– Тю! – присвистнул Щученко. – И вправду – то варищ Бритва, як живой! Я вас теперь, значить, сразу узнал – по оригинальному цвету глаз! Хороший у вас грим, товарищ Бритва, мое вам за это всецелое одобрение! Мы, бывало, в разведке тожа.
– Ефим Макарыч, кто там? – выглянул в прихожую второй человек. – Ой-ей. Олег, ты, что ли?
– Угу, – оскалился я. – Накрывай поляну, Лева, твой лучший друг в гости пришел!
Святогневнев обрадовался мне гораздо больше, чем Щученко. Все ж таки мы с ним настоящие друзья. Я трехглазое шестирукое чудовище, он ходячий мертвец – но мы регулярно пьем вместе уксус.
В других условиях пили бы водку, но наши организмы спиртное не воспринимают.
Джемулан смотрел на этих двоих с равнодушием каменного столба. Кажется, его ничуть не обрадовало знакомство с такими замечательными людьми. Я спохватился и представил его:
– Лева, полковник, знакомьтесь. Это Джемулан Ройя Атаби айки Кйодолья, он.
– Паччиму у этого хражданина волосья до плечов, як у стиляги какого? – тут же перебил меня Щученко.
– Это Лев Игнатьевич Святогневнев, доктор каких-то там наук.
– Очень приятно, – кивнул Святогневнев.
– А это Ефим Макарович Щученко, он.
– Идиот! – выпалил Щученко.
– Да, точно, – согласился я.
– Я, значить, кажу, шо вы, товарищ, наверное, идиот, раз волосья такие отрастил! Или это теперь мода такая заграничная? Не одобряю! Как, говорите, его фамилия?
– Джемулан.
– Армянин, что ли? Вы, товарищ Джемулян, под стригитесь как можно скорше, это вам совет от всей нашей коммунистической партии и от мене лично.
Джемулан ему даже не ответил.
С тех пор как я последний раз гостил у Святогневнева, здесь мало что изменилось. В прихожей нас встретил черный доберман Дюк – тоже спокойный, как корабельный якорь. Впрочем, для собаки-зомби
такое поведение нормально. Снова я порадовался, что не чувствую запахов, – Джемулан достал носовые фильтры, а значит, пахнет от псинки не ландышами. А Щученко ничего, даже не морщится. Видно, что привыкший.
Кроме мертвой собаки в прихожей были только старая тумбочка, вешалка для одежды и две пары ботинок. Совершенно одинаковых.
– Слушайте, а как вы различаете свои ботинки? – полюбопытствовал я.
– Они же совершенно одинако вые.
– Мои – чистые, – ответил Святогневнев, провожая нас в комнату. – Вы к нам надолго?
– Как получится, – рассеянно сказал я. – На недельку. или на две. Мне, понимаешь, Палача нужно разыскать.
– Опять? – вздохнул Святогневнев. – Тебе еще не надоело, Олег?
– Надоело. Была б моя воля – плюнул бы на него слюной. Но тут, понимаешь, такие обстоятельства не самые простые.
– Понимаю. Ладно, располагайтесь, я сейчас матрас достану. Этот твой друг как вообще местный или тоже ну, понимаешь? – вполголоса спросил Святогневнев, косясь на Джемулана.
– Пришелец, как и полковник, – подтвердил я.
– Но ты не волнуйся, этого я тебе на шею не повешу.
– Да не, Ефим Макарыч мне не мешает, – отмахнулся Святогневнев.
– Мы с ним нормально сработались. На кладбище дежурим в две смены – он днем, я ночью. Зверушек моих он не обижает – даже кормить помогает. кстати, а этот как, в курсе, кто я есть? – снова покосился на Джемулана Святогневнев.
– В курсе, не боись, – успокоил его я.
О том, что Святогневнев – ходячий мертвец, я сообщил своему куратору по дороге сюда. Тот воспринял эти сведения без малейших эмоций. Вот дедушка Торквемада моментально бы встал на дыбки, а Джемулану глубоко наплевать.
– Есть хотите? – спросил Святогневнев. – У нас сегодня сосиски с картошкой.
Прошло всего несколько часов с тех пор, как я нажрался до отвала в горнойском ресторане. Но когда это яцхен отказывался от еды? Я еще не сошел с ума.
Матрас из подвала выволок мертвый Погонщик Рабов. Довольно странно видеть одного из этих низших демонов Лэнга выполняющим приказы моего друга. Одетый в белый халат Святогневнев командовал им, точно негром на плантации, – а зомби послушно делал все, что ему скажут. В его пустых глазах не было и тени разума – так выглядят глаза манекена. Спинные рога Святогневнев ему спилил, и теперь Погонщика Рабов можно было даже принять за человека – очень уродливого горбатого человека с зеленой кожей и красными глазами.
– Знаешь, Олег, это существо по генетическому коду довольно-таки близко к человеку, – задумчиво произнес Святогневнев. – Именно поэтому на него подействовал мой вирус. По моему, когда-то это и был человек, но потом его каким-то образом. изменили. Не знаю как, кто и зачем.
Я что-то неопределенно промычал, не желая вдаваться в подробности. Как и зачем людей превращали в Погонщиков Рабов, я тоже не знаю. А вот кто это делал, догадаться несложно. Древние, кто же еще. Но это дела давно минувших дней – так давно минувших, что даже в Лэнге об этом мало кто может рассказать.
Ну а Святогневневу про это и вовсе знать не нужно. Существуют на свете такие вещи, о которых чем меньше знаешь, тем лучше для здоровья. Лично я, например, стараюсь вычеркнуть из памяти весь период моей жизни в Лэнге и не вспоминать о том, что у меня в кармане лежит шкатулка с запечатанным архидемоном.
– А этот твой. лакей как вообще, на людей-то не нападает? – полюбопытствовал я, чтобы сменить тему.
– Не, смирный, – помотал головой Святогневнев. – Я же вирус усовершенствовал. Теперь можно и патентовать. хотя я лучше не буду – предчувствия дурные.
– Угу. Кстати, я вот так и не понял, почему зомби с «Урана» на людей нападали.
– Ну как. – озадачился Святогневнев. – Разум отмирает, остаются только самые примитивные инстинкты – стремление утолить голод, больше ничего.
– Да, мне это объяснял профессор. эм-м. Зайцев, что ли?
– Зайцева у нас на базе не было. Барсуков, может?
– Угу, точно, – вспомнил я. – Только это лажа какая-то, по-моему.
– Почему?
– Потому что человек так-то не хищный зверь.
Вон, другие приматы разве на кого-то нападают? Ну ипри чем тут самые примитивные инстинкты?
– Хм, а ведь логично.
– И даже если б не так – каннибализм тоже в инстинктах особо не заложен. Бывает, конечно, что одна обезьяна другую убьет и сожрет, но это же у них за стремак считается, нет?
– Я микробиолог, я в обезьянах как-то не очень, – промямлил Святогневнев. – Может, дело не в инстинктах, а в самом вирусе. Может, это он пытается так распространяться.
– Хочешь сказать, он разумный?
– Да ничего я не хочу сказать. Не знаю. Этот проект вообще не следовало начинать – он с самого начала мутный был какой-то.
– А чего ж начали?
– Так интересно же было, что получится. Мы ведь все-таки ученые.
– Угу, – согласился я. – Вот с этого часто и начинается апокалипсис – с того, что кто-то чересчур ученый скажет «а интересно, что получится». Ты уж мне поверь, я в других мирах такое видел.
