- Буслай умирать, если не выйти, - терпеливо разъяснил зырянин. - Много людей - плохо. Дышать трудно. Усохнуть совсем.
- Ну да, нашёл лопухов. Мы выйдем, а кикимора эта уморит нашего сотника. Пущай уж так лечит.
- Плохо, очень плохо! Буслай - совсем больной. Надо выйти.
- А ты спроси наперёд бабку эту, ворожить она станет ли? Ежели околдует сотника, живём её в землю закопаем. Пускай знает.
Арнас перевёл знахарке слова ушкуйника, многозначительно добавив:
- Они не шутят. Так и сделают.
- Пускай не тревожатся. Вылечу я ихнего предводителя, - мрачно откликнулась бабка.
Русичи вышли на мороз, Арнас проследовал за ними.
- Нада идти к Ядрей, - сказал он.
- Ты что, умом тронулся? Мы сотника не бросим.
- Ядрей слаб, ой как слаб. Нада идти.
- Ты о воеводе не тревожься. Он ещё на наших поминках погуляет.
- Плохо говорить! Ядрей нада помочь. Один - слаб. Без нас - умереть!
- Вот иди и помогай. А мы покуда здеся подождём.
- Плохо, плохо! - пытался уломать их Арнас. - Ядрей слаб. Нада помочь. А здеса сторожу оставить.
- Сам иди, поганец, - ответили ему. - Без тебя разберёмся.
Зырянин удручённо умолк. Как же досадно ему было! Почти достичь цели - и оступиться на пороге победы. Оставалось-то всего ничего: обвести вокруг пальца пару мелких князьков, и считай - полдела сделано. Унху был обречён. Через месяц-другой он бы приполз на брюхе молить о пощаде. Но нет, надо было прилететь этой проклятой стреле, чтобы смешать все замыслы. Арнас был вне себя. Не иначе, югорские боги беду принесли. Демоны косоротые, нигде спасенья от них нет. Может, правильно делал русский шаман, куроча идолов? По другому ведь с ними нельзя. Только так - крушить до основания, чтоб даже корней не осталось. Арнас пребывал в предчувствии беды.
Утлый челн нёс Буслая по реке, прямо вслед уходящему солнцу. Вёсел не было - река сама влекла его, обтекая чёрными как дёготь волнами остроносую лодчонку. Над каменистыми берегами клубился дым, слышался отдалённый рокот, точно где-то впереди низвергался водопад. Буслай втянул носом воздух и поморщился: пахло прокалённой землёй, гниющим мясом и протухшей водой. "Что за отвратное место?" - подумал он, но тут же сообразил: Кащеево царство, подземный мир, куда попадают души грешников. При мысли об этом Буслай содрогнулся. Неужто он уже покойник? Так рано... Остались в прошлом сражения и грабежи, почёт и довольство. Теперь его ждало лишь прозябание. Буслай не тешил себя надеждами, он знал, что в своей жизни грешил, и грешил немало, а потому не был удивлён, оказавшись в аду.
Смоляные воды реки вдруг раздвинулись, и оттуда поднялась голова старика, вся облепленная водорослями.
- Не встречал ли ящера, человече? - спросил он.
- Кого? - оторопел Буслай.
- Ящера.
- Нет.
- Жаль. - Старик смерил ушкуйника взглядом, спросил: - Ратник, что ль?
- Ратник.
- А иди ты ко мне на службу, ратник. Мне такие нужны. Осыплю тебя золотом, серебром и дорогими самоцветами. Дочь выдам замуж! Хочешь?
- А ты кто таков? - спросил сотник.
- Владыка вод морских.
- Это который? Тот, что Содко Сытинича посулами соблазнял?
- Было дело, - признал старик.
- А мне от тебя ничего не надо. Я на гуслях играть не умею, веселить тебя не могу.
- А мне сейчас и не до веселья. Был бы воин добрый, об остальном сговоримся.
- Что ж у тебя, воев нет?
Старик положил чешуйчатую руку на край челна, внимательно поглядел на Буслая.
- Грядет битва, - промолвил он. - Большая битва со злом. Мы, древние миродержцы, сойдёмся в сече с алчным и хищным богом, вторгшимся в наш мир. Он пришёл отнять у нас людские души и покорить сотворённую нами красоту, и потому мы, владыки земли, воды и небес, поклялись уничтожить его. Но бог этот могуч, а наши силы не беспредельны. Каждый вой на вес золота.
- Эвона как! - протянул сотник. - И кто же ваш враг?
- Молодой и сильный демон, - водяной растянул сиреневые губы в злобной ухмылке, обнаружив полное отсутствие зубов. - Мы зовём его Чернобогом, хотя у него много имён: Христос, Аллах, Яхве...
- Что мне за дело до вашей грызни? - отмахнулся Буслай. - Уже и помереть спокойно не дадут. Везде достанут...
- Что же, не поможешь нам?
- Отчего ж? Помогу. Только и ты мне помоги, вызволи отсюда. А уж я в долгу не останусь, спроважу к тебе десяток-другой воев. - Буслай усмехнулся. - И требы класть буду, не пожалеешь.
Водяной глянул на него внимательно и вдруг выпростал из воды чешуйчатую лапищу, провёл острым когтем по спине пониже шеи. Боли не было, но всё тело Буслая наполнилось холодом.
- Это тебе отметина, чтоб не забывал своей клятвы, - промолвил владыка вод морских. - Вызволю я тебя. Но помни - отступишь от меня, горько пожалеешь!
Он отпустил борт челна и, подцепив его за днище, повлёк к берегу. Не доплывая шагов десяти до земли, остановился, произнёс непонятные слова. Из клубящегося дыма вышел маленький бородатый человечек с бельмами вместо глаз, в полушубке и меховой шапке с бубенчиками.
- Зачем звал? - недовольно спросил он водяного.
- Видишь человека? - указал тот на сотника. - Вернуть его надо в средний мир.
- Трудное дело, - почесал бородёнку карлик. - Кащей так просто не отпустит.
- Кащея я уломаю, - заверил его морской владыка.
- А если не уломаешь? Госпоже с ним ссориться не с руки. Сам знаешь, какие нынче времена.
- Ты болтать будешь или дело делать? - рассердился водяной. - Бери его и веди к госпоже. Не то трезубцем приложу.
- Ладно, не гневайся. Мне ошибаться нельзя. Чуть что - и на остров, Кащееву смерть сторожить. А там - сам знаешь, хорошего мало...
- Не причитай - не разжалобишь. Знаю я, сколько вы, чудины белоглазые, с людей за вход в ирий[42] дерёте.
- Нам тоже жить на что-то надо, - пробурчал человечек. Он наставил на Буслая растопыренную ладонь, забормотал на неизвестном языке, и вдруг пелена застлала глаза сотника. Он завращал зрачками, задёргал головой, но морок не проходил. "Что же это? - подумал он. - Матушка-Богородица, пронеси!". Тело его задрожало как в лихорадке, на лбу выступил пот; Буслай что есть силы вцепился в борта лодки, но она вдруг качнулась, и он опрокинулся на спину. До уха его долетали чьи-то голоса, слышалось: "Держать! Не отпускать!", в нос ударили сладковатые запахи, а живот вдруг вспучился тошнотой и пошёл, пошёл извергать через глотку что-то тягуче-противное и липкое. Наконец, жар отпустило, пелена начала растворяться, и Буслай узрел перед собой мерцающую позолотой фигуру беременной женщины со стянутой в узел причёской. "Золотая баба", - мелькнуло в голове. Он протянул к фигуре руку, захрипел от вожделения, но какая-то сила бросила его обратно. "Не отпускать!" - требовательно повторял голос. Наконец, пелена растворилась окончательно, и вместо золотой бабы обнаружилась пузатая старуха с всклокоченными волосами, державшая в руках бубен и колотушку. Пересёкшись взглядом с Буслаем, она осклабилась щербатым ртом и что-то произнесла по-югорски. Мгновение спустя кто-то перевёл её слова:
- Очухаться?
Голос был знаком. Сотник скосил глаза на Арнаса. Тот держал его за ноги и вглядывался в лицо.
- Отпусти. Пошто вцепился? - недовольно произнёс Буслай.
Он опять дёрнулся, но руки его тоже кто-то держал, прижав к ворсистой шкуре. Ушкуйник задрал голову: позади стоял Лешак - молодой ратник неимоверной силищи, за тугодумие прозванный Неспехом.
- Вы что это затеяли, братцы?
Лешак смотрел на него безумными глазами и не отвечал.
- Что затеяли говорю? - спросил Буслай, повысив голос.
- Опять чревом молвишь, сотник? - выдавил, наконец, Лешак.
- Что? Я вот тебя сейчас! - Буслай дёрнул руки, но ратник продолжал держать его. - А ну отпусти! Я те не короб с гривнами, что меня тискать.
Вой перевёл вопросительный взгляд на знахарку. Та что-то произнесла, отойдя в угол и отложив бубен с колотушкой. Арнас перевёл:
- Отпустить.
Лешак расцепил захваты. Буслай, скрипнув суставами, положил онемевшие руки вдоль боков. Голова у него закружилась, в грудь словно воткнули кол. Он захрипел, с трудом вдыхая и выдыхая спёртый воздух.
- Хорошо, хорошо, - закивал, улыбаясь, пермяк. - Здоровый быть. Скоро-скоро.
- Долго я уже валяюсь? - спросил Буслай.
- Да второй только день, - ответил Неспех. - Она вон, - показал он на бабку, - лечить тебя взялась. По-своему, по-чудински. А я, значит, руки держал, чтоб ты не брыкался. Чуть избу не разнёс всю.
