— Не входит гость во двор, скрывая облик, — сказал я важно.
Тот скинул капюшон, и загорелое лицо вспыхнуло бронзой в лучах заходящего солнца. Глаза полыхали синим огнем. Зрячие, живые глаза…
— Ты сбрил бороду? Напрасно…
— А ну её. За кусты, мочалка, цепляется… Сиди потом, репей выдёргивай, колючки всякие.
— Где ж ты был, следопыт? Где ты бродил, борода?..
— О, друг мой Снорри, где я только не бродил… Ты, кстати, пива наварил?
— Ты в доме пивовара. Вересковое пьёшь?
— Если наливают…
* * *
— Митрун, у нас гости!
Митрун выскочила из кухни в переднике, забрызганном соком, точно доспех кровью, а качалка в её руке выглядела грозной палицей.
— НУ?! — гаркнула она.
— Знакомьтесь. Это — Асклинг, сын Сульда, я о нём рассказывал.
— Здравствуй, Митрун-хозяйка, — поклонился Асклинг.
— Привет тебе, сын Сульда, в этом доме, — улыбнулась Митрун, не слишком уверенно, ибо помнила, что тот некогда был бочкой. — Иной раз я оказала бы большую гостеприимность, но теперь у меня на кухне пироги, так что прошу извинить.
Когда она ушла, я отнес сумку и посох гостя в чулан, повесил его плащ на крючок и принёс ему сменные туфли:
— Не терплю грязи на полу!
Он уселся на плетёный стул:
— Я закурю?
— Давай.
Я же сам подкинул дровец в камин, подтащил к очагу низенький столик, украшенный резными завитушками, и пошёл в погреб — за пивом.
* * *
— Привет, добрый хозяин. Рад ли ты гостям?
Он напугал меня едва не до полусмерти. Следовало бы привыкнуть в странствиях, да вот не привык, всё надеялся, что жизнь простого поселянина придётся по мне…
Худой и высокий (во всяком случае, выше меня), чьё лицо я не мог разглядеть в густых чернилах сумерек. Только посох я узнал, и голос, зазвеневший в ночи, тоже был мне знаком.
— И тебе привет, колдун. Кстати, Асклинг уже тут. Вы что, сговорились?
— Нет, Снорри, не сговорились. Точнее, сговорились, но — не мы… — он был очень серьезен. И мне вдруг стало холодно и тоскливо, и солнце умерло за краем неба, за гранью мира, в преддверии Гор Безмолвия…
Вот всегда так! Иногда я ещё ненавижу тебя, Корд'аэн О'Флиннах…
* * *
Дэор явился громко.
Хравн залаял, зарычал, пугая невидимые во мгле звёзды, и ночь торжествующе откликнулась тысячей злорадный голосов. Ветер донес голос северянина:
— Снорри, забери пса, а то я его покусаю!
Затем последовал пронзительный, тоскливый скулёж, визг страха и позора. Я открыл дверь. На пороге стоял Дэор, в накидке из горностаевый шкур, как всегда обвешанный оружием, и хищно скалился изуродованными лицом.
— Что ты сделал с моим псом?! — набросился я на него.
— Щёлкнул по носу, — усмехнулся Дэор. — Впредь будет умнее. Знаешь, не следует травить собаками хороших людей.
— Хороших — не следует. — подтвердил из-за моей спины Корд. — Но разве это относится к тебе? И можно ли травить одними собаками других? Скажи, ри на Теантир?!
Холодным ядом пахнуло в речи Корд'аэна, зелёным отравленным льдом, и я понимал с горечью: не всё в порядке в нашем королевстве…
Тем не менее я предупредил:
— Вы оба в гостях! Следует ли мне лишний раз указывать вам на это? Или вы уже достаточно выросли, растянувшись на дыбе в Девятом Замке?
— Хорошо сказал, Снорри, — хрипло рассмеялся Дэор. — Клянусь честью, хорошо…
В этот миг вернулась Митрун:
— Снорри, там дров не хвата…
Увидев воина в дверях, она осеклась. Он смотрел на неё, она разглядывала его шрам, а я переводил взгляд с неё на него. Тишина звенела под потолком.
Молчание прервал сам Дэор:
— Здравствуй, прекрасная госпожа. Я — Дэор, сын Хьёрина, владетель замка Таннбраннах и прилегающих земель, к услугам твоим и всего твоего рода.
Он склонился перед Митрун, низко опустив голову, и я заметил, что в золоте его волос нет-нет, да и блеснёт серебро. Митрун, в свою очередь, поклонилась:
— Митрун, дочь Лаунда Законоведа из рода Хюфда Альстейна.
— Моя супруга согласно закону и обычаю народа Двергар, — вставил я, затем обратился к Митрун, — мы с твоим отцом накопали торфа, под половицей, возле печи, лопатка там же.
— Тогда я не ручаюсь за вкус, — фыркнула она и добавила, — Снорри, супруг мой, ты неисправимый лентяй!
— Чем весьма доволен, должен заметить. А ты закрой дверь, владетель! Дует же!
* * *
— Снорри, прости, что я так уставился на твою жену, — виновато пробормотал Дэор, когда Митрун ушла, а мы расселись за столиком. — Никогда не доводилось мне видеть ваших женщин, а говорят о них сам знаешь что — борода, мол, клыки…
— Переобуйся, что ж ты топчешься!
— А он князь, ему можно, — хмыкнул Корд.
— Куда это повесить? — Дэор снял накидку, не обратив внимания на Корда.
— Сюда давай. Господа, вы с дороги… Помыться не хотите?
— Сперва давайте за встречу! Снорри, тащи посуду! — завопил Асклинг.
— Не надо, — Корд'аэн сдвинул руки чашей, золотой пламень расцвёл в ладонях, а через миг на столе сверкали Белые Горы, Хвитасфьёлль, отчеканенные на кубке.
— Вот это чаша для королей! — восхитился Дэор.
А на Асклинга было жалко смотреть. Его голова мелко тряслась, губы разъехались, обнажив клыки, из горла рвался предсмертный хрип медведя, а глаза… О, эти глаза просто исходили кипенью синего пламени, гейзер боли и безумия неслышно клокотал во взоре слепца, а руки судорожно сжимались, чтобы задушить ведьму…
Пот катился со лба Асклинга, из уголка оскаленного рта текла струйка крови, шёпот слышался в потоке хрипа:
— Мастер… слепой… раб… мастер…
Но глаза дверга были сухой яростью, сухой, как раскалённые менгиры посреди степей Юга.
Дэор положил руку ему на плечо:
— Держись, герой. Нам с этим жить.
Я положил ему руку на другое плечо и сказал:
— Держись, впереди зима.
А друид добавил:
— А потом — весна.
Каждый из нас в тот миг подумал: "Весна. Может быть".
— За встречу! — вздохнул наконец Асклинг, улыбаясь, и ничего уже не напоминало в нем безумного мастера-ювелира с роскошной золотой бородой…
* * *
— Господа, что-то вы подзадержались в баньке, — ехидно процедил я, раскладывая ножи по тарелкам, — спинки друг дружке тёрли, а?
— Снорри, — ослепительно улыбнулся Дэор, — был один человек, который имел неосторожность намекать на вот такие гнусности обо мне…
— Я понял. Человек этот был.
