Евгений Лотош - Река меж зеленых холмов

Физиономия городского головы после ее слов стала еще более кислой, хотя такое казалось почти невозможным.

— Мы подумали, момбацу сама Карина, — промямлил он, — что недостойно тебя…

— Я понимаю и благодарна за заботу, — прервала его Карина тоном, говорившим прямо противоположное. — Тем не менее, я останусь ночевать в этом здании, если ты не возражаешь. Мне достаточно тюфяка и одеяла, брошенных на пол в любой комнате. Я крепко сплю и не обращаю внимания на обстановку. Сан Шаттах, возможно, примет твое гостеприимство, но я не могу.

— Две комнаты уже готовят, — сдался голова. — Возможно, потребуется еще немного времени. Но неужели ты не хочешь даже поужинать?

— Я перекусила в самолете, — Карина начала потихоньку раздражаться. Ей хотелось побыстрее отключиться от проекции, пообщаться с асхатом — и здесь тоже искином Камилла, быстро осмотреть город точкой восприятия и вернуться к недочитанной статье. И голова, движимый, безусловно, самыми лучшими побуждениями, начал ее доставать. Ну что за липучка! — Сан Рихтай, мне хотелось бы поговорить с тобой наедине.

— Да, сама Карина, — асхат поднялся. — Мой кабинет находится этажом ниже, там нас не побеспокоят. Пройдем…

С дальнего конца площади, на которую выходил фасад городского дома собраний донесся неясный шум, и асхат замолчал, насторожившись. Карина повернула голову и вгляделась, приблизив то место, где в площадь вливалась одна из наиболее широких городских улиц, и переключив зрение на расширенный диапазон. Там приплясывал и бил в бубен, целеустремленно продвигаясь к зданию городского собрания, какой-то человек. Мужчина, голый до пояса и босой, в пестрых, разукрашенных массой разноцветных лент штанах, с торсом, испещренным татуировками, и с длинной нечесаной гривой немытых волос, он производил устрашающее и в то же время комичное впечатление. Семен? Нет. В углу поля зрения мигнула и пропала отметка нейроэффектора: эн-сигнатура снята, совпадений в персональном архиве не обнаружено — а у Риса сигнатуры в принципе быть не может. Да и не стал бы он появляться здесь в таком виде и без предупреждения. Значит, шаман. Настоящий. Природный. Дикий.

Местных шаманов вживую Карина еще не видела. В Мумме как-то не сложилось, в небольших деревнях она в последнее время практически не бывала, а в крупных по местным меркам городах они по улицам не бродили, предпочитая укромные укрытия небольших храмов и капищ, посещать которые у нее не оставалось ни времени, ни желания. Да и конкуренция по части обирания населения в городах у них имелась со стороны храмов всевозможных богов: от Курата и Назины до Ю-ка-мина и Тинурила. В пятитысячном Тримаре имелось аж три храма: Тинурила, Курата и, самый большой и помпезный, Печенара. Почему бог ремесленников находился в таком почете, ясно из-за количества ткацких мануфактур, и скромному провозгласителю воли разнообразных природных духов ловить здесь явно нечего. Так что он здесь делает? Демпинг на рынке ритуальных услуг?

За шаманом следовала, постепенно густея, небольшая толпа. С расстояния выкрики шамана оставались неразборчивыми, но возле него тут же совершенно самовольно возникла точка восприятия (Карина даже вздрогнула от неожиданности — раньше такого не случалось!), услужливо протянув ниточку акустического канала.

— …она появилась! Она появилась! — подвывал шаман, сопровождая свои слова звоном и стуком бубна. — Самозванка появилась зде-е-есь! Она явилась, она явилась, и горе все-е-ем! Бойтесь, бегите! Бегите, прячьтесь! Духи покарают ее и ва-а-ас!

"Карина, контакт. Искин Сидзуки в канале. Веду куклу асхата Рихтая. Прошу прощения, что не представился сразу. Боюсь, у тебя проблема. Не отвечай — я знаю, что тебе пока что сложно общаться по нескольким каналам одновременно. Приближающаяся к нам личность — шаман Симушшаха. Очень колоритен и маловменяем. Пользуется некоторым авторитетом в городе и окрестностях. Многие считают, что он обладает дурным глазом, а потому его побаиваются. Анализ высказываний позволяет предположить, что он что-то имеет против тебя. Я не намерен вмешиваться, тебе придется решать проблему самой. Конец связи".

Карина резко выдохнула сквозь зубы. Вот только чокнутых шаманов ей и не хватало. Простого разумного человека в крайнем случае можно просто напугать. Но на психа страх не подействует — или подействует неожиданным образом. И что делать? И еще этот Сидзуки — "я не намерен вмешиваться!" Роль асхата играть ему можно, а уличного крикуна утихомирить мировоззрение не позволяет, да?..

Она резко выдохнула еще раз и мысленно дала себе пощечину. Успокойся, дура. Искин-то тут при чем? Усталость усталостью, но срывать раздражение на первом попавшемся совершенно не годится.

— Момбацу саны, — спокойно сказала она вслух, тщательно контролируя голос, — мне кажется, или вон там действительно шаман?

В мечущихся тенях светильников лицо городского головы, казалось, собрало на себя всю мировую скорбь.

— Я не вижу, момбацу сама Карина, — кротко сказал он тоном великотерпца. — Прости меня, но уже слишком темно.

— Тогда спустимся и встретим его, — предложила Карина. — Он вроде бы сюда идет. У входа, я вижу, фонари горят, там и разглядим как следует.

Не дожидаясь ответа и чувствуя, как сзади неслышной тенью пристроился Дурран, она решительно направилась к широкой лестнице на пять пролетов, которая вдоль бока здания вела с крыши непосредственно на землю, а не внутрь дома. Приступ острого раздражения улетучился, и она чувствовала лишь безмятежное спокойствие, которое сделало бы честь Ведущему по Пути. В конце концов, жизнь есть жизнь. Раз она выбрала — сознательно выбрала, по доброй воле! — роль Кисаки Сураграша, то подписалась и на все сопутствующие неудобства. Значит, самозванка? Повинуясь внезапной вспышке озорства — безмятежное спокойствие, да? — она перемахнула через перила, когда до земли осталось еще два пролета, и мягко погасила прыжок, спружинив ногами. В конце концов, здесь меньше полутора саженей. Рядом громко бухнуло — Дурран прыгнул за ней, но с куда меньшим изяществом и едва слышно охнув от неудачного приземления. Карина сделала зарубку на память: не выкидывать фортелей в его присутствии. А то еще убьется от излишнего рвения… Не торопясь она прошла вдоль фасада к входу в здание, освещенного четырьмя масляными фонарями, и остановилась в ожидании. Вопли и завывания приближались и стали разборчивыми даже на простой слух, и ждать явно осталось недолго.