас был ей совершенно необходим.
Вот только спать ей не пришлось: почти сразу же возле нее зазвенели доспехи, зашуршали одежды, затопали кожаные сапоги, и она почуяла неповторимый запах этой чернокожей женщины-воительницы, Насуады. «Интересно, что там стряслось?» —лениво подумала Сапфира и хотела уже на всякий случай раздраженно рыкнуть, требуя, чтобы ее оставили в покое, но, открыв глаза, увидела перед собой Насуаду и ее шестерых телохранителей, которые направлялись прямо к ней. Возле того каменного карниза, на котором возлежала Сапфира, Насуада оставила свою свиту, а также Блёдхгарма и остальных эльфов, которые тут же принялись фехтовать друг с другом на небольшом травянистом пригорке, а сама подошла прямо к драконихе и сказала:
— Приветствую тебя, Сапфира. — На Насуаде было красное платье, и этот цвет показался Сапфире каким-то неестественно ярким на фоне зеленой яблоневой листвы. Солнечные зайчики, отражаясь от чешуи Сапфиры, мелькали по лицу предводительницы варденов.
Сапфира прикрыла веками глаза, не имея ни малейшего желания разговаривать с помощью слов.
Оглядевшись, Насуада подошла к ней еще ближе и прошептала:
— Сапфира, я должна говорить с тобой наедине. Не могла бы ты установить со мной мысленную связь? Сама я этого сделать не в силах, ты же знаешь. Мне совершенно необходимо, чтобы ты как следует меня поняла.
Легко сделав то, о чем ее просила Насуада, и чувствуя, как сильно та напряжена и взволнована, Сапфира все же позволила ей Почувствовать, до чего и она, Сапфира, раздражена тем, что ей не дали поспать.
Сперва Сапфира ничего не могла понять в мыслях Насуады; перед ней мелькали какие-то странные, не связанные друг с другом образы и эмоции: виселица с пустой петлей, кровь на земле, страшно оскаленные физиономии, ужас, усталость, мрачная решимость…
«Извини, — сказала ей Насуада, — но у меня выдалось очень трудное утро. Сейчас я постараюсь сосредоточиться. Прошу тебя, подожди немного».
Сапфира снова прикрыла веками глаза.
«И отчего эти вардены так разорались? Ну вот, теперь они окончательно меня разбудили. И с чего это по лагерю туда-сюда гонцы носятся?»
Сжав губы, Насуада отвернулась от нее, скрестив руки на груди и поддерживая ладонями свои израненные предплечья. Мысли ее вдруг стали черными, как полуночная туча, полными намеков на смерть и насилие. Она довольно долго молчала, потом наконец заговорила:
