Нет, сейчас, конечно, мне бревно не преграда; но состояние похожее. И предплечья ноют – опять отбил об Тролля. Завтра в калейдоскоп играть буду: сперва посинею, затем пожелтею. Кр-расота! Вот сейчас еще выйдем к остановке, возьмем по бутылке пива, сами себя осудим за потакание низменным страстям…
– Пивка возьмем? – Олег поравнялся со мной.
Смотри-ка, хромать начал! Вспомнил… ладно, шучу.
– Это только у дураков мысли сходятся или у соавторов – тоже? – ухмыляюсь я.
– Оно, конечно, пиво после тренировки…
– Нехорошо, – заканчиваю я мудрую мысль.
– Но если душа просит, а на дворе воскресенье, то уже…
– Гораздо лучше, – заканчиваю я вторую мудрую мысль.
– И всего по одной…
– «Монастырского темного». – Третья мысль мне кажется гораздо мудрее предыдущих.
– Или «Княже». Если будет.
– Угу.
Одно время я предпочитал «Гессер», да и сейчас его люблю, в отличие от популярного в иных кругах «Гиннеса». Но в последние полгода наш Роганский завод стал варить пиво ничуть не хуже, и к тому же – вдвое дешевле.
Патриот я или где?!
Группа растянулась по просеке двумя муравьиными цепочками: посередине до сих пор блестели лужи, и все старались идти по обочине.
У остановки народ, прощаясь, стал расползаться в разные стороны – кто на троллейбус, кто на автобус, а кто и вообще рядом живет. К нам с Олегом пристроился Ленчик, однако пива брать не стал – купил бутылку минералки.
Троллейбусов долго не было, но мы никуда не спешили: болтая о пустяках, опустошили бутылки, сдали их терпеливым бабуськам-мешочницам, а потом я достал сигарету.
– Ну что, включаем ускоритель?
– Включай.
Я закурил. Минздрав предупреждает: это называется «умелое использование закона подлости в корыстных целях». Ведь общеизвестно, что, стоит тебе закурить, – мигом появится долгожданный транспорт. И точно! Не успел я сделать и пяти затяжек, как к остановке подкатил рогатый. (Помню, кто-то шутил: дескать, слово «троллейбус» произошло от слова «тролль», которое в переводе на русский означает «черт с рогами».)
Двери распахнулись, троллейбус изверг наружу часть плохо переваренного содержимого и вознамерился было поскорее удрать – но мы втроем успели-таки втиснуться внутрь, угодив в привычный живой пресс.
Через пару остановок полегчало, а Олег вдруг тронул меня за плечо и указал подбородком в сторону передней двери. Вначале я не понял, но почти сразу машину тряхнуло, и я увидел у кабины водителя знакомую лысину в обрамлении редкой седеющей поросли.
Монах.
А рядом, кажется, та самая длинномерная девица с поляны; хотя со спины толком не разобрать.
– Тебе еще хочется подойти? А, Димыч?
– Ну…
В общем-то Олег прав: говорить с Монахом особо не о чем. «Привет – привет». Ну, еще пару фраз. И все равно мы стали пробираться к передней двери.
Троллейбус подходил к очередной остановке, когда Монаха качнуло, крутанув волчком. Первым он увидел Олега, да и нас с Ленчиком наверняка заметил.
– Привет, Володя! – Олег махнул ему рукой.
Однако вместо ответного приветствия Монах резко отвернулся, шепнул что-то на ухо своей дылде (для этого ему пришлось привстать на цыпочки) – и оба они спешно начали толкаться, выкрикивая:
– Вы сейчас выходите? А вы?!
Впору затылок почесать. Куда это он ломанулся?
– Володь, да подожди ты! На пару слов…
Монах даже не обернулся. Вместо этого он неуклюже пнул в бок толстую бабу, вставшую со своей кошелкой в проходе, словно триста спартанцев в Фермопилах. И грянул классический троллейбусный скандал! Баба попалась горластая, доведя до сведения пассажиров много новых фактов из жизни «лысого ракла». Но тут двери наконец распахнулись, и потный Монах с девицей кубарем вывалились на улицу, чуть не сбросив с подножки еще двоих человек, не ожидавших от нашей парочки подобного натиска.
Мы по инерции выскочили следом, опоздав буквально на минуту.
Никого.
В смысле, ни Монаха, ни его спутницы.
Совсем рядом начинался однообразный лабиринт пятиэтажных «хрущоб», и затеряться в нем было проще простого. Ну не играть же нам в «казаков-разбойников»!
Позади раздалось сдавленное сипение. Мы разом обернулись – и едва успели подхватить под руки сухонького старичка в драповом пальто и антикварной шляпе из фетра. Этот старичок как раз стоял в дверях, когда Монах с подругой ломились к выходу.
Бедняга задыхался, перхал, лицо его пошло багровыми пятнами, и всем нам сразу стало ясно, что дело плохо. Я затравленно огляделся в поисках ближайшего телефона-автомата. Есть! Вон, у ларька, на углу. Только бы работал! Карточка… Тьфу, «03» ведь бесплатно!
– Олег, я к телефону, «Скорую» вызывать.
– Да, беги.
Бегу, словно за мной гонятся. Добегаю. Срываю трубку. Похоронной музыкой в ухо ползут короткие гудки. Остервенело дергаю рычаг. Есть! Длинный!
– Приезжайте скорее! Тут человеку плохо! Задыхается. Кажется, с сердцем что-то… или астма. Что? Остановка Отакара Яроша, как ехать с Павлова Поля в центр… Да, троллейбусная остановка, на перекрестке!.. Выезжаете? Спасибо…
Ну, даст бог, успеют.
Оборачиваюсь – и вижу, как тормозит наш троллейбус, тормозит с визгом, со скрежетом, едва отойдя от остановки; и из открывшейся передней двери кого-то выносят. Еще одного… одну. Та самая толстуха, что костерила Монаха на весь салон. И еще…
Бегу обратно.
Пострадавших было четверо. Старик, которого мы успели подхватить, тетка с кошелкой, молоденький курсант с оттопыренными ушами и мальчик лет семи-восьми. Совсем как Димкин сын.
Курсанта все время тошнило, и поначалу мы решили, что он попросту пьян. Но спиртным от лопоухого не пахло, парень зеленел на глазах, пытаясь принять цвет собственной формы, и ноги отказывались держать хозяина. Его усадили на обшарпанную скамейку, и теперь курсант глубоко, жадно дышал, прикрыв глаза и откинувшись на спинку. Авось отдышится.
Все остальные были без сознания. Над мальчиком взахлеб рыдала молодая женщина, размазывая по щекам потекшую тушь.
– Алешенька, Алешенька, очнись! Да что же это?! – всхлипывая, причитала она.
– Отравились небось? – переговаривались мужики в рабочих спецовках, дымя «Ватрой». – Грибами, ясное дело! Сейчас все грибами травятся, после Чернобыля…
Это они вытащили пострадавших из салона наружу.
– Вряд ли, Петрович. Может, эта… эпидемия какая?
– Блин, не подхватить бы! Меня супружница живым закопает…
Никаких других мыслей, кроме отравления или эпидемии, мне тоже в голову не приходило. А зря. Что ж это получается, братцы?! В течение двух минут три человека практически одновременно выпадают в осадок, а четвертый – едва не выпадает! Не слишком ли для эпидемии?! А если они отравились, к примеру, какой-то дрянью прямо в салоне – то почему только эти везунчики, а не все поголовно?
