— Вы потеряли кого-то из близких? Я вам соболезную, — неуверенно проговорила жердь.
— Должно быть, до дворца не дошли известия о событиях прошлой седмицы? — Герцогиня Алларэ не видела повода смягчать тон.
— О, разумеется, дошли! Мы так скорбим… — всплеснула руками толстушка.
— Незаметно, — процедила Мио, выразительным взглядом окидывая ее наряд. Только после этого обе гостьи уселись в кресла и принялись ожидать короля. Корзину с винными бутылками паж Мио передал пажу, дежурившему перед кабинетом. Герцогиня мимоходом сравнила мальчишек и пришла к выводу, что ее двенадцатилетний бездельник из троюродных племянников куда симпатичнее, да и одет лучше. У королевского пажа вид был покорно-глуповатый, а маленький демоненок, служивший Мио, напоминал хорошее игристое вино. Король заставил ждать себя не меньше часа. Герцогиня Алларэ потихоньку злилась, а вслух с почти серьезным лицом рассуждала о том, что на свете существуют лишь одни точные часы: королевские, и добрым подданным надлежит поверять свое чувство времени по королю. Если его величество пригласил дам к восьми, а уже без четверти девять, но короля еще нет — следовательно, часы торопятся. К тому же все присутствующие явно пренебрегают молитвами в первую осеннюю девятину, а потому святой Иорас прогневался на них и лишил милости своего чуда: дара определять время. Лишь его величество, добрый сын Церкви, владеет этим даром в полной мере. Младшая дама неловко улыбалась, старшая попалась на удочку и принялась с заумным видом высказывалась в том духе, что лишь некоторым считанным людям удается определять время с точностью до получаса, а большинство может лишь отличить середину ночи от ее конца или начала, ну, или не спутать полдень с ранним вечером, и усердие в молитве тут вовсе не при чем… Король при виде траурных платьев сделал лицо, которое герцогиня Алларэ поклялась помнить до конца жизни, как свой мрачный триумф. Мио была уверена, что вопросов не последует, — однако, просчиталась.
— Почему на вас неподобающие наряды? — грозно сдвинув брови, вопросил государь Собраны.
— Ваше величество, я нахожу его единственно подобающим ввиду недавних событий, — звонко ответила Анна, делая реверанс. Голову она вскинула куда раньше, чем приличествовало. Упрямо выставленный подбородок — и ни толики смирения во взгляде.
— Что же, вы скорбите по бунтовщикам и мятежникам? — повысил голос король.
— По добрым подданным вашего величества, пострадавшим от пожаров и беспорядков, — ответила девица Агайрон. Мио мысленно зааплодировала. Ни одного лишнего или дерзкого слова, но сцена была изумительной. Она заслуживала того, чтобы о ней узнала вся Собра.
— Какое удивительное добросердечие, — изрек король. Мио едва не охнула. Его величество пошел на попятную перед юной девицей. — Прошу к столу. Господин и повелитель всея Собраны не страдал избытком аппетита. Впрочем, неудивительно: под унылое пиликанье хваленых музыкантов кусок полез бы в горло только оголодавшему бродяге. При условии, что тот был еще и туговат на оба уха. Мио поковыряла ложечкой паштет, запивая его новомодным овсяным настоем, якобы улучшавшим пищеварение и цвет лица, и принялась дожидаться десерта. Вино с пирожными и сушеными фруктами, может быть, не так заметно влияло на цвет лица, но было не в пример вкуснее, учитывая, что его отобрал из запасов, хранившихся в особняке, Реми. Десерта она не дождалась. Король встал, подошел к герцогине Алларэ и предложил ей руку. Мио покорно поднялась и отправилась вместе с ним, оставив вино и десерт Анне и толстушке с жердью. Миндальных пирожных было отчаянно жаль, но фаворитка короля так и не придумала, как отделаться от опротивевших ей милостей. Капкан оказался удивительно крепким, а каждый королевский подарок — четверка лошадей и новый экипаж, ожерелье с изумрудами, диадема — только глубже затягивали герцогиню в водоворот мучительной и неприятной ей связи.
Мио поклялась себе, что нынешнее свидание — последнее. Завтра же она попросит Реми отправить ее в Алларэ по какому-нибудь чрезвычайно серьезному поводу. Потом изыщет еще один повод задержаться в родном замке. А там уж как в притче — либо коза заговорит, либо Противостоящий покается… За траурный наряд любовнице короля пришлось расплатиться новыми синяками на руках и отметинами на шее. Вздумай другой любовник… да хотя бы Фиор Ларэ, стиснуть ее руки с подобной силой, Мио понравилось бы. Она ценила в мужчинах силу и ту уверенную повадку, что в избытке было в ее брате, Руи и других, кого она выбирала себе в спутники. Здесь же она не ощущала ничего, кроме тупой нечуткой жестокости. «Последний раз, — поклялась себе герцогиня. — Завтра же…». Из чайной комнаты доносились голоса. Громкие, заполошные, перепуганные. Мио убрала руку с предплечья короля и ускорила шаг. В комнату она практически вбежала. Жердь и толстушка с тупым изумлением на лице хлопотали вокруг смертельно бледной Анны, полулежавшей в кресле. Глаза девушки были закрыты, бесцветные с синевой губы приоткрыты. Она была без сознания.
— Что случилось? — спросила Мио.
— Ей стало дурно, — сбивчиво принялась рассказывать керторская орясина. — Она пожаловалась на духоту, сказала, что хочет спать, потом — что ее тошнит… потом сомлела… с полчаса назад…
— Что она пила или ела? Чего не ели вы? Чего не пили? — вцепилась в руку толстушки герцогиня. — Отвечай быстро!
— Вино, — выпалила та. — Мы пили чай с пирожными, а она — вино…
— Сколько?
— Бутылку…
— Зовите лекаря немедленно! — приказала Мио. — Бегом, дуры!
— Постойте! — резким жестом остановил толстушку подошедший король. — Какое вино пила девица Агайрон?
— То, что прислал герцог Алларэ к ужину… — фрейлина присела в реверансе и показала на опрокинутый бокал. Вино расплескалось по скатерти. Темные, почти черные пятна. Мио сделала пару шагов к столу, обмакнула палец в капли, оставшиеся в хрустальном бокале. Поднесла к носу. Этот запах она помнила с детства.
И помнила нечто, куда более важное. Реми терпеть не мог этот сорт вина. Его и в доме-то никогда не было, пусть оно считалось едва ли не драгоценным и стоило неприлично дорого. Герцог Алларэ не разделял вкусов соотечественников и отзывался о самом дорогом алларском вине с глубоким презрением, сравнивая его с вишневым вареньем, наполовину разведенным виноградным соком.
— Это вино из Изале! — громко, перебивая короля и переполошенных кумушек, сказала Мио. — Мой брат не присылал его во дво… Ее оборвали пощечиной. Король! Его величество осмелился поднять руку на герцогиню Алларэ… с какой стати? Решил, что у герцогини истерика? Потрясающая слепота… Рука оказалась весьма тяжелой, но не это, а явная клевета волновала Мио. Клевета — и состояние Анны, которая, кажется, едва дышала. Герцогиня только фыркнула на короля и подбежала к креслу, в котором лежала подруга. Анна не шевелилась, и дышала едва-едва. Бледное, как снятое молоко, лицо — с нехорошей просинью. Пересохшие блеклые губы. Ниточка слюны, протянувшаяся из уголка рта. Руки скрещены на груди — то ли в ознобе, то ли от боли в желудке.
