Один пистолет я оставил. В этой аномальной зоне всего можно ожидать. Особенно от девицы, которая вместо того, чтобы помочь или на крайний случай сбежать буднично режет людей словно домашнюю скотину. И которую перед этим едва не угостили пеньковым галстуком.
Останавливается передо мной, я молчу, жду продолжения. Издалека я ошибся в возрасте девицы. Ей нет двадцати, лет шестнадцать максимум. В трущобах люди быстрее взрослеют. Если отмыть, причесать, покрасить и одеть по человечески получится очень эффектная красотка. Лохматая, в царапинах, лямку майки испачканной в крови, по пути сюда она стянула на плечо. Явно решила смутить пацана, было бы еще чем смущать. Со своим ростом, на взрослого никак не тяну, да и голос…
— Какой интересный мальчик, — она делает движения, которые, по ее представлению должны выглядеть привлекательно для мужского взгляда. Нет, конечно, не лишена задатков, присущих каждой женщине с рождения, но расти ей еще и расти в этом направлении, — и что забыл мальчик из приличной семьи в Сахаре.
Она желает движение головой, также призванное выглядеть эффектно. Полное впечатление, что я наблюдаю некачественно сделанную на коленке программу. Моя Симона со товарищи более естественно себя ведут, несмотря на то что им сутки от роду.
— А мама знает где ее мальчик играет? — в глазах … впервые не могу прочитать человека. Как прочитать мимику сумасшедшего?
— Мальчик попал в плохую компанию…
— Долго будешь кривляться? — измененным голосом спрашиваю я.
— О-о! Какой нетерпеливый!
Здесь, ничего полезного не узнаю. Единственный живой абориген в моем распоряжении страдает на голову.
— Проваливай, ты меня задерживаешь, — с этими словами я попытался ее обойти.
— О! Мальчик любит грубо! — с этими словами она направила к моей шее окровавленный тесак, — я мог…..
Лежа на земле с приставленным между шейными позвонками клинком она не прекращает говорить.
— Я поняла, мальчик не любит грубо, мальчик любит жестко.
Немного давлю, больно, но без крови.
— Где все?
Не стал дожидаться очередного упоминанияо мальчике и проехался кончиком шашки по болевым точкам. Рвущийся наружу крик я заблокировал. Знаю что очень больно. А нечего мне в шею остро отточенным железом тыкать.
Вновь пробегаюсь кончиком шашки по нужным точкам.
— Говорить готова?
— Да пошел ты…
— Не готова… — делаю вид, что начинаю акупунктуру заново.
— Готова, готова, буду говорить!
— Будешь дурочку, строить или будешь хорошей девочкой?
— Хорошей! — даже сейчас она пытается опять паясничать, но очень болезненный удар по самой большой мышце приводит ее в чувство, — спрашивай!
— Где люди, почему так пусто?
— Никто не придет!
— Дальше! Клещами из тебя тянуть надо? — новость, что прием гостей откладывается порадовала.
— Так война идет между Митяйскими и Смирновскими. Все по норам сидят. Дураков нет. — мне стала ясна причина пустых улиц. Кто такие Митяйские и Смирновсике пока не интересно, понятно, что местные группировки.
— А две последние группы кто такие?
— А ты и в самом деле городской мальчик. Я думала пошутить, а это правда. Ты две звезды унасекомил. Одни Митяйские, вторые Смирновские. Рейнджеры! Полные отморозки, с обоих сторон. Что теперь будет!
— Мне их бояться надо? — пора впустую болтать. Если появилась возможность некоторое время вдумчиво помародерить, то следует немедленно этим заняться. — собирай трофеи!
— Я одна? А помочь девушке, — она дернула плечом, на этот раз без игры, что выглядело привлекательнее, чем ее прежние кривляния.
— Я посторожу, у вас тут принято со спины подкрадываться. Не теряй время. Или жмуриков боишься?
— На понт не бери, начальник!
— Тогда шустрее лапками шевели, сам я в это время подобрал карабин и конфисковал четыре снаряженные обоймы. Сразу стало спокойнее.
— Зовут то тебя как, чудо?
— Меня не зовут, я сама прихожу, если захочу.
— Имя хоть есть у тебя?
— А тебе зачем?
— Как знаешь…А кто твои друзья? — я кивнул на первых аборигенов, пострадавших от моего визита.
— Крысы, они под Смирновым ходят.
— А ты с напарником Митяйская?
— Нет, мы Кроты, сами по себе, нас не трогают. А этот вообще с Крыма.
— А каратель кто такой?
— Каратель? Ни разу не слышала, — она не лжет, к сожалению. Поймал бы этого трущебного снайпера, еще раз прибил бы, на этот раз особо болезненным способом. За кого меня принял убитый стрелком пленник? Меня, в маске, в очках и надвинутой на лицо кепкой. Моя одежда свободная, скрывает особенности телодвижения. Единственный демаскирующий признак походка и общая моторика. Даже обычный обыватель способен узнать другого человека со спины. Что уж говорить от госте с юга, имевшего дела в Сахаре. Я в горячке боя снял контроль над движениями и шел к пленнику своей обычной походкой. Или что вероятнее, убитый сбежал в Москву и подумал, что его выследила организация, исполнителей которой называют «карателями». Преступники любят громкие названия. Ассасины, чистильщики, киллеры, ликвидаторы, каратели.
— А он к кому приехал?
— Я его вообще не знаю. Но слышала у Митяйскиие с Мишей Симферопольским скентовались. Может он по этому делу. Делить как будет? — она показала на растущую кучу трофеев.
— Телефоны рации, все мои, патроны тоже. Ножи я сам выберу. Остальное по понятиям. Знаешь как?
— Не обижай, начальник! Я тут все знаю!
— Не дуйся, Чудо! Шевелись.
— Я не Чудо!
— Мне без разницы.
— Готово! — она показала на трофеи разбитые на две неравные кучи. На моей стороне лежали телефоны, три рации, кучка золотых и серебряных цепочек и звеньев от цепей. Зато ее улов больше напоминал настоящую свалку. Сюда попали все доспехи, каски, обувь, более- менее чистая одежда. Ножи она сложила отдельно, помня о моем условии. На лице я не увидел следов обмана. Поделила честно.
— Чудо, ты как все унесешь?
— Дай мне в долю две рации и телефон.
— Можно я наших вызову? — предательства внамерениях нет, поэтому киваю. Онаберет самый совоеменный телефон из имеющегося барахла, косясь на меня взглядом. Я с усмешкой киваю. Надо же. Я в маске и в очках, а она прекрасно распознала усмешку.
— Малек, это я. Все нормально живая. Собирай наших. Берите мешки, и бегом сюда. Нет никого. Чисто. Где, где! Умерли все!
— эй, Чудо, а что здесь телефон не блокируется если хозяин поменялся?
— А зачем, кидай цапки на счет и разговаривай.
— Покажи, как цепки кидать и счет проверить.
Она продемонстрировала как проверить баланс.
— Цепки только у менял в лавке.
— А телефоны не блокируют, когда узнают, что хозяева… умерли.
— Конечно нет! Чтобы зарегистрировать телефон в городе надо кучу золота отвалить или органами рассчитаться. И не спалиться.
— Тогда в темпе проверь балансы, — мои пляски со сканированием пальцев первых трех встреченных в Сахаре аборигенов оказались перестраховкой. Оказывается те не такие уж и бомжы были. Телефон здесь роскошь.
— Что проверить?
— Цепки на них есть? Если нет выписывай номер. Все трубы заворачивай в фольгу.
— Какой-то ты мутный мальчик. Все у тебя не как у всех.
— Ты даже не представляешь как.
В это время, воровато озираясь по сторонам, подошли девять детей от десяти до четырнадцати лет. Трое девочек и шесть мальчиков. Чумазые и оборванные они испуганно, но в тоже время с восторгом оглядывали место боя.
— Хабар, в мешки и в нору! — отдала команду Чудо.
Я убрал свертки фольги в один из своих рюкзаков. Они вместе с самокатом так и лежали на земле, дожидаясь меня. Три ножа и пистолет поместились в другом. Карабин пришлось вместе с патронами отдать Чуду. Мне его некуда девать.
— Слышишь, Чудо, надеюсь глупостей не наделаешь.
— Глупые здесь долго не живут.
Подумав, я достал из рюкзака обратно пистолет и две обоймы.
— Держи, если понадобится, возьму взаймы.
Ребятня с восторгом смотрела на оружие, а в глазах девушки, в первый раз появилось, что-то, похожее на благодарность. За спасение жизни благодарности я не дождался, а вот за пистолетик… Опять загадочная женская душа.