Овель дрожала всем телом. Эгин аккуратно поставил ее на ноги. На крыльцо ― не дождетесь, а вот на ноги ― пожалуйста. Меч выпорхнул из ножен Атена оке Гонаута. Овель закусила нижнюю губу и, кажется, приготовилась реветь опять. Но Эгину было не до этого.
Два пса. При псах ― трое: Это явно те, которые шли за Овель по внешнему, мощенному камнем Желтому Кольцу. Собачки привели их куда следует. Они наверняка ворвались в дом, обнаружили валяющегося скрюченного пьяницу сторожа и распахнутую настежь дверь черного хода. А может, он уже оклемался и успел сообщить им, что беглянка не одна. Разумеется, они решили, что догнать Овель будет легче, если идти по мостовой, а не плыть сквозь нечистоты. Они узнали направление движения, обогнали их, а теперь ― не важно уж как ― прошли сквозь дом. Может, слуг перебили, а может, он тоже, Хуммер его раздери, «сдается».
– Я не стану разговаривать с вами иначе как на языке стали, пока вы не представитесь, милостивые гиазиры, ― бесстрастно отвечал Эгин, приглядывая пути возможного отступления.
– Милостивые гиазиры! Видал, как загибает! ― заржал один из трех, самый представительный и рослый. ― А не пошел бы ты в пень, такой благородный!
Эгин молчал. Когда против тебя трое, лезть на рожон не рекомендуется. Пусть сначала кто-то из троих допустит промах.
– Я же вам говорила, Атен оке… Атен оке… Я же вас просила, Аген, то есть предупреждала, ― зашептала Овель, складывая руки замком. ― Они выиграли. И я им буду как бы приз. А вы ― уходите.
Точеный носик Овель покраснел, и это было заметно даже в темноте. А глаза ― о да, милостивые гиази-ры, то были глаза жертвенного ягненка. Эгин заложил черную прядь Овель за ее изящное ушко. Улыбнулся ей и, к собственному глубочайшему, хотя и неосознанному в тот момент удивлению, ответил:
– Еще не ясно, кто выиграл, Овель. Может быть, приз достанется мне?
Сказал и подивился собственной наглости. Сыпать двусмысленностями с незамужней родней Сиятельного князя? Норо оке Шин, пожалуй, лишь пожал бы плечами, узнай он об этом.
– Ну чо, нашептались? ― рослый детина в высоких сапогах решительно шагнул в грязь, обнажая меч.
Что ж, первый шаг был сделан. Эгин мягко оттолкнул Овель к стене, ограждавшей кольцо сзади, и вдохнул полной грудью. Трое и две собаки. Это плохо. Но не безнадежно.
– А вы чего стали, сюда! ― скомандовал рослый, обернувшись к своим товарищам.
Те последовали за ним. Похоже, о честном поединке речь вообще не идет. Впрочем, странно, если бы было иначе. Псы безропотно последовали за хозяевами. «Воспитанные», ― в сердцах выругался Эгин.
– Ты чего, благородный? Давно не получал, что ли? ― голос зачинщика был низким, с легкой хрипотцой. ― Захотелось прадедушку проведать на том свете? ― продолжал он, пока его ребята подтягивались к Эгину с боков.
Было видно, что решимость Эгина защищать Овель кажется всем троим странной.
«Он из Иноземного Дома», ― спустившись на полтона ниже, сообщил рослому тот, его товарищ, в охотничьей шапке.
– Да хоть из свиты Сиятельной Сайлы! ― заржал рослый.
«Интересное дело, ― подумал Эгин. ― Эти ребята одеты, как штатские, а хамят, словно гвардейцы Сиятельного князя. Разгуливают по Пиннарину с псами, словно высшие чины Внутренней Службы, и оскорбляют чиновника Иноземного Дома. По виду ― наемники из северян, по речи ― из Урталаргиса».
– Разве вам не известно, какие влиятельные родственники у этой девочки, которую вы сейчас пытаетесь прибрать к рукам? ― не оставляя надежды уладить дело миром, поинтересовался Эгин.
– Знаем, знаем! У нее о-очень влиятельные родственники, ― снова заржал тот, что был за главного.
– Особенно дядя! ― вклинился стоявший поодаль, тот, что придерживал псов.
– Они-то нас и послали, господин хороший, так что дела твои швах, ― авторитетно добавил третий, обнажая свой короткий и широкий меч.
Случилось то, чего Эгин давно ожидал, ― Овель разревелась. Видимо, упоминание о родственниках действовало ей на нервы похлеще любых сколопендр, ползающих по спине, и гадюк, обнимающих шею холодным чешуйчатым воротником.
– Короче… ― но рослый не успел договорить, потому что Эгин, метнувшись, словно молния, в глубоком выпаде, всадил меч ему прямо в живот, который, к счастью, не был защищен даже дрянной кольчугой. Всадил на половину длины лезвия. И тут же начал обратное движение. Трюк опасный, но иногда крайне эффективный.
Остатки хмеля слетели с Эгина в тот же миг. Ают-ское, истерика Иланафа, философствования Онни и даже милые влажные губки Овель ― все это уже не существовало для него. Оставались только двое вооруженных мужчин и два свирепых пса, воспитанность которых может обратиться нападением в любой момент.
Так же стремительно Эгин извлек меч из раны и отскочил на два шага назад. К стене. К Овель. От неожиданности она даже перестала всхлипывать столь отчаянно. Рослый заскулил, скрючился, ухватился за рану и упал на спину, в помои. Наконец-то он осознал, что с ним произошло. Осознал, когда повалился спиной в нечистоты, покрывшие его с головой. И ослиная моча вкупе с кухонными отбросами, грязь вперемешку с теплыми каплями ночного дождя были ему саваном. Если такие, как он, вообще заслуживают савана.
Внезапность ― половина победы. Все это верно. Но всякий знает, что, взяв врасплох одного врага, ты вынуждаешь оставшихся на удвоенную осторожность и жестокость.
– Спускай, Ракку, ― бросил товарищу второй, тот, что разглагольствовал о дяде Овель, отступая. Похоже, таланты писаки вершить суд жизни и смерти не подлежали теперь сомнению, и он просто струсил. Меч, однако же, прятать не спешил.
Псарь что-то шепнул своим питомцам, и те, не издав ни единого звука, бросились на Эгина под одобрительное улюлюканье обоих провожатых. Обе твари были кобелями. Черными, с обрезанными ушами и хвостами. Поджарыми, мускулистыми, сильными, откормленными. Эгин не очень хорошо разбирался в псах, потому что терпеть их не мог, но даже его знаний было достаточно для того, чтобы понять ― они обучены держаться до последнего, нападать на вооруженного человека, останавливать бегущих и ударом лап вышибать из седла всадника.
При Эгине был только меч. Причем так называемый «салонный меч». Кто бы мог подумать, что вечеринка у Иланафа будет иметь столь неожиданное продолжение? Как и всякий салонный меч, клинок Эгина был тонок, слегка искривлен и имел очень длинную рукоять с избыточно декорированной гардой. Для того чтобы давать отпор псам, хорошо бы располагать чем-то более длинным и более увесистым.
Самое лучшее отступать к стене, когда обе собаки присели для прыжка, предварительно изучив характер обороны Эгина. Одна из них обязательно погибнет. Но зато другая обязательно достанет Эгина, Меч которого будет все еще вонзен в тело первой.
