— Пока никаких новостей. Похоже, его след затерялся где-то в том мире. Я слышал, ты подружилась с оборотнями. Как тебе понравился Мешфен?
— Прекрасно, но…
Я замечаю, как из глаз Ренаты исчезает радость, а лицо становится грустным и обиженным. Поверить не могу! Что могло произойти с Рен-Атар в землях оборотней?! Да я слышал, что они ее там на руках носили!
И тут до меня доходит. Я не могу сдерживаться и начинаю хохотать. Рената обижено смотрит на меня.
— Полагаю, девочка, ты познакомилась с леди Рисс.
Она вздыхает и кивает.
— Да, не повезло тебе! Убойный эффект, не правда ли?
— Ужас! Такой убогой я себя даже в своем мире не чувствовала.
— Не расстраивайся. Не ты первая, не ты последняя. Она на всех производит такое впечатление. Еще ни одна красавица не смогла с ней конкурировать. Но, я надеюсь, она ничем тебя не обидела?
— Нет, что ты. Она была сама любезность. Только от этого не легче.
— Прими, как данность. Леди Рисс — это леди Рисс. Она такая одна.
— Вообще-то она и вправду была очень мила и внимательно ко мне. Но это не помешало мне чувствовать себя грязью у нее под ногами.
— Это своеобразная магия кошек-оборотней. А леди Рисс к тому же действительно очень красива.
— Пожалуй, если это магия, я могу утешиться, — задумчиво произносит Рената.
— Вот именно. И добавь к этому, что твоя магия намного сильней. Знаешь, что, девочка, — мне очень хочется поскорей отвлечь Ренату от грустных мыслей, и я пользуюсь моментом, — пойдем-ка, я покажу тебе волшебное зеркало. Может, ты сможешь что-то рассказать мне о его магии. Она ведь из того мира, где ты жила.
— Конечно! — она тут же вскакивает, едва не опрокидывая свой бокал.
Обожаю в ней эту порывистость и готовность помочь. Мне немножко стыдно эксплуатировать эти качества, но кроме нее мне не к кому обратиться. Она — не только Рен-Атар. Она еще и единственный эксперт по тому миру здесь, в нашем.
Я открываю перед ней дверь, и мы выходим в коридор.
— Вообще, Рената, даже учитывая твою занятость, я все же хочу попросить тебя уделять немного своего внимания Библиотеке. Ты единственная в своем роде.
— Ой, да, мне это уже говорили. Конечно, Гектор, я помогу.
— Говорили? Кто?
— Эльф. Энгион. Представляешь, я встретила его в Мешфене. А мне говорили, что эльфы и оборотни сейчас конфликтуют.
— Но ты ведь не добралась до Сентанена, — усмехаюсь я, — А зная Энгиона, подозреваю, он просто не смог ждать пока такая диковинка, как ты, явится к нему сама.
— Ты знаешь Энгиона?
— Он — бывший смотритель Библиотеки и мой учитель.
— Учитель? — глаза Ренаты округляются.
— Рената, Рената… Понимаю, глядя на юное лицо Энгиона в это трудно поверить, но он — эльф, и ему больше пятисот лет.
— С ума сойти! Никак к этому не привыкну.
— К тому, что эльфы так долго живут и не стареют?
— Не только. К тому, что я доживу до пятисот. К тому, что тебе — девяносто.
— Я же всего лишь человек.
— Да, но выглядишь ты вдвое моложе своего возраста и сам говорил, что у тебя в запасе еще лет 20–30. А леди Рисс — вообще одно сплошное расстройство.
— Ну, мы вроде решили, что тебе не стоит из-за нее расстраиваться.
— Да, конечно, но ей же больше двухсот!!!
— Когда тебе будет двести лет, Рената, у твоих ног будет весь народ гномов, а не только малая его часть, привлеченная твоим громким именем и титулом.
— Вот ты и попался, Гектор, — хихикает девушка, — Всего лишь народ гномов. А от красоты леди Рисс впадают в ступор не только оборотни. Я сама видела, какими глазами смотрел на нее Энгион. Даже эльф попал под ее магию!
— Во всем есть своя прелесть, девочка. Если тебя это утешит, ты нравишься мне гораздо больше, чем прекрасная леди Рисс. Хотя, смотреть на нее действительно приятно.
Мы уже сворачиваем в коридор, ведущий к зеркалу, когда у меня по спине пробегает холодок. Кто-то только что проник в Библиотеку. Но не обычным путем, и поэтому я не могу разобрать, кто именно. Я не успеваю осмыслить это новое ощущение, как из глубины коридора, со стороны вернисажа, раздается странный шум. Рената хочет что-то сказать, но я прижимаю палец к губам. Тогда девушка тоже прислушивается. То, что я услышал вначале, было похоже на звук падения тела. Теперь раздается стон. Потом — шорох и снова звук удара. Словно кто-то пытается подняться и не может. Кто-то раненый. Мы переглядываемся и, не сговариваясь, бросаемся за поворот.
— Ох, ни фига себе! Вот уж точно, помяни собаку… то есть кошку!
Эмоциональное восклицание Ренаты даже в малой степени не отражает моего потрясения.
Прямо около своего портрета, в том же парадном платье, что и на изображении, цепляясь за стену, пытается встать леди Рисс. Я не вижу на ней никаких повреждений, но глаза ее совершенно безумны.
Я поднимаю ее на руки и, сделав знак Ренате следовать за мной, несу в свои апартаменты.
— Гектор? Я в Библиотеке? — шепчет кошка, а потом теряет сознание.
— Что тебя смущает, Гектор? — спрашивает меня Рената минут через десять.
Леди Рисс покоится на моем диване, как когда-то здесь лежала сама Рен-Атар.
— Ее платье, — честно отвечаю я.
— Платье?
— Вот именно. Это же леди Рисс. Я ни за что не поверю, что она могла выйти из дому второй раз в одном и том же платье. Тем более, ставшем столь известным, благодаря портрету.
— Для нее это так важно? — задумчиво спрашивает девушка.
— Очень. Это одно из неписаных правил этикета. Не могла она его второй раз одеть.
— Я и не одевала, — доносится с дивана, и мы оборачиваемся, — Я не одевала это платье сегодня, Гектор. На мне был костюм охотницы. Я в Библиотеке?
— Да, мадам, — я кланяюсь, — Как вы себя чувствуете?
— Странно. У меня ничего не болит.
— А должно? — удивляется Рената.
— Думаю, да, раз меня убили.
— Убили?!!! — не знаю, кто из нас восклицает громче.
— Похоже, что так. Стрелой, в спину. Думаю даже, серебряной стрелой, чтобы предотвратить трансформацию. Я ведь, кажется, действительно умерла.
— О чем вы, миледи? Вы же здесь!
— Вот именно. Ты еще не понял, Гектор? — она пристально смотрит то на меня, то на Ренату, потом обращается непосредственно к девушке, — Я очень надеюсь на вашу скромность, Рен-Атар. То, что произошло здесь сегодня должно пока оставаться в тайне.
— Еще бы я поняла, что здесь произошло, — фыркает Рената.
— А ты, Гектор? Ты понял?
— Я бы предпочел получить объяснения, миледи, — догадки, возникающие у меня в голове, слишком маловероятны и вселяют слишком большие надежды. Я боюсь сам их озвучить.
