— Да. А что там… вообще происходит? До сегодняшнего дня я почти не открывала новостные сайты… И очень редко смотрела телевизор. К тому же здесь интересуются только своими новостями.
— Да, Авалон — замкнутый мирок. Зацикленный на себе, на своём благополучии… А плохих новостей здесь вообще не любят. В Германаре уже давно неспокойно. Весна в этом году так и не наступила. А эти корабли… Они появляются неожиданно, как будто сквозь какую-то брешь в пространстве. Я не знаю, кто и откуда вторгается в наш мир… И почему это происходит именно у нас, в Германаре.
— А их не пробовали сбить?
— Пробовали, — нахмурилась королева. — Вопреки моему запрету. После этого корабли стали атаковать город. А сбить их невозможно. Такое впечатление, что они неуязвимы. Если кто-то что-то и знает об этих странных кораблях, то делиться своими знаниями с другими явно не хочет. Извини, Илана, меня ждут дела. Следователь придёт во второй половине дня. Меня в это время в посольстве не будет, но моё присутствие необязательно. Тем более, что разговор состоится в присутствии твоего адвоката… Кстати, лорд Джадд хочет побеседовать с тобой перед визитом следователя. Пренебрегать его советами не стоит. Удачи тебе.
— Вам тоже.
Илана хотела придать своему голосу ледяную вежливость, но, похоже, перестаралась — ответ прозвучал едва ли не грубо. Настроение испортилось окончательно. Больше всего Илану злило то, что она не могла ненавидеть эту женщину. Вопреки всему, что она о ней знала, она ловила себя на том, что испытывает к Изабелле симпатию. А что она о ней собственно знала? И сколько во всём этом правды?
Сорок порций мороженого оказались очень даже кстати. После обеда к Илане пожаловали гости — Питер Гейл и вся его труппа. Вернее, то, что от неё осталось. По мнению Иланы, остались самые лучшие, но девочка решила не затрагивать эту тему. Она знала, что театр лишился танцоров, на которых держалась примерно половина репертуара, и найти им замену трудно. Во всяком случае в ближайшее время. Слишком дурной славой сейчас пользовалась труппа Питера Гейла. А всё из-за восходящей звезды Линды Сноу. Глядя на друзей, Илана никак не могла избавиться от чувства вины. Ну почему там, где она, вечно что-нибудь случается? Почему она приносит несчастья тем, кого любит?
— Мы вообще-то давно собирались прийти, — сказал Себастьян Дави. — Но твой адвокат посоветовал нам пока не появляться возле посольства. Теперь вроде потише стало. К тому же сегодня все в храмах, служат заупокойную по этому ублюдку… Я, конечно, понимаю, что о мёртвых нельзя плохо говорить, но я его и мёртвого не могу простить за то, что нам всё испортил. Нам ведь тут так хорошо было. И дальше было бы хорошо, если бы не принц и его дружок Тео. Графиня де Персан устроила своего ненаглядного сыночка в какую-то элитную психиатрическую клинику. Якобы всё происшедшее нанесло ему тяжёлую душевную травму, и она боится, что он от неё так никогда и не оправится…
— Она тут недавно заявила, что Тео всегда был очень ранимым мальчиком, — вставила Люси. — Он, оказывается, от природы очень добр, даже слишком, и ни в чём не может отказать своим друзьям, потому и поддался на уговоры принца принять участие в розыгрыше. Адвокаты всех этих тварей стоят на том, что мальчики всего лишь хотели тебя разыграть. Но они, бедняжки, не учли, что имеют дело с представителем другой расы, и не могли предугадать, что их невинная шутка вызовет у тебя такой всплеск агрессивности… Не беспокойся, твоим адвокатам тоже есть что сказать. А также адвокатам сэра Томаса. Он уже вовсю поправляется и намерен явиться на суд. Его показания — самые важные. А если ещё учесть, что он даст слово рыцаря…
— Самое важное — это то, что он поправляется, — вздохнула Илана. — Если бы он погиб, я бы себе этого никогда не простила. Томас предупреждал, чтобы я вела себя осторожнее. И в Замок пришёл из-за меня. Хотел защитить…
— Вот-вот, — перебила Рита Иверс. — Он ещё задолго до всей этой истории подавал заявление в полицию. Насчёт тебя. Там сказано, что на тебя уже покушались в Мерендинском лесу и что твоя жизнь в опасности. Это заявление тоже очень важно.
— Не бойся, выберешься, — заверил Илану Джим Гринвуд, невысокий курчавый паренёк, который уже несколько месяцев упорно добивался расположения Люси. Судя по тому, как Люси ему сегодня улыбалась, его упорство наконец-то было вознаграждено. — И не думай, что тебя весь город ненавидит. По-моему, многие верят, что ты не виновата, хоть и не говорят об этом вслух. Авалонцы не больно-то любили принца. Сейчас они, конечно, в храмах, но вот только неизвестно, за что они там про себя молятся — за упокой его души или благодарят Бога, что этот злой и подлый мальчишка не вырастет и не станет их королём. Как бы ни была королевская власть ограничена парламентом, монарх есть монарх, и от его воли тоже кое-что зависит.
— Особенно здесь, на Авалоне, — добавил Себастьян. — Средневековых предрассудков тут хоть отбавляй, а здешняя знать, по-моему, совершенно зарвалась. Думаю, этих гадёнышей всё равно отмажут. Тебя оправдают, а их отмажут. Графиня же неспроста сыночка в клинику запихнула… Кстати, у Жака Д'Эрве и впрямь крыша поехала. Руку-то ему приделали — как новенькая будет, но он, говорят, всё смотрит на неё и твердит, что это не его рука, а его на снегу валяется. Просит принести её и пришить вместо этой, чужой.
— Бр-р, — поёжилась Рита. — Давайте лучше о чём-нибудь другом поговорим.
Гостям подали напитки, фрукты и бутерброды. Илана поняла, что это распоряжение королевы. Судя по лицу слуги, который накрывал на стол, ему это распоряжение не нравилось. Большинство слуг, сопровождавших Изабеллу в поездке на Авалон, Илану недолюбливали и боялись. Они явно недоумевали, почему королева так носится с этой странной бледной девчонкой, от которой одни неприятности и которая к тому же совершенно не ценит заботу её величества.
Покончив с бутербродами, юные танцоры дружно навалились на мороженое, к чему маэстро отнёсся на удивление лояльно. Он много шутил и смеялся, но Илана уже слишком хорошо его изучила, чтобы эта наигранная весёлость ввела её в заблуждение.
— Мне очень жаль, что всё так получилось, — сказала девочка, когда они вдвоём вышли на балкон.
Остальные в это время наперегонки расправлялись с мороженым.
— Перестань, моя сильфида, — замахал руками старик. — Тебе не в чем оправдываться. Никто из нас не любит неприятности, но от настоящего горя Господь нас всё же уберёг. А настоящим горем для меня было бы, если бы не ты убила этого подонка, а он тебя. Этих избалованных и праздных молодых людей раздражали твой талант, а ещё больше твоё чувство собственного достоинства. Я рад, что оно тебе никогда не изменяет и что ты сумела за себя постоять. Я горжусь тобой.
