— Оставь Амандена в покое. И меня тоже оставь в покое. Я иду своей дорогой. И она кончится там, где кончится. И к тебе это не имеет никакого отношения. А с Аманденом я разберусь сам.
Иргиаро, перекосившись от капитановых эманаций, потянул Альсарену Треверру назад, она сопротивлялась.
— Да погоди ты! Оставь меня! Герен! Что ты надумал? Это смахивает на… Нельзя этого делать! Нельзя! Нельзя!
Дошло до нас. А ведь вроде она невысокого роста, э? Мысль кругами бродила, не иначе. Или — туда-сюда, по "пустенькой головке" гуляла. Пока не зацепилась за что-нибудь.
Ульганар не стал ругаться. И вообще ничего говорить не стал. Просто повернулся и пошел в лес. А она, удерживаемая Иргиаро, вопила вслед бедолаге:
— Герен! Глупец! Самоубийца! Вернись! — бешено выкатила глаза на меня:- А ты что смотришь? Верни его! — отчаянно рванулась:- Пусти, дурак! Герен! Редда! Взять его!
Собака оглядела нас пристально и сурово, в пять прыжков нагнала Ульганара и четким, отработанным движением корпуса сбила в снег. Кудлатый кобелек кинулся на помощь. Ульганар поднялся, и тут же снова оказался на земле. И еще раз. И — еще.
— Отзови своих тварей! — зарычал капитан, безуспешно пытаясь отбиваться.
Выхватил меч.
Какое там…
Ай, собаки! Избавили подопечного от меча, ни разу ни куснув. Снова уронили и покатили по снегу к нам, не давая подняться. С головы Ульганара соскочил шлем. Ульганар невнятно рычал. Снег, небось, в рот набился…
— Он на смерть идет! — кричала Альсарена Треверра, — Неужели ты не понимаешь?
— Это — его выбор, — сказал я. — Это его право. Он — свободный человек. Это не наше дело, нравится нам такое положение или нет. Ему жить нечем, можешь ты понять? Не без моей помощи. И не без твоей, кстати, — помимо воли оскалился, — Последнее, что оставалось — рыцарская честь. Вон она, его рыцарская честь, — показал на трупы "хватов", — Заманил людей в засаду. Так что заткнись. И отзови собак.
— Ты — чертов язычник! — взвизгнула она, — То, что он затеял… Ты ведь лекарь! Целитель! Человек гибнет у тебя на глазах! Спаси его!
— Он… — пробормотал вдруг Иргиаро с совершенно ошарашенным видом, — тот человек… он… животное… Он… прекратил быть собой… потерял разум…
Ага. Ну, вот просто лучше некуда. Теперь на прогалине кувыркались, рыча, три зверя. И одним из них, самым разъяренным, был мой благородный драконид. Вернее, то, из-за чего он, не снимая, носит "доспех". Даже я могу позволить себе расслабиться, и не только в эрса — просто так, а он…
— Вы своего добились, — сказал я.
Альсарена Треверра, потрясенная, немо шевелила губами. Но опомнилась довольно быстро.
— Буйное помешательство. Стуро, его надо обездвижить. Он болен. Слышишь? Укуси его!
— Что? — черные глаза сделались абсолютно круглыми.
— Стуро! Его надо лечить! Пойдем! Скорее!
Пусть сунутся. Пусть он стукнет кого-нибудь из них. Тогда я смогу вмешаться, черт меня побери. Не нарушая право на выбор, а…
— Редда, Ун! Держите его! Крепче держите!
Собаки растянули Ульганара лицом вниз, фиксируя за предплечья. Знаем мы эту фиксацию, когда при движении подопечного собачьи зубы вминаются между лучевой и локтевой костью. А не двигаешься — все в порядке. Ни царапинки. Нижняя часть Ульганара пыталась извиваться, но получалось не очень хорошо.
Альсарена Треверра подбежала, бухнулась коленями в снег, Иргиаро упал на четвереньки с другой стороны от Ульганара. Она сдернула с головы и шеи пациента кольчужный капюшон…
Все произошло слишком быстро. Я, конечно, был готов…
Ни черта я не был готов.
Мощный рывок назад — затылком — в лицо ей.
Опрокинулась, заливая снег кровью.
На том же движении — выдрал левую руку из пасти кобеля Уна.
Сгреб Иргиаро за волосы, ткнул головой в снег.
Кровь.
Паника.
"Момент темноты".
Последствия.
Иргиаро. В мочало разорвана щека возле уха. Зубами драл? Зубами, больше нечем. Повезло парню. На два пальца бы пониже — и не было бы Иргиаро.
Руки трясутся. Тихо. Спокойно.
— А ты убери свой собачий нос.
Да, убери, а то зубы по одному выну.
— Сядь вон там и сиди. И ты тоже.
Остановил кровь.
Взгляд замороженный. Шок. Близкий контакт с объектом. Ладно.
Маленькая Марантина.
Без сознания. Это от боли. Губы — в кашу. Нос… не сломан. Но кровь идет. Ну-ну. Вот уже и все. Похлопал по щекам. Усадил, привалив спиной к Иргиаро.
Теперь — сам наш красавец…
Подстелив плащ, содрал с него все, кроме штанов и сапог. Так.
Чертов сын! Я же чуть не убил тебя, олух! Это вампир должен был тебя укусить. А ты что сотворил?.. Нет, живой. Только вот шишмарюга у него останется — будь здоров. Как же я тебе башку-то не проломил, Гер? Не думая ведь, бил, "момент темноты"… Везунчик ты у меня.
Ох, и везунчик!.. Оба предплечья… н-да-а… Нет, кости целы. Умницы собачки. Аккуратные. Так. Надо бы всю эту прелесть обработать, да и перевязать толком… Прежде всего — снять кольчугу. Пока он в себя не пришел. Впрочем, рубаху ему в мясо тоже вжевали. Что было, то и вжевали…
— Сущие! Что это тут у вас делается? Малыш! Ох, да как же…
Радвара-энна. Не утерпела все-таки. Не дождалась.
— Все в порядке, Радвара-энна, — улыбнулся я, и вдруг представил, как это выглядит со стороны.
Альсарена Треверра — в кровище. Иргиаро — в кровище. Ульганар — в кровище. И я сижу. Улыбаюсь. И собачки за спиной у меня — тоже сидят. Улыбаются или нет — не знаю, глаз на затылке у меня нету.
Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек
Белый на белом, прыжок — мягкий, беззвучный, как падение снежных хлопьев. Не вижу ничего конкретного, реагирую на движение тени — четкая, лиловая до черноты клякса мчится по белизне в мою сторону. Просто сияющая, ровная, почти отвесная плоскость склона выбросила мне навстречу свитое из снега щупальце.
Я слышу его. Ярость, неистовство, восторг. Добыча! Растерзать! Сожрать! Летящая мне в лицо белая лента расцветает темно-розовой пастью, усаженой ледяными иглами. Над и чуть позади розового цветка несется пара желтых опрокинутых полумесяцев с вертикальной прорезью зрачков. Ненавижу! Обожаю!
Это смерть твоя, трус, предатель, изгнанник. Твоя смерть на границе ледника, где воздух от мороза рассыпается, как хрустальное крошево, оставляя после себя абсолютную пустоту. Твоя смерть среди льда и снега, на предельной высоте, неотвратимая, белая, легкая. Ее дыхание накатывает порывом, свирепо-жгучее. Горячим влажным комом толкает в горло, туда, куда мгновение спустя вонзятся иглы клыков. Смерть идет к тебе, распахни объятия!
