Бэн вздохнул:
‑ Думаю, ты права. Я заметил, что загорались обе стороны здания, по всей его длине. Это выглядело просто неправильно.
‑ А были другие подозрительные пожары недавно? ‑ спросила Даджа.
Бэн криво усмехнулся:
‑ Нет. Пару месяцев назад мы потеряли склад, но ничего подозрительного там не было. И всё лето у нас не было больших пожаров, а это худший сезон.
Он покачал головой:
‑ Я слышал, как некоторые глупцы утверждают, будто мы сделали город настолько пожаробезопасным, что духи огня нас покинули.
Даджа поморщилась:
‑ Люди в основном не очень умные, так ведь?
‑ Некоторые умны, ‑ напомнил ей Бэн. ‑ Кто-то же создал этот пожар, как художники создают картины.
‑ Ты имеешь представление о том, кто это сделал? ‑ захотела узнать Даджа. ‑ Какое чудовище могло сжечь девушку заживо?
Бэн дёрнулся:
‑ Пожалуйста, не говори такого, ‑ попросил он. ‑ Мы слишком близко подошли к черте вчера. Если бы не появилась ты…
‑ Ты бы нашёл способ, ‑ перебила его Даджа. ‑ Я знаю, что нашёл бы.
‑ Польщён, но ты меня переоцениваешь, ‑ сказал ей Бэн. ‑ Ты видела, как кто-нибудь… странный… наблюдал за пожаром?
На этот раз настал черёд Даджи криво ухмыляться:
‑ Я тут недостаточно долго, чтобы знать, что нормально, а что — нет, ‑ призналась она. ‑ Так что, мне доложить об этом в магистрат? Сказать им, что пожар был устроен намеренно?
‑ Я сам им скажу, ‑ ответил Бэн. ‑ Они могут нанести визит в Дом Банканор, чтобы расспросить тебя о подробностях, но я в этом сомневаюсь. Маги магистрата предпочитают полагаться на заклинания больше, чем на слова и мысли простых смертных.
Он вздохнул:
‑ Я попробую раскопать что-нибудь, сам порасспрошу людей. К счастью, я хорошо знаю Остров Базниуз. Мы там жили с моей… моей семьёй.
Даджа опустила взгляд. Она хотела сказать что-то подобающее, что-то, что не разбередит тягостные чувства в этом мужчине, которым она восхищалась. В конце концов ей в голову пришла лишь банальность:
‑ Соболезную твоей потере. Я слышала, что так ты и начал учиться.
Бэн взял с рабочего стола маленький овальный портрет и показал Дадже.
‑ Кофри́на — моя жена, ‑ объяснил он, когда Даджа взяла портрет.
На нём была изображена неброской красоты молодая женщина с тёмными глазами и робкой улыбкой.
‑ Не проходит и дня, когда я не тоскую по ней и нашим детям.
Он отвёл взгляд.
‑ Мне жаль, ‑ сказала Даджа, ставя портрет обратно ему на стол. ‑ Я не хотела…
‑ Вообще-то, я рад, что ты её упомянула, ‑ сказал он. ‑ Никто не говорит со мной о ней или о малышах. Я…
Дверь распахнулась без стука. Даджа повернулась, чтобы взглянуть на вошедшую женщину с твёрдым лицом, ростом в пять футов и пять дюймов. Она была одета в простое нижнее платье из кремового цвета шерсти, на которой не было ни стежка вышивки. Её верхнее платье было из коричневой шерсти с чёрной плетёной каймой по подолу, воротнику и обшлагах рукавов, и застёгивалось простыми чёрными пуговицами. Её вуаль была из кремового цвета льняной ткани, и приколотая к вуали круглая шляпа была такой же коричневой и невзрачной, как и её платье. Вуаль и шляпа закрывали её волосы, которые осветляли, согласно наморнскому стилю, так часто, что они стали похожи на солому. У неё было твёрдое, строгое лицо с морщинами по углам широкого неулыбчивого рта и короткого носа. Крошечные зрачки, никогда не расширявшиеся, находились в центре её бледных серо-зелёных глаз.
Энергичный, напряжённый Бэн, с которым всё это время говорила Даджа, исчез. Его место занял крупный, неуклюжий мужчина, с телом, которое было таким же одеревеневшим, как и его голос, которым он произнёс:
‑ Матушка. Позволь мне представить Вимэйси Даджу Кисубо. Даджа, это моя мать, Равви Моррачэ́йн Ладрадун.
Моррачэйн посмотрела на Даджу и хмыкнула, будто она не верила, что Даджа была достойна титула мага.
‑ Доброе утро, Вимэйси. Я бы хотела поговорить с моим сыном.
Она повернулась было к двери, затем помедлила и снова посмотрела на Даджу:
‑ Это же вы проживаете у Банканоров?
Даджа, которой не понравилось хмыканье Моррачэйн, лишь легко кивнула в знак согласия.
Губы Моррачэйн зашевелились: кончики поднялись; морщины по обе стороны рта стали глубже. Даджа не сразу осознала, что Моррачэйн улыбалась. Ещё несколько мгновений она гадала, что Моррачэйн была за человеком, если улыбка смотрелась на её лице такой чужой.
‑ То есть, вы живёте с моими юными друзьями Ниамарой и Джоралити. Соблаговолите передать им приветствия от меня.
Даджа снова кивнула. То, что ей нравились друзья Даджи, засчитывалось в пользу женщины, но это не могло заставить Даджу забыть то, как её появление изменило Бэна.
‑ Не были бы вы столь любезны, чтобы передать им, что я нашла ту книгу с узорами для кружев, о которой я им говорила? ‑ спросила мать Бэна. ‑ Они просили её посмотреть.
‑ Да, конечно, ‑ ответила Даджа.
Улыбка Моррачэйн, или по крайней мере её подобие, испарилась.
‑ Бэннат, ‑ приказала она, и вышла.
Бэн посмотрел на Даджу, на его широких щеках от смущения проступили красные пятна.
‑ Извини меня, пожалуйста, ‑ сказал он, и последовал за матерью, закрыв за собой дверь.
Дверь приоткрылась на дюйм, позволив Дадже услышать их разговор.
Бэн тихо сказал:
‑ Матушка, это было грубо.
‑ Почему ты здесь? ‑ потребовала Моррачэйн.
Её похоже не беспокоило, что кто-то мог её услышать.
‑ Ты растратил почти три дня на этот вздор. Несомненно, наши клерки без зазрения совести нас обворовывают, пока ты болтаешь с этой южной девкой.
‑ Матушка, Даджа — маг, и заслуживает уважения!
Бэн всё ещё говорил тихо.
‑ Только из-за того, что она спит с этим её «наставником», я уверена. Те, кто владеет магией, лишены нравственности. Я был никогда и близко не подпустила моих дочерей к таким людям, в отличие от Коула и Матази. И тебе тоже не стоит с ней бездельничать.
Даджа ощутила себя подобно узлу смущения, завязанному вокруг комка ярости. Будучи Торговкой, она привыкла к ненависти каков не-Торговцев. В те дни, как и все Торговцы, она твердила себе, что это просто было проявлением зависти низших народов. Теперь она больше так не думала о не-Торговцах, хотя для Моррачэйн Ладрадун она сделала бы исключение.
Она подошла к окну, чтобы увеличить расстояние между собой и дверью, пока Моррачэйн продолжала отчитывать Бэна. «Полгорода считает его вторым по значимости чудом, после оконного стекла», ‑ подумала Даджа. «А эта сушёная вобла обращается с ним как с идиотом. Как она может не видеть, насколько он хорош?»
