— Нурраны в дележ наследства не полезут, дочери Улендира получат то, что осталось у Ладалена, — продолжал старый человек спокойно и равнодушно, — Денег Рейгреду достанется много. Много денег, слабое здоровье, опекун на взлете. Почему бы не дать хилому мальчишке занять место, которое он все равно скоро освободит. Ты доведешь его только до иерарха первой ступени. Дальше он пойдет сам.
— Группировка Бергена, — сказал я, и Мельхиор Треверр снова улыбнулся:
— Они его не тронут.
Ты и про Бергена что-то знаешь, старый человек? Знаешь, иначе не говорил бы с такой уверенностью. Воистину, "Владеющий информацией…"
— Хорошо. Я сделаю, что смогу.
Я ведь собирался делать именно это, я же и Нурранов травил не для себя и не для тренировки.
— Не "что смогу", — поправил Мельхиор Треверр, — Что должно, то возможно, не так ли? Пиши признание.
— И в заключение нашей беседы, — господин Илен Палахар, откинувшись в кресле, умостил на груди переплетенные пальцы. На большом, указательном и безымянном правой руки на веки вечные въелись в кожу чернильные пятна, — Не следует мне, как должностному лицу, говорить такие вещи, но, поскольку это свое последнее дело я с блеском провалил, я считаю себя вправе дать вам, госпожа Треверра, один совет, или, вернее, повод для размышлений. Мне достоверно известно, что господ Нурранов убил отец Арамел, однако доказать сей факт невероятно трудно, практически невозможно. И если мы учтем определенную специфику положения этого человека в обществе и в иерархии ордена, то слово "практически" вообще теряет смысл. Это говорю вам я, дознаватель Королевской Стражи, чей долг требует посадить преступника на скамью подсудимых несмотря ни на что. Представьте, как к этой ситуации отнесется кто-то другой. Будьте предельно осторожны, госпожа Треверра. Подумайте над моими словами.
— Благодарю вас. Я подумаю. До свидания, господин Палахар.
— Прощайте, госпожа Треверра.
Он выделил голосом это "прощайте". Уезжает? Дед решил отказаться от его услуг? Я поднялась со стула. От резкого движения в висках заломило с новой силой, перед глазами поплыли черные круги. Стараясь особенно не кукожиться и не шаркать ногами, я покинула дознавательскую комнату.
Эрвел поднялся мне навстречу из ниши напротив двери. Старший любящий брат. Раньше я не замечала в нем такой родственной заботы.
— Ты как, сестренка? Он тебя допрашивал?
— Скорее распрашивал. Не помню.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю.
Брат достал из-за пазухи серый пушистый сверток. Расправил и накинул мне на плечи.
— Твоя шаль. Я зашел в Ладараву, что-нибудь теплое тебе поискать. Тебя все еще трясет?
— Немного.
Тильская пуховая шаль, серая с бело-рыжим рисунком. Завитки, пологие волны, полосы разной ширины. Ласкающие глаз, теплые, теплые, теплые… Ирги. Это ты? Мне так не хватало тебя там, в пещере…
— Пойдем в комнату. Я уложу тебя.
Он подхватил меня на руки и понес по коридору. Озноб продолжался. У меня явно начиналась какая-то малоприятная хворь, однако хладнокровно ставить себе диагноз, и тем более лечиться я не собиралась. Пусть мне будет плохо. И даже еще хуже…
Эрвел притащил меня в комнату, уложил на кровать.
— Попробуй заснуть.
— Я не хочу спать.
— Надо. Надо заснуть. На тебя смотреть страшно… я хотел сказать, ты бледная, просто ужас. Может, выпьешь какого-нибудь лекарства? Я принесу твою аптечку.
— Не хочу… Эрвел.
— Что, сестренка?
— Не уходи. Посиди со мной.
— Конечно, родная.
"Родная". Так называл меня Стуро — на найлерте, не на лиранате. Странно. Разве человек может быть родней аблису?
Лицо брата сморщила улыбка, полная боли. Он сел на постель, закинув край покрывала мне на ноги. Его жалость отнимала у меня последние силы.
— Поесть хочешь? Давай я сюда принесу.
— Не надо.
— Горячего молока?
— Эрвел, мне ничего не нужно.
— А выпить? Вина? Я подогрею, с пряностями, с лимоном…
Вина? Вина… неплохо бы… Может, удастся забыться.
— Да. Вина принеси.
— Сейчас, я быстро!
Он выбежал, оставив ширму отодвинутой. Я повернула голову на подушке и уткнулась лицом в складки шали. Бесплотное прикосновение, ладонь призрака. Невесомая и горячая, рука человеческая не может быть такой горячей… Ирги, приди ко мне. Я хочу с тобою поговорить.
Скрипнула дверь, маленькая угловатая тень в черном скользнула в комнату. Воровато приблизилась. Тяжелый плащ раздвинулся, из-под него блеснула белоснежная риза.
— Ну, — шепнул Рейгред, — и до чего вы договорились?
— С Эрвелом? — не поняла я.
Младший любящий брат нетерпеливо нахмурился.
— С дознавателем! Ты ведь беседовала с дознавателем, правда?
У дознавателя было усталое, немного брезгливое выражение лица. Ему все надоело. Он хотел поскорее избавиться от Треверров и от их проклятых проблем.
— Он посоветовал мне быть осторожнее.
— Совершенно верно. А я тебе советую уезжать прямо сейчас, — он плюхнулся на кровать, на то место, с которого только что встал Эрвел, — С Имори уже все оговорено, он соберет припасы, кое-что из одежки, оседлает лошадей. Выходи к полуночи во внешний двор. Поедете в Бессмараг. А стражу на воротах… — он пошарил за пазухой, вытащил кошель и бросил мне на живот, — стражу на воротах банально подкупите. Здесь немного, больше украсть мне не удалось, но, надеюсь, на взятку хватит. Может, у тебя еще что-нибудь в Ладараве спрятано? Ты скажи, я сбегаю, поищу, пока время есть.
Я сомкнула веки. Как роскошно, восхитительно болит голова!
— Я никуда не поеду без Мотылька. Если он погиб, я вообще никуда не поеду.
— Не особенно расчитывай на Мельхиора. Останешься — добавишь ему лишней мороки. Так и так репутация твоя ни в какие ворота…
— Вот и хорошо. Пусть на меня вешают всех убийц… то есть, все убийства…
— Сестра, — он наклонился, заглядывая мне в лицо, — разве на Мотыльке свет клином сошелся? Осталось твое дело, Альсарена, ты ведь хотела доучиться, стать настоящей марантиной, спасать человеческие жизни, разве нет?
Существование священно. Существование, сиречь страдание, боль бесконечная. Я не желаю страдать сама и причинять страдание другим. Надо терпеть? Это неправда. Это враки, что боль очищает и возвышает. Сие испытание слишком жестоко и цель его не оправдывает. Царствие Небесное не стоит такой боли.
— Не упрямься, — уговаривал брат, — поезжай в Бессмараг. Хотя бы переждешь какое-то время, пока здесь шум не поутихнет, потом вернешься. Ну ради меня. Представь, каково мне будет, когда пойдет слух, что сестра моя — ведьма?
