Гэмбл все пытался заставить его пойти в зимний домик и отдохнуть, но он отказывался. Говорил, что должен быть рядом с принцессой, чтобы служить ей переводчиком. И рядом с Тенар, чтобы защитить ее, подумал он, но вслух этого не сказал. Чтобы дать ей возможность выплакать свое горе. А вот Олдер со своим горем покончил. Он передал им и свое горе, и свою радость…
Из Школы явился Травник и засуетился вокруг Азвера, накинул ему на плечи зимний плащ. Азвер сидел, нахохлившись, на своем чурбачке, пребывая словно в каком-то лихорадочном полусне — никого не замечая, но чувствуя неясное раздражение от присутствия столь большого количества людей на его милой тихой поляне, — и смотрел, как солнечный свет, крадучись, прячется в листве деревьев. Его бодрствование, впрочем, было вознаграждено, когда сама принцесса подошла к нему, опустилась возле него на колени, заглянула в лицо с беспокойством и уважением и сказала по-каргадски:
— Лорд Азвер, король желает поговорить с тобой.
Она заботливо помогла ему встать, словно он вдруг превратился в глубокого старика. Он против ее помощи не возражал.
— Спасибо тебе, гаинба, — сказал он.
— Я еще не королева! — возразила она со смехом.
— Ты будешь ею, — заверил ее Путеводитель.
Прилив был высокий, как всегда в полнолуние, и «Дельфину» пришлось подождать, пока сойдет вода, чтобы пройти между Сторожевыми утесами. Тенар смогла высадиться в порту Гонт лишь ближе к полудню, а потом еще долго пришлось подниматься в гору, так что уже близился закат, когда она прошла по улице Ре Альби и свернула на знакомую тропинку, ведущую по краю утеса к дому.
Гед поливал капусту, которая, надо сказать, здорово подросла.
Заметив ее, он выпрямился и смотрел, как она идет к нему, как всегда, взглядом ястреба, чуть насупившись.
— Ага! — только и сказал он.
— Ах, мой дорогой! — воскликнула Тенар и пробежала последние несколько шагов, пока он, шагнув ей навстречу, не подхватил ее.
Ох как она устала! И была страшно рада просто посидеть с Гед ом на крыльце, попивая отличное вино, сделанное Спарком, глядя, как заря ранней осени из красноватой становится золотистой, разливаясь над всем западным краем неба.
— Как же мне все сразу тебе рассказать? — озадаченно спросила она.
— А ты рассказывай задом наперед, — предложил он.
— Хорошо. Я попробую. Они хотели, чтобы я осталась еще, но я заявила им, что мне пора домой. Там еще состоялось заседание Совета, знаешь, Королевского. По поводу помолвки. Будет великолепная свадьба, и нас приглашали, но вряд ли я туда поеду. Ведь по-настоящему-то они уже поженились. Когда были обручены Кольцом Эльфарран. Нашим с тобой кольцом!
Гед посмотрел на нее и улыбнулся — своей широкой и очень доброй улыбкой, которой, как считала Тенар (хотя, может быть, она была и не права) никто, кроме нее, никогда больше на его лице не видел.
— Да? — подбодрил он ее. — А дальше?
— Лебаннен пришел и встал вот так, смотри: слева от меня, а Сесеракх — справа. И все мы стояли перед троном Морреда. И я высоко подняла Кольцо. В точности как когда мы привезли его в Хавнор, помнишь? Еще солнце тогда так ярко светило… Лебаннен взял Кольцо и поцеловал его и снова отдал мне. И я надела его на руку принцессы, и оно легко так наделось, а ведь Сесеракх — женщина довольно крупная! Ох, тебе бы посмотреть на нее, Гед! Какая она красавица, настоящая львица! Лебаннен встретил наконец достойную подругу… Ну и тут все закричали. А потом начались всякие праздники и тому подобное. И я смогла наконец уехать.
— Продолжай.
— Задом наперед?
— Да.
— Хорошо. А перед этим был Рок.
— Рок — это всегда непросто.
— Да уж.
Они помолчали, попивая красное вино.
— Расскажи мне о Путеводителе.
Она улыбнулась.
— Сесеракх называет его Воином. Она говорит, что только настоящий воин может влюбиться в дракона.
— Кто пошел за ним в сухую страну — в ту ночь?
— Он, как и все мы, последовал за Олдером.
— Ага? — сказал Гед с удивлением и явным удовлетворением.
— За Олдером пошли не только Мастера. И Лебаннен, и Ириан…
— И Техану.
Она промолчала.
— Она вышла из дома первой, — снова заговорила Тенар. — А когда вышла я, ее уж не видно было… — Она снова долго молчала. — А потом Азвер видел ее. На заре. Она парила на крыльях иного ветра!
Воцарилось молчание.
— И они все улетели. Больше не осталось драконов ни на Хавноре, ни на западных островах. Оникс сказал: раз темная страна и все, кто там находились, вновь воссоединились с миром света, то и драконы получили обратно свое царство.
— Итак, мы разрушили наш мир, чтобы сделать его целым, — промолвил Гед.
Она кивнула. Они снова долго молчали, потом Тенар сказала очень тихо:
— Путеводитель верит, что Ириан вернется в Рощу, если он позовет ее.
Гед ничего не сказал; они снова помолчали, и вдруг он воскликнул:
— Смотри-ка вон туда, Тенар!
Она посмотрела, куда он показывал, — в затянутую дымкой западную сторону морского простора.
— Если она прилетит, то только оттуда, — сказал Гед. — А если и не прилетит, то мы будем знать, что она там.
Тенар кивнула.
— Я знаю. — Глаза ее были полны слез. — Лебаннен спел мне одну песенку, когда мы плыли на корабле, возвращаясь в Хавнор. — Петь она не могла, она лишь прошептала слова: «О радость моя! Лети, будь свободна!..»
Гед отвернулся и долго смотрел на темный, поросший лесом склон горы.
— Скажи, — спросила Тенар, — а что ты делал, пока меня не было?
— За домом присматривал.
— А в лес ходил?
— Пока еще нет, но собираюсь, — сказал Гед.
Шкатулка, в которой была тьма
По мягкому песку, по самой кромке моря шел, не оставляя следов, маленький мальчик. В ярко-синем, лишенном солнца небе кричали чайки, в несоленом море плескалась и играла форель. Далеко, почти у самой линии горизонта, гигантский морской змей на миг взвился над водой, изогнувшись семью великолепными арками, и тут же снова исчез в море. Мальчик посвистел ему, но змей больше не появился — был занят охотой на китов. Мальчик пошел дальше, не отбрасывая тени, не оставляя следов, по узкой полоске песка, намытого между прибрежными утесами и морем. Впереди показался поросший травой, далеко выдающийся в море мыс. На нем примостилась хижина. Пока мальчик карабкался к ней по крутой тропинке, хижина, поджидая его, радостно подпрыгивала и потирала одну об другую свои передние лапы. При этом она была похожа то ли на большую муху, то ли на довольного адвоката в зале суда. А вот стрелки часов в домике никогда даже не шевелились и вечно показывали десять минут одиннадцатого.
