– Бегал бы, – согласился я. – Но я все-таки занимался и делами!
– Кстати, – сказал он, глаза посуровели. – Поговорим о делах. Поползли слухи, что вы, сэр Ричард, собрали огромное войско у подножья Хребта… Что намереваетесь с ним делать?
Огонь в переносном светильнике в углу балкона полыхает так ярко, что лицо инквизитора то высвечивается необыкновенно резко и четко, то с порывом ветра уходит в полутень, когда вижу как бы резкий набросок углем лица человека решительного и бескомпромиссного.
Я постарался оттеснить пылающий образ Лоралеи чуть в сторону, перекрестился и сказал с привычным лицемерием политика:
– Во славу Господа!.. На той стороне Хребта нечестивый король Кейдан правит таким же нечестивым королевством Сен-Мари. Я там был, у меня там даже большой участок в окрестностях города Тараскон. В личном пользовании, а права собственности там священны. Даже верховный лорд не может отобрать… да что там лорд, король не сможет! Знаете, как родилась поговорка «Есть еще судьи в нашем королевстве»?
– Нет, – спросил он настороженно, – но, если не увиливаете от прямого вопроса, расскажите.
– История любопытная, – начал рассказывать я. – Прусский король Фридрих Великий задумал построить в живописном потсдамском парке дворец Сан-Суси, но ему мешала выстроенная ранее там мельница. Мельник, простой мужик, отказался ее снести и подал на короля в суд, который и выиграл.
Он сказал все еще настороженно:
– Очень хорошо. Перед Господом все равны, хорошо бы, чтобы все суды это поняли. А что здесь нечестивого?
– Это как раз хорошо, – согласился я, – но там в терпимости и толерантности зашли, на мой взгляд, далековато.
– В чем именно?
– Все люди рождаются свободными, – сказал я, – и права у них одинаковые. Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был сеньором?.. Но что вы скажете насчет равных прав на поклонение своим богам, на все ереси, на черные мессы…
Он отшатнулся в отвращении.
– Этого не может быть!
– Это есть, – сказал я твердо. – По ту сторону Хребта. Я все это видел, отец Дитрих. С одной черной мессы едва унес ноги. Кроме того наблюдал, как люди вполне уживаются с троллями. Сам не видел, но говорят, у троллей свои храмы, где они приносят жертвы своему жуткому богу…
– Этого не может быть, – повторил он уже медленно. Щеки залила смертельная бледность. – Так во всем королевстве?
– Где-то лучше, – ответил я, – а где-то и хуже, чем вот я сказал.
– Даже хуже?
– Увы, да. И что теперь?
Он вскочил, огромная черная тень метнулась по стене, отец Дитрих взволнованно заходил взад-вперед по комнате.
– Для этого, – спросил он быстро, – вы и собрали войско?
– Да, – ответил я, не моргнув глазом. – Надо выжечь очаги неверия, разрушить чужие храмы и утвердить святое распятие над развалинами неправильной религии!.. А они все неправильные, раз не наши. Вообще-то это наш святой долг, к которому, кстати, подталкивает и необходимость.
– Да-да, сын мой!.. Ты – настоящий сын церкви!
Я умолчал, что имею в виду совсем не ту необходимость, о которой думает он, пояснил:
– Сейчас готовлюсь открыть Тоннель под Хребтом… не помню, говорил ли вам о нем… во всяком случае, со всех брал клятву молчать… Как вы понимаете, если Тоннель открыть, но не обезопасить, нечестивое воинство короля Кейдана тут же хлынет в наши святые… ну, пусть не совсем святые, но все же благочестивые земли. Тут даже люди попадаются благочестивые, да. Потому, отец Дитрих, вам придется оставить приятное развлечение, я имею в виду допросы и затопление ведьм…
Он поморщился.
– Что вы мне все тычете этих ведьм? Вы же знаете, молодых ведьм не бывает, а вот к старости большинство женщин ими становятся! Думаете, приятно возиться со злобными старухами?
– Молодых не бывает? – удивился я. – А я слышал…
Он отмахнулся.
– Слухи. Басни. Легенды. Мужские мечты… так что вы хотите от меня?
– Я сказал, – повторил я, – что вам надо бы на время оставить допросы и сжигание ведьм, а нужно поработать над воинским духом вторгателей.
– Вторгателей?
Я развел руками.
– Лучшая защита – нападение. Мы поднимем святое знамя защитников истинной веры, все остальные – неистинные, и первыми пройдем через Тоннель. На той стороне расположимся в герцогстве Брабант, оно контролирует участок земли с подступами к Тоннелю. Герцог Брабантский, напоминаю, мой отец. Для вас, святой отец, работы будет невпроворот…
Он сказал взволнованно:
– Да-да, если там такое творится…
– И не только, – добавил я.
– А что еще?
– Герцогство Брабантское хоть и почище остального королевства, но тоже уступает в христианском рвении людям Армландии.
Из слабо освещенной комнаты бесшумно вынырнул слуга с медным кувшином. Осторожно и опасливо обойдя спящего Пса, нацелился взглядом на опустевшие кубки, однако отец Дитрих нетерпеливым жестом отослал прочь. Лицо его из озабоченного и взволнованного становилось рассерженным.
– Как можно такое?
Я развел руками, чувствуя себя виноватым, что в мире не все идет гладко.
– Да. Хотелось бы, чтобы вера Христа, поправ язычество и утвердившись, цвела и развивалась… как оно и должно. Но почему бывает так, что люди от хорошего обращаются к плохому, не знаю. Что-то в нас самих есть такое… Даже эдакое.
Он тяжело вздохнул.
– Сын мой, ты уже привык, но скажу тебе, что для Зорра даже ваша Армландия – страна порока и разврата. А уж что ждет по ту сторону Хребта… если верить тебе, а не верить нет оснований, меня ужасает и наполняет великой скорбью. Боюсь, придется привлечь намного больше проповедников, чем у нас есть!
– Привлекайте, – сказал я решительно. – Мы должны нести слово Христа в массы. И высокую культуру на лезвиях наших острых мечей.
Он кивнул, лицо медленно принимало деловое выражение.
– Уже привлекаю. Я просил Ватикан прислать мне носителей слова Божьего как можно больше. Даже не из Ватикана, а из земель поближе.
– Ого, – сказал я пораженно, – я ж вам вроде бы не говорил про Тоннель!
– Говорили или нет, – ответил он отстраненно, – не это неважно. Инквизиция должна везде иметь свои уши, сэр Ричард, уж не обижайтесь. Главное, чтобы не нам навязывали свой образ жизни и свой строй мыслей, а мы.
– Потому что с нами Бог, – сказал я.
– Истинно, – ответил он и перекрестился.
Пламя светильника перестало метаться, отец Дитрих вернулся к столу и тяжело сел на стул. Взгляд его снова стал строг и взыскующ. Я в ответ растянул губы в примирительной улыбке.
– Да, понимаю. В конце концов, работаем на одну цель.
Над миром царила бархатная ночь, серебряный диск величаво выплыл из-за края земли и как пузырек воздуха в плотной воде неспешно поднялся в зенит. Мы с отцом Дитрихом утрясли основные задачи, я вежливо проводил его до выхода из донжона, что уже не донжон, а дворец, а когда вернулся в покои, снова стало трудно дышать, сердце всколотилось, как бешеное.
