Он порозовел от удовольствия, глаза стали довольными и просто масляными, уже и забыл, что звал меня в дом, упивается похвалой, а рыцари одобрительно шумят и что-то выкрикивают.
– Гм… да, – согласился он скромно, – выучка у них… да… И послал я вперед достойных рыцарей, чтобы сообщить…
– Вся армия возликовала, – сообщил я. – Даже ночью не ложились, а плясали у костров! А военачальники все так и рвутся под вашу руку. Я просто не поверил своим ушам, когда граф Ришар, приняв ваших рыцарей, сэра Феофана и сэра Бовмана, вздохнул и сказал, что для него честь находиться под командованием такого великого человека, как вы, ваша светлость!
Он улыбался все шире, но в какой-то миг в глазах мелькнуло сомнение, проговорил медленно:
– Так и сказал? Тот самый граф Ришар, герой блистательных побед при Олбени, Гастирксе, у Черной Речки, Проливе и прочих войнах, где он отличился где с малым отрядом, где с большими массами войск?
– Он, – подтвердил я с готовностью. – Граф – настоящий рыцарь. Он уступает вам славу полководца, ведущего победоносную войну с варварами Гандерсгейма! Для графа важнее победа над противником, чем личные амбиции. За эти редкие и столь ценные качества его так чтут и так уважают как в Армландии, Турнедо, Фоссано и даже в Шателлене! А теперь, естественно, еще и в Сен-Мари.
Рыцари восторженно шумели, а герцог проговорил медленно:
– Да, очень самоотверженный человек. Просто редких душевных качеств.
Я кивнул.
– Согласен. Он объявил всем, что вы привели, судя по прибывшим рыцарям, самую лучшую армию! Да и я рассказал о рыцарях Ундерлендов немало, как вы понимаете… Потому граф Ришар уговорил меня передать все объединенные войска под ваше управление, дорогой герцог. Отныне все будут знать, что покоритель Гандерсгейма – вы, дорогой герцог Ульрих!
Рыцари заорали восторженно, крик поднялся такой, что отовсюду в нашу сторону сбегались люди, выхватывая из ножен мечи. Герцог продолжал улыбаться, только улыбка постепенно застывала, на лице отразилось глубокое раздумье и сильнейшее колебание.
Я ждал, затаив дыхание, наконец он выпрямился, глаза сверкнули дьявольской гордостью.
– Нет!.. – произнес он громко и величественно. – Я предпочту, чтобы все знали и говорили, что именно я отказался от предложенной мне чести, ибо мое достоинство не позволяет перехватывать славу столь именитого полководца, как граф Ришар! Более того, я настолько чту общее благо, что отдаю все свое войско под полное командование графа Ришара! В моем войске множество знатнейших рыцарей столь древних родов, перед которыми даже длинная родословная Его Величества выглядит до смешного короткой и бедной на имена… и я хочу, чтобы мой пример, о котором будут говорить здесь и в Ундерлендах…
– …и сложат баллады, – вставил я быстро. – Менестрели обожают великодушные порывы!
Он кивнул, донельзя гордый, продолжил так же важно:
– Чтобы мой поступок послужил им достойным примером! Нам всем следует забыть о знатности рода ради величия церкви и внедрения христианской веры в дикие языческие земли! Все мы – рыцари церкви, вот что нужно нам помнить!
Я вскрикнул, в глазах слезы восторга, с жаром обнял герцога.
– Дорогой Ульрих!.. Простите, это я от волнения… Я просто не нахожу слов! Это ваше решение будет настоящим потрясением для всех, кто ожидал перехода руководства войсками к вам, и примером на долгие годы… да что на годы – на века!.. От этом сегодня же будут говорить с восторгом, а завтра начнут сочинять песни, легенды, баллады, стансы, сирвенты, поэмы…
Сэр Витерлих, что давно и открыто улыбался мне, протолкался ближе, веселый и уже с запахом вина.
– А не отметить ли это великое событие пиром? Пусть запомнят все!.. И пусть менестрелей тоже угостят на славу, у них строчки будут складываться быстрее!
Назад я несся подобно быстрокрылому птеродактилю, хотя и на арбогастре. Ветер ревет и воет в ушах, мы были уже на полпути, когда я придержал Зайчика и начал вертеть головой по сторонам.
Пес вернулся и уставился на меня ожидающими глазами.
– Слишком быстро возвращаемся, – объяснил я обоим серьезно. – Вон там вроде бы постоялый двор… Перекусим, переведем дух, обдумаем новые хитрости!
Бобик все понял, развернулся и ринулся в сторону далекого домика в окружении роскошного сада. Деревья такие высокие, что видна только крыша, хотя дом двухэтажный, если не трех.
Ворота распахнуты, я въехал шагом, двое расторопных слуг бросились перехватывать повод, я великодушно бросил им серебряную монету, чем удивил несказанно, еще не пришло время таких поощрений, а сам соскочил на землю и направился ко входу в главное здание, откуда вкусно несет жареным мясом, луковой похлебкой и вареной бараниной.
В двух шагах от крыльца вяло общаются четверо мужиков, двое в порванных рубахах, у одного лиловый кровоподтек под глазом, тоскливо поглядывают по сторонам, морщатся, когда смотрят на яркий свет, видно, что у каждого голова трещит после вчерашнего…
Их опасливо обходят сторонкой, а еще опускают взгляды, а то ж это вызов, тут же можно схлопотать.
Я, естественно, пошел по прямой, грузный и величавый, как слон. Один нарочито выдвинулся, чтобы я его задел плечом. Я с удовольствием, настроение хорошее, выполнил его желание, да так, что его отшвырнуло на кучку дружков.
Те сразу оживились, подтянулись и помолодели. Похмелье временно отступило, один из группы, широкий и массивный чернобородый здоровяк круто развернулся ко мне, кулаки немедленно сжались так, что побелели костяшки.
– А, – проревел он, – ты так?
Я сказал нетерпеливо:
– Слушай, дурак. Хочешь получить в морду, давай без лишних слов. А то они у тебя такие… скучные.
Он даже отшатнулся в удивлении. Дружки смотрели на меня, разинув рот, как на дурачка.
– Ты не понял? – проревел чернобородый. – Нас четверо!
Я небрежно отмахнулся.
– Позови еще шестерых, чтобы наши силы сравнялись.
Он заорал:
– Да ты хоть знаешь, кто я такой?
– Знаю, – ответил я. – Дурак, который лижет землю.
Он вскрикнул:
– Что-о?
Я с превеликим удовольствием врезал ему в морду. Он рухнул, перевернулся лицом вниз, из разбитого рта потекла кровь. Испуганные и ошалелые собутыльники замерли, глядя на меня выпученными глазами. Для них все случилось чересчур быстро, без привычной ругани и соответствующего разогрева.
– Вот видите, – сказал я остальным, – лижет землю… Что он в ней нашел? Не дурак ли?
Один из его дружков пробормотал:
– Но…
– …Он самый сильный боец в этих краях, – весело досказал я за него. – Угадал?
Он ошалело уставился на меня круглыми глазами. Остальные тоже вытаращились испуганно, кто-то перекрестился, другие плевали через левое плечо и щупали амулеты.
