Принцессе достаточно уметь хорошо танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, разбираться в искусстве, правильно подбирать наряды и уметь слушать, а вернее, слушаться, мужчин. Вот и весь список, который венчало главное слово в жизни любой принцессы «должна».
Я же с самого начала была той, которая игнорировала все «должна» и высмеивала все правила. От учителей музыки сбегала, арфу ненавидела и искренне мечтала порвать струны на лире. Во время пения я не пела, а просто орала во всю глотку как безумный тюлень, не следя за ритмом и в буквальном смысле плюя на ноты. Во время танцев старательно наступала своим партнерам на ноги с демонстративным намерением переломать им однажды все кости. На занятиях изобразительного искусства лепила я из глины всякое непотребство, благо дети в морском королевстве очень рано узнают о том, что предшествует появлению потомства. Когда мне давали в руки краски и кисточку, с благоговейными лицами подводя к холсту, я отбрасывала кисточку в сторону и, окуная пальцы в краску, вазюкала ими по полотну. А когда мне вручали нитки с иголками, сопровождая все это тонкими намеками на то, как хорошо было бы вручить моему будущему супругу вышитую лично мною рубашку, я делала только одно – заявляла, что будущий муженек либо пусть сам себе вышивает, либо пусть ходит голый. А потом с дикими воплями начинала преследовать того, кто мне преподносил все это швейное добро с желанием воткнуть иголку ему в мягкое место да поглубже. Когда гоняться за идейными врагами мне надоедало, а точнее, когда в мою часть дворцовых покоев вваливался разозленный отец, вызванный испуганной прислугой, я укладывалась прямо на пол и упорно лежала, ни с кем не разговаривая. Так я выражала свой протест. И никакие слова о том, что принцессы не должны валяться на полу, словно какой-нибудь ботинок, на меня не действовали. На меня вообще мало, что действовало. Отца я с самых пеленок не воспринимала как авторитет, учителей не слушалась, королевских советников закидывала тухлыми яйцами, которые специально для меня откладывал повар, а сановников доводила до нервного тика. Папа считал, что мне не хватает женского воспитания, потому как росла я без мамы, и именно в этом корень всех бед. Периодически роль заботливой мамочки пытались брать на себя бесконечно сменяющиеся отцовские любовницы, которые своей фальшивой заботой вызывали у меня затяжные приступы истерического смеха. К словам своих горничных я прислушивалась больше, чем к этим двуногим грелками папиной постели.
В какой-то момент отец, очевидно, сам устал от калейдоскопа женщин перед своими глазами. И когда мне было восемь женился на женщине, от которой у него к тому моменту уже было несколько дочерей младше меня по возрасту. После свадьбы он постарался сделать так, чтобы его очередная говорящая игрушка стала мне второй мамой, а их совместные дети были представлены двору как мои младшие сестры.
Не получилось.
У всех нас не получилось.
Сестер я неприкрыто избегала, к мачехе чувствовала отвращение и никак этого не скрывала, а отец, в конце концов, обрел чисто номинальный статус. Та семья, которую так пытался создать король, так и не получилась, развалившись еще при первой попытке склеить то, что склейке не подлежало.
Через некоторое время он развелся. А потому взял в жены другую мадам – такую же красивую, такую же глупую и такую же плодовитую. И с ней тоже развелся. А потом история повторилась снова. И снова. Их было так много, что я уже даже не вспомню имена всех отцовских жен. Кажется, я перестала запоминать на четвертой. А на седьмой прекратила даже отправлять свадебные поздравления, на которых настаивала бабушка, будучи очень доброй и очень вежливой женщиной.
Бабушка была третьим ребенком у своих родителей – герцога Оаннеса, Правителя Красного моря и его супруги Деркето, которая покровительствовала сирийскому народу и в древние времена почиталась у них как богиня Лунного Света. Когда бесконечные войны, которые вели между собой люди надоели Деркето, она вошла в воды Красного моря, чтобы воссоединиться со своим мужем и больше не покидала их. Люди решили, что богиня разгневалась. Они начали массово совершать жертвоприношения в её честь и молили Луну о возвращении покровительницы. Но к тому времени Деркето устала от постоянных раздоров и хотела мирной жизни наедине с любимым. Со временем культ Деркето был забыт, и прабабушка, избавившись от бремени опекать целый народ, посвятила себя семье. Она произвела на свет одного за другим пятерых детей. Троих девочек и двоих мальчиков. По традиции, мальчики должны были остаться с родителями, а девочкам начали подыскивать супругов едва ли не на следующий день после рождения. И бабушке выпала карта стать женой принца Лигорфа, наследника престола Морского королевства, правителю которого подчинялись все остальные вассальные подводные государства. Договор заключили, когда маленькой герцогине было восемь, а будущему королю шестнадцать. Через восемь лет они встретились у алтаря, чтобы обвенчаться. И герцогиня Илианна уже в статусе принцессы Илианны отправилась в Морское королевство.
Как потом сама бабушка мне рассказывала, мужа она никогда не любила, а замуж вышла, потому что заставили родители. Счастья в браке у них не было. Лигорф отличался повышенным интересом к придворным дамам, а бабушка дни напролет просиживала в библиотеке, зачитываясь романами человеческих писателей и периодически выбираясь на поверхность и наблюдая за людьми, которые казались ей куда более интересными, чем все те подводные существа, в окружении которых она проводила свои дни. Как и все молодые девушки, она мечтала о любви, чистой и светлой. Настоящей, а не по принуждению. Но считала, что в её жизни такому чуду уже не случиться. Как минимум, мешал статус замужней женщины, как максимум – сложно искать свою любовь будучи беременной. После рождения сына, бабушка всю себя посвятила ребенку, отдавая ему ту огромную нерастраченную любовь, которая оказалась не востребована мужем.
И однажды бабушку настигло несчастье – её горячо любимый сын заболел. Проснувшись ночью, Илианна увидела, что малыш задыхается. Его кожа посинела, а по телу пошла странная сыпь, оставлявшая на нежном теле малыша глубокие бордовые борозды. Срочно вызванные придворные целители ничего не смогли поделать и тогда бабушка обратилась за помощью к своей матери, призвав ту при помощи лунного света. Деркето откликнулась на зов дочери мгновенно, а узнав про появившиеся у внука симптомы сразу поняла в чем дело - кто-то навел на малыша болезнь, решив сжить со свету единственного наследника престола. Нетрудно было догадаться, что к этому приложила руку одна из многочисленных любовниц Лигорфа, ставшего уже к тому времени королем. Ведь многие из его женщин хотели занять место законной супруги. А при отсутствии высокородного положения, сделать это было возможно лишь одним способом - родив королю так необходимого наследника. Но перед этим следовало убрать с дороги законнорождённого сына.
Объединив свои силы мать и дочь начали действовать слаженно. Деркето отправилась искать морскую ведьму, наложившую проклятье. А Илианна поспешила на сушу, чтобы найти маралий корень. Он должен был помочь остановить развитие инфекции у малыша. И именно тогда, в ту ночь, на берегу она увидела человека, ради которого спустя пять лет покинула морское королевство, оставив нелюбимого мужа и любимого сына, которого в ту роковую ночь им все-таки удалось спасти. После ухода бабушки к любимому, который преданно ждал её все пять лет, пока не подрастет её сын, Лигорф больше не женился. Иногда, когда он выходил на террасу спальных покоев королевы, где, судя по рассказам придворных, любила сидеть с книгами бабушка, и застывал там, глядя в пустоту, его обычно жесткое лицо вдруг смягчалось. На нем появлялись оттенки печаль и еще чего-то, что долго никто не мог понять. Уже потом, повзрослев, и увидев дедушку в одном из пузырей воспоминаний, я поняла, что это была горечь потери. Тогда же я поняла, что бабушку он все же любил, по-своему и неумело, но все же любил. И пока она была рядом, он даже не до конца осознавал, что чувствует к ней. А когда она ушла, наступило болезненное прозрение. Мой отец и бабушкин единственный сын Таллас тоже её любил, чистой светлой безусловной любовью, которая может быть только у ребенка, чье детство прошло без матери. Но вот уход простить так и не смог.
